Герберт Уэллс - Самовластие мистера Парэма

Он был поразительно, неистово вынослив. «В этом мире, — говаривал он, — выживают самые выносливые». И презирал пресные игры хилого племени горожан. В деревне при всяком удобном случае он неистово и со злостью рубил деревья или гонялся за ошалевшими от изумления кроткими и жирными коровами и, точно ковбой, валил их наземь. В городе он бегал вверх и вниз по черным лестницам высоких домов, боксировал, работал электрической дрелью, перекапывал или заново мостил задние дворы. Электрическая дрель бесила соседей и создавала враждебное окружение, что шло генералу на пользу, ибо не позволяло ему размякнуть. В этих случаях он одевался легко и выставлял напоказ и проветривал широченную волосатую грудь.

Чем дальше, тем больше логика всей деятельности Верховного лорда побуждала его уважать своего героического соратника и полагаться на него, но ни за какие блага мира не согласился бы он стать на него похожим.

С самого начала генерал Джерсон не просто советовал, но чуть ли не приказывал.

— Вам надо бы сделать то-то и то-то, — говорил он обычно и коротко добавлял: — От вас этого ждут.

И Верховный лорд всякий раз убеждался в его правоте.

Так, например, именно поведение и тон генерала Джерсона помогли ему понять, что следует бесстрашно принимать различные новые остроумные и грозные изобретения, которые накапливаются ради того, чтобы обеспечить безопасность империи. Верховный лорд был не робкого десятка. Но, если бы не Джерсон, он, пожалуй, не стал бы тратить на все это свое время и нервы. Джерсон был неумолим. И тот, кто правит подобными Джерсонами, тоже должен быть неумолим. Без неумолимости нет величия. Хорошо, когда тебе не дают об этом забывать. Временами Верховный лорд ловил себя на том, что поддерживает собственную решимость, разговаривая сам с собой на старый, парэмовский лад: «Это мой долг перед самим собой и перед всем миром».

Итак, вцепившись в ручки кресла, сохраняя на лице полнейшее спокойствие, он делал мертвую петлю над Лондоном. Он надевал странные, уродливые противогазы и входил в наполненные отвратительными газами камеры, где булавочный прокол в маске повлек бы за собою мгновенную смерть. Обидно, что никто не мог видеть его бесстрашного лица, слабым душам было бы весьма полезно убедиться в его невозмутимости. Ему приходилось волей-неволей смотреть, как мучаются и гибнут кошки, овцы, собаки, отравленные газом, таинственным сокровищем джерсонского департамента, тем самым газом Л, о котором говорил Кемелфорд и от которого пока не существовало противоядия. Газ убивал в каких-нибудь две-три минуты, но успевал, видимо, причинить жесточайшие страдания. Смерть эта, очевидно, была нестерпимой пыткой, — если только считать, что поведение животных выражает то, что они чувствуют. «Это мой долг», — повторял он, ибо не чужд был сострадания.

— Этот газ мы пустим в ход лишь в случае самой крайней необходимости.

— Война и есть крайняя необходимость, — отозвался Джерсон и удовлетворенно вздохнул, глядя, как перестала корчиться и замерла последняя жертва.

Верховный лорд не ответил, его отчаянно мутило. Как видно, он унаследовал желудок мистера Парэма я очень часто, проявляя чудеса храбрости, чувствовал, что его мутит. Несколько часов он обливался холодным потом в глубине Солента и со скоростью двадцать миль в час мчался в тряском, подпрыгивающем танке по холмам и оврагам Лисе Форест, и в обоих случаях это было тяжким испытанием. Он надевал защитные очки и, нажимая кнопку, стрелял из огромных, оглушительно грохочущих пушек, он промок насквозь, несясь со скоростью сорока миль в час по Ла-Маншу навстречу жестокому зюйд-весту на новом корабле, который представлял собою, в сущности, гигантскую торпеду, и в этот раз его просто вывернуло наизнанку.

— Нельсону выпала та же участь, — сказал он, сходя на берег, торжествующий, но позеленевший и совершенно опустошенный. — Хоть желудок и изменял ему, зато сердце было на месте…

6. Логика войны

Не раз Верховный лорд обсуждал с Джерсоном проблему газа. Он не желал, чтобы газ пускали в ход, но в то же время логика войны требовала от него уверенности, что он владеет достаточными запасами. Угроза Кемелфорда прекратить поставки сырья не давала ему покоя ни днем, ни ночью. А Джерсон был знаток отравляющих веществ.

Верховный лорд полагал, что война должна быть величественной. Войны — это заглавные литеры, которыми украшены страницы истории. Твердая поступь пехоты, воодушевляющий цокот и топот кавалерии, все покрывающий гром орудий — вот музыка, под которую шагает история с тех самых пор, как она достойна называться историей, и Верховный лорд хотел, чтобы она по-прежнему маршировала под ту же старую музыку. Он почувствовал, что иные из новых машин и новых методов ведения войны отличаются жестокостью и нетерпимостью научного тезиса; они лишают ее одухотворенности; делают неразборчивой; ради пытливости и упорства, этих добродетелей науки, они сводят на нет героизм. В решающий час люди устремятся вперед не в порыве отваги, а увлекаемые поневоле гигантским военным механизмом. Верховный лорд с радостью подписался бы под любым соглашением, запрещающим аэропланы, подводные лодки и ядовитые газы, как были уже запрещены бактерии и разрывные пули. Но Джерсон и слышать не хотел ни о каких ограничениях.

— Война есть война, — говорил он, — и надо пользоваться тем, что верней всего убьет и сломит дух врага.

— Но бомбардировать города! Отравлять гражданское население! Газ ведь убивает всех подряд.

— А какое у них право оставаться гражданским населением? — возразил Джерсон. — Скорее всего, уклоняются от мобилизации или что-нибудь в этом роде. В будущей войне не должно быть никакого гражданского населения. К газу несправедливы, все против него. А если хотите знать, он совершенствует войну. Люди уже не надеются, что где-то там, в тылу, можно отсидеться. Как это поют черномазые?

Бомбы рвутся со всех сторон,И желтый газ настигает беднягу Джо…

Отступать будет некуда, так поневоле полезут в драку.

— В сущности… в Женеве мы обязались не прибегать к ядовитым газам.

— Что значит «в сущности»? Если уж на то пошло, пактом Келлога и тому подобным вздором мы обязались не прибегать к войне. Но это ничуть не мешает всем европейским государствам, да и Вашингтону, пополнять запасы газа, и фабрики у всех работают день и ночь. Нет уж. Ради пропаганды вы можете начать войну, как джентльмен, по всем правилам хорошего тона, но дайте только ей разгореться! Тут уж вам будет не до благородства. Тут вы начнете царапаться и кусаться. Дойдет дело и до химии, вот помяните мое слово.