Ольга Макарова - Б.В.Г

— Я тоже ощутила что-то такое… — медленно произнесла Рон. — Это несоответствие, это… напряжение какое-то… Мне очень знакомо, ведь твой отец тоже не был человеком…

— Зачем ты спрашиваешь, Творец? — резко вмешался Нефью. — Ты сам все знаешь!

— Верно… — выдохнул Дар. И вдруг встрепенулся и сжал кулаки. — Я знаю. Я убил их, потому что они уже были мертвы. Я не достучался до них, потому что уже не до кого было. У них не было души, не было разума — только оболочка. Только тело.

Повисла тяжелая мрачная тишина. И ее вновь нарушил голос Дара, который, казалось, заставлял дрожать воздух…

— Мама… Я знаю, почему ты сравнила с отцом… Тот, кого ты помнишь как Влада — оболочка, всего лишь мертвая оболочка. Отец убил его душу, уничтожил ее, присоединил к своей, и занял тело. Ты чувствовала это, чувствовала!.. — казалось, каждое слово сына отнимает у Рон силы. Она становилась все бледнее, и отражавшийся на лице испуг давно перерос в ужас. — Но был еще один… Тот, кого ты любила. Тот, кто был живым. Человек, в котором боролись две души. Денис. Мой настоящий отец!

Это прозвучало настолько страшно, словно Дар зачитал кому-то смертный приговор… Рон почувствовала, будто в душе что-то с треском ломается, какая-то из основ, заставляя все конструкции проседать и рушиться… У нее все померкло перед глазами — милостливое сознание пыталось увести ее от кошмара, но Рон, дочь времени Закрытых Небес, не станет падать в обморок, как не знавшая войны девчонка.

Рон тяжело опустилась на одно колено и, зажмурившись, закрыла лицо руками.

— Мама!.. Прости, прости, пожалуйста… я столько сейчас наговорил… я дурак… — послышался сквозь тьму испуганный голос Дара.

А потом пришло тепло. Нежное и ласковое. Оно прогнало начавшийся было кошмар и вернуло обычный мир, с начинающимся вечером и теплым костром, в котором щелкали порубленные на дрова черные деревья послевоенного леса… Вернуло легко и просто.

Рон открыла глаза. Рядом, опустившись на колени, сидел ее сын, ее маленький Дар. Лицо его хранило выражение детского испуга; кожа стала белой как мел, на висках сквозь эту бледность просвечивали бьющиеся жилки; под глазами темнели круги, точно от невероятной усталости и истощения…

Знала бы Рон, что и у нее самой вид был не лучше… Тем не менее, она совершенно искренне улыбнулась и крепко обняла сына…

Нефью отозвал сестру в сторону и шепнул ей:

— Дар не должен был этого помнить. Он не Наблюдатель…

Рая промолчала.

…Ив помог сестре подняться и заботливо накрыл ее курткой. Суровый вояка долго гладил сестру по волосам и шептал что-то ласковое. В этом странном смятении, в неожиданном порыве он плевал на весь Невидимковский Кодекс… и на свои принципы тоже… Наверное, просто вышел из возраста, когда очень важно из себя что-то строить, что-то себе запрещать и что-то навязывать…

Говорят, самый смелый человек — это тот, кто не боится быть самим собой… И не думает о том, как он смотрится со стороны…

Когда-то Ив завидовал в этом Владу и думал, что никогда ему таким не стать. Судьба же распорядилась иначе, приведя его к этому морю, в этот город, в тот самый день и час…

…Ив не понимал, что же в нем так резко изменилось сегодня. И что же повлияло. Страшные слова Дара… или просто пришло время, само по себе…

Ив чувствовал себя новым. Необычайно живым. Ну, это неудивительно — ведь человек жив, пока развивается, иначе — дай только время — и несложно погибнуть раньше своей оболочки…

…Сон не шел… потому Ив остался стоять на страже. Он погасил костер, чтобы глаза не привыкали к свету и видели сквозь ночной мрак, и всю ночь внимательно следил, чтобы не появились новые «чудища», как называли этих нелюдей спасенные дети. Большую часть ночи он размышлял о миллионе разных вещей, неожиданно ставших важными, но воспитанная многолетней войной привычка не подвела: к утру он подстрелил еще троих тварей…

…Два снегохода с высоты казались парой белых жучков… Светило солнце, и с неба сыпала мелкая снежная пыль, искрящаяся в золотых лучах. В небе висело одно большое неторопливое облако. Лён почему-то с радостью отметил, что оно совсем не похоже на давешнюю Длань…

…Когда отправлялись в путь, небольшая неувязка вышла с местами на снегоходах. Потому решили так: двое в кабине грузового, двое в кузове, двое в кабине Ланцета, а остальные идут пешком. На снегоходах ехали по очереди, меняясь — чтобы не успели устать те, кто шел на своих двоих…

Миху такое построение неожиданно напомнило о танках, которые сопровождала пехота. Он начал было бодро описывать всплывающие в его памяти картины, но потом почувствовал отвращение и к танкам, и к битвам, и к воспоминаниям обо всем этом и замолчал.

…Понурившийся Дар измерял белую пустошь ровным шагом и порой бросал взгляд прямо на солнце… На душе у него было скверно. Да еще дядя Ив с утра высказал, все что думал: и про язык, который как помело, и про «дурь», которая нашла не него вчера… «Мог бы хоть наедине ей все высказать, если ужо заело!.. Лишь бы выпендриться!.. бестолочь мелкая…»

— Вы с корабля? — меж тем спокойно расспрашивал девочек-близняшек Клот. — С Черного Аполлона?

— Да! — удивились Нира и Алла. — А откуда ты знаешь?

— Я много чего знаю, — тихонько засмеялся Клот. — А нам вот как раз нужен корабль, чтобы переплыть море.

— Но Аполлон не плавает! — возразила Нира.

— Ничего страшного, — беззаботно заявил Клот и забавно всплеснул руками. — Мы что-нибудь придумаем!

Лён подскочил как ошпаренный и, лихо спрыгнув с кузова, нагнал Клота и девочек.

— Ты правда знаешь, как сделать, чтобы он поплыл?! — схватил он Наблюдателя за рукав.

— Нет. Знает у нас все Дар. Я только помню, что когда-то ваш Черный Аполлон неплохо плавал…

Лён решительно ничего не понимал и уже начал подозревать, что попал в компанию радиксов. Про них рассказывали некоторые взрослые Приморцы. Так вот, эти шестеро — такие же странные — судя по тем рассказам… Все время говорят загадками, да о своем о чем-то… Тираду Дара Лён тоже слышал вчера краем уха, но ничего не понял… разве только то, что «чудища» все-таки оказались живыми мертвецами, как говорил Александр…

…С исчезновением сына Капитан Лён поднял на уши весь корабль. Захваченный тревогой, он вдруг остро ощутил, насколько дорог ему этот маленький несмышленый человечек…

Поиски результатов не дали, и всю ночь Лён-старший провел без сна, правда испереживавшегося Капитана сморило-таки утреннее солнце, и он беспокойно задремал, уронив голову на руки.