Кир Булычев - Похищение Тесея

— Да, да, ослиные уши, — сказала Кора. — Можно задать вам вопрос? — Всегда готовы ответить, госпожа. — Тогда объясните мне, почему вы тратите столько времени для выяснения проблемы, кто чей отец, кто с кем спал, кто к кому залез в постель. Только об этом и говорите.

— Шутит, — сказал возница, обернувшись к госпоже Харикло. — Конечно, богиня шутит. — А если не шучу? — спросила Кора построже. — А куда деваться простому человеку? — вопросом на вопрос ответила Харикло. — Я же должна выяснить, кого обидела, а кто меня обидел, с кем поссориться можно, а кого лучше обойти стороной, иначе и костей не соберешь.

— У нас в деревне был случай, — заметил старый сатир. — Одна женщина увидела, как гусыня снесла яйцо. Гусыня была ничья, так, просто гусыня. Принесла она яйцо домой, и что же вы думаете? — В яйце был зародыш кого-то еще? — ахнула Кора. — Ничего подобного, яйцо было нормальное, свежее яйцо, только что снесенное. Но гусыня, как узнала, что случилось с ее яйцом, кинулась к своим родственникам. А оказывается, ее отдаленным троюродным дедушкой был тот самый лебедь. — Тот самый лебедь, — вторила Харикло. — Тот самый, который изнасиловал Леду! — То есть изнасиловал, конечно, Зевс, — поправила Харикло, — но он принял вид настоящего лебедя, который на самом деле был гусем…

— Потому что в то время все были гусями, включая лебедей, — пояснила Харикло.

— А этот гусь долгое время жил в доме Прекрасной Елены, когда та была еще девочкой… Так вот эта гусыня пожаловалась Леде, Леда пожаловалась своему брату Кастору, Кастор прискакал и отрубил голову несчастной женщине.

-И я ее знала, — вздохнула Харикло. — Чудесная женщина! А какие пироги пекла! — Но его наказали? — воскликнула Кора. — За что? За то, что он вступился за родственницу, у которой съели еще не родившегося ребенка? Они замолчали. Потом сатир предположил:

— Не иначе как Перифет кого-то убил своей железной дубиной. У него она такая… — Быка убивает.

— Он, может быть, не одного человека убил, а целый караван уничтожил.

— Значит, — сказала Харикло, — напился душегуб человеческой кровушки и дрыхнет.

— И что из этого следует, госпожа? — спросил сатир так, словно знал ответ. Харикло обратилась к Коре.

— Великая богиня, — сказала она, — вас, может быть, и не интересуют наши мелкие дрязги и наши земные хитрости. Но нам надо выжить, нам надо кушать и рожать себе подобных.

Сатир почему-то захихикал, и Харикло погрозила ему внушительным загорелым кулаком.

— Эта дорога нам отлично известна. Мы знаем, за каким поворотом можно встретить дракона или пещерного медведя, за каким камнем с двух до пяти таятся разбойники, когда и как поджидают своих жертв Перифет или Синие. И мы подгадываем наше путешествие к их привычкам и слабостям. Если разбойники дежурят с двух до пяти, то опытный купец пройдет опасную поляну в половине шестого.

— Вы хотите сказать, уважаемая Харикло, — сказала Кора, — что мимо разбойника Перифета лучше проходить, когда он уже кого-то убил и ограбил?

— Вот именно. И не будем терять времени даром. Будем надеяться, что в случае смертельной опасности великая богиня Кора нас защитит и спрячет в темных пропастях Аида. Но не навечно, а пока не минет опасность.

С этими словами Харикло склонилась до земли перед Корой, а сатир бухнулся в ноги и при этом нечаянно обнажился его зад, — зад был покрыт густой шерстью, и из него торчал короткий козлиный хвост.

— Прикройся, дурак, — прикрикнула Харикло и вспрыгнула на повозку. Сатир бежал рядом, Кора шла сбоку. Перевалив через пригорок, они оказались над широкой низиной, которую занимала старая роща, с гигантскими, под самое небо, деревьями грецких орехов. Роща проглядывалась далеко вперед, и потому они сразу увидели человека, лежавшего в тени грецкого ореха. Лежал он навзничь, раскинув руки, и его пальцы правой руки омывал быстрый ручеек, на другом берегу которого сидела обнаженная девица.

— Осторожнее, фавн, — приказала Харикло. — Странно это…

— У меня лесное зрение, хозяйка, — ответил возница. — Скажу вам, что у ручья сидит наяда, я ее знаю в лицо, даже как-то с ней целовался. Она живет в том ручье.

— Никое, ты идиот! — рассердилась Харикло. — Скажи, кто там мертвый лежит у ручья?

— Разбойник Перифет, и в том нет никакого сомнения.

— Как так разбойник Перифет? Я не верю своим глазам. — Да я эту толстую свинью уже лет сто знаю!

— Может, он лежит потому, что напился коринфского вина и наслаждается покоем?

— А почему вода в ручье стала красной — неужели бурдюк разрезан?

— Это не бурдюк, а брюхо разбойника. Сатир принялся подгонять мула, тот легко побежал вниз по склону; наяда, которая сидела у ручья, поднялась при их приближении и громко закричала:

— Злодейство, злодейство! Гнусное злодейство! Предательски убит и скончался в муках справедливый защитник бедных путников, мужественный борец за права малых народов Перифет Благородный! О Боги, спасите человечество, которое подвергается таким мучениям!

Наяда была прехорошенькая. Длиннющие темные волосы служили ей как бы видимостью платья.

— Вы же сказали, что Перифет был разбойником, — удивилась Кора.

— Разумеется. И одним из самых подлых на свете, — согласился сатир.

— Неправда! — закричала снизу наяда. — Вы его не знаете! Он так меня любил! — Его называли еще Корунет, что значит… — Человек-дубина, — подсказала Кора. — Он выскакивал из-за дерева на путника и забивал его дубиной насмерть.

— А вы видели, вы видели, вы видели? — возмущалась наяда.

— Кто видел, — сказал фавн, — тот нам ничего не расскажет.

— Как же это произошло, милая девушка? — спросила Кора, подходя к ручью и останавливаясь на мостике в том месте, где он пересекал дорогу.

— Ой, я не переживу, не переживу! — причитала наяда. — Он поджидал меня на этом мостике. Я бежала к нему, просветленная от близкой встречи, готовая отдать ему самое дорогое, что есть у каждой из нас, — девичий стыд.

— А кому ты его не отдавала? — удивился фавн Никое. — Я тебя помню лет восемьдесят, как ты стала наядой этого ручья.

— Молчи, грубиян! — возмутилась наяда. — Тебя там не было.

— Видишь, забыла, крошка, — засмеялся фавн. — Лет пятьдесят назад мы с тобой резвились в тех вон кустах, которые превратились в каштановую рощу. Наяда поглядела в ту сторону, но ничего не вспомнила. — Они как ветер, — сказала Харикло, — наяды, нимфы, нереиды… Они помнят лишь вчерашний день и удовольствия нынешнего вечера.

Кора разглядывала гигантского мускулистого разбойника. Череп его был проломлен, лицо изуродовано. — Чем его так?

— Я все видела! — сообщила наяда. — Это сделал Тесей. Этот мерзавец Тесей. Из Трезена, внук тамошнего Питфея. Он шел в Афины совершать подвиги. Такой противный, вы не представляете! А мой миленький Перифет увидел его и, как всегда, вежливо спрашивает, ты куда направляешь свой путь, о добрый чужестранец…