Тесс Герритсен - Химера
Один из пузырьков скользнул по бетону и ударился о резиновый сапог Джека. Он нагнулся, чтобы коснуться его рукой в перчатке. Помощники Романа резко оттащили его от стола.
– Уберите его отсюда! – приказал Роман. – Выведите его из помещения!
Ассистенты потащили Джека к двери. Он сопротивлялся, отталкивая руки в перчатках, которые теперь сжимали его плечо. Один из помощников, потеряв равновесие, задел и опрокинул поддон с хирургическими инструментами, а потом растянулся на полу, скользком от пузырьков и крови.
Второй помощник выкрутил воздушный шланг Джека из воздуховода и зажал его в руке.
– Советую вам пойти с нами, доктор Маккаллум, – сказал он. – Пока у вас еще есть воздух.
– Мой скафандр! Боже, он порвался!
Это был человек, опрокинувший поддон с инструментами. Он с ужасом смотрел на пятисантиметровую дыру на рукаве своего костюма, покрытом кровью и слизью из тела Мерсера.
– Рукав промок. Я чувствую влагу. Мой внутренний рукав промок…
– Быстро! – рявкнул Роман. – Немедленная дезинфекция!
Помощник отключил свой скафандр от воздуховода и помчался прочь из помещения. Джек последовал за ним в воздушный шлюз, затем оба шагнули в дезинфекционный душ. Сначала хлынула вода, словно ливень ударяя по плечам. А потом начался дезинфекционный душ в виде потока зеленой жидкости, который с шумом разбивался о пластиковые шлемы.
Когда душ прекратился, они прошли через следующую дверь и стянули скафандры. Помощник немедленно снял с себя уже мокрый хирургический костюм и сунул руку под струю воды, чтобы смыть все, что просочилось сквозь рукав.
– Есть какие-нибудь нарушения целостности кожи? – спросил Джек. – Порезы, заусеницы?
– Дочкина кошка вчера вечером оцарапала меня.
Посмотрев на его руку, Джек заметил следы кошачьих когтей – три царапины на внутренней стороне руки. Той же руки, на которой порвался рукав. Он посмотрел в глаза помощнику и увидел там страх.
– Что теперь? – спросил Джек.
– Карантин. Меня изолируют. Черт…
– Я уже понял, что это не Марбург, – проговорил Джек.
Мужчина глубоко вздохнул:
– Нет, не Марбург.
– Тогда что это? Расскажите мне, с чем мы имеем дело, – попросил Джек.
Вцепившись обеими руками в края раковины, мужчина наблюдал, как в водостоке исчезает вода.
– Мы не знаем, – тихо признался он.
17
Салливан Оби мчался на «харлее» по Марсу.
В полночь, когда на небе сияла полная луна и перед ним простиралась рябая поверхность пустыни, Салливан представлял, что его волосы развевает марсианский ветер и красная марсианская пыль разлетается из-под колес его мотоцикла. Это давняя фантазия из детства, из тех дней, когда не по годам развитые братья Оби запускали самодельные ракеты, мастерили из картона космические корабли и носили скафандры из мятой фольги. Из тех дней, когда они с Горди были уверены, точно знали, что их будущее связано с небом.
«И вот куда привели эти великие мечты, – пронеслось в голове у Салливана. – Накачавшись текилой, ношусь по пустыне». Другой возможности попасть на Марс или на Луну у него нет. Вряд ли у него получится даже оторваться от этой чертовой стартовой площадки, наверняка он мгновенно разлетится на мелкие кусочки. Быстрая, красивая смерть. Черт возьми, это лучше, чем умереть от рака в семьдесят пять.
Резко затормозив – так, что его мотоцикл поднял клубы пыли, – Салливан пристально посмотрел на «Апогей II», стоявший вдали, за песчаными барханами, залитыми лунным светом, он блестел, словно полоска серебра с направленным к звездам носовым обтекателем. Вчера они перевезли его на стартовую площадку. Неторопливая праздничная процессия – десяток сотрудников «Апогея», сопровождавших грузовик с платформой по пустыне, изо всех сил жали на клаксоны и барабанили по крышам автомобилей. Когда корабль занял нужное положение и на него устремились сощуренные от солнца взгляды, вдруг наступила тишина. Все знали, что это последний шанс. Через три недели, когда «Апогей II» стартует, он унесет с собой все их надежды и мечты.
«И мою жалкую тушу», – подумал Салливан.
Понимая, что он, возможно, глядит на свой будущий гроб, Салливан вздрогнул. Он завел «харлей» и с ревом понесся обратно на дорогу, подпрыгивая на дюнах и перелетая через ямы. Он мчался как угорелый, подгоняемый текилой и внезапной непоколебимой уверенностью, что он уже мертвец. Что через три недели корабль умчит его в небытие. До этого момента ничто не сможет тронуть или ранить его.
Перспектива смерти сделала его неуязвимым.
Салливан ускорил ход, летя по суровому лунному ландшафту своих мальчишеских фантазий. «Вот я еду на луноходе, мчусь через Море Покоя. Въезжаю на лунный холм. Взлетаю и мягко приземляюсь…»
Он почувствовал, что земля уходит из-под его колес. Почувствовал, что летит куда-то, – «харлей» рокочет под ним, а луна светит прямо в глаза. Он все еще парит. Далеко ли? Высоко ли?
Удар о землю был таким сильным, что Салливан, не справившись с управлением, отлетел в сторону, а «харлей» рухнул на него сверху. Некоторое время Салливан потрясенно лежал на земле, зажатый между мотоциклом и плоским камнем. «Чертовски дурацкая поза», – подумал он.
Затем на него обрушилась боль. Сильная и мучительная, словно его бедра превратились в осколки.
Издав крик, Салливан перевернулся на спину, лицом к небу. Луна продолжала светить, посмеиваясь над ним.
– Тазовые кости сломаны в трех местах, – сообщила Бриджит. – Прошлой ночью врачи наложили гипс. Сказали, что он будет прикован к койке по крайней мере шесть недель.
Касперу Малхолланду показалось, что его мечты лопаются, словно воздушные шарики.
– Шесть… недель?!
– А потом ему предстоит курс реабилитации, это еще три или четыре месяца.
– Четыре месяца?!
– Ради всего святого, Каспер. Скажи что-нибудь пооригинальней.
– Мы пропали.
Он ударил ладонью по лбу, словно наказывая себя за дерзкие мечты о том, что у них все получится. Над «Апогеем» довлеет какое-то проклятие – оно вставляет палки в колеса, стоит лишь достигнуть финишной черты. Из-за него взрывались их ракеты. Сгорел дотла первый офис. А теперь оно вывело из строя единственного пилота.
Он мерил шагами приемную, думая: «Нам никогда не повезет». Они вложили в проект все свои сбережения, хорошую репутацию и тринадцать лет жизни. Господь подает им знак, что стоит отказаться от затеи. Сократить потери еще до того, как случится что-нибудь по-настоящему страшное.
– Он был пьян, – добавила Бриджит.
Каспер замер и обернулся к ней. Она стояла, сурово скрестив руки; ее рыжие волосы казались нимбом мстительного ангела.
– Так сказали врачи, – пояснила она. – Уровень алкоголя в крови – ноль девятнадцать. Он был пропитан алкоголем, как селедка солью. Это не просто обычное невезение. Это наш дорогой Салли снова облажался. Единственное утешение, что ближайшие шесть недель он проведет с трубкой в члене.
Не говоря ни слова, Каспер вышел из приемной, прошел по коридору и вошел в палату Салливана.
– Идиот, – сказал он.
Салли посмотрел на него стеклянными от морфия глазами:
– Спасибо за сочувствие.
– Ты не заслуживаешь сочувствия. До запуска три недели, а ты в пустыне откалываешь номера в духе Чака Йегера.[37] Что ж ты остановился на полпути? Размозжил бы себе башку. Черт, это бы ничего не изменило!
Салли закрыл глаза:
– Прости.
– Ты только и делаешь, что просишь прощения.
– Я все испортил, я знаю…
– Ты пообещал управляемый полет. Это не моя идея, а твоя. Теперь они ждут. Им это понравилось. Когда последний раз инвесторам нравилась наша затея? Все могло бы измениться. Если бы ты не взялся за бутылку…
– Мне стало страшно.
Салли говорил очень тихо, и Каспер решил, что он ослышался.
– Что? – переспросил он.
– Ну, насчет запуска. У меня было… плохое предчувствие.
Плохое предчувствие. Каспер медленно опустился на стоявший рядом стул, и весь его гнев мгновенно испарился. Страх – чувство, в котором человек признается неохотно. То, что Салли, регулярно навлекавший на них беды, признался в собственном страхе, потрясло Каспера.
Он проникся к нему сочувствием.
– Для запуска я вам не нужен, – сказал Салли.
– Ожидалось, что в кабине будет пилот.
– Ты можешь посадить на мое место чертову мартышку, и они ничего не заметят. Кораблю не нужен пилот. Ты можешь передать все команды с Земли.
Каспер вздохнул. Теперь выбора нет: это будет непилотируемый полет. Конечно, у них есть серьезное оправдание, но примут ли его инвесторы? Или решат, что программа «Апогей» скисла, что им не хватает уверенности и они не хотят рисковать человеческой жизнью?
– Думаю, я струсил, – тихо признался Салли. – Очень хотелось выпить прошлой ночью. Не смог остановиться…
Каспер понимал страх напарника, а еще то, что одно поражение неумолимо приводит к другому и так далее, пока не поймешь: ты полный неудачник. Неудивительно, что Салли испугался, ведь он перестал верить в мечту. В «Апогей». Возможно, они все перестали.
