Александр Прокопович - Очередной конец света (сборник)

– Дергай на себя и падай.

Я сделал как говорили. Ухватил книжника за шиворот второй рукой и изо всех сил дернул на себя. Это был самый быстрый способ. Падая, он умудрился захлопнуть дверцу. С другой стороны мобиля раздался такой же лязг – водитель тоже успел. Пассажиры шаттлов не успели понять ничего, когда глухой взрыв потряс лимузин.

Рукописи не горят, иногда они взрываются. Целлюлоза. Достаточно её обработать азотной кислотой и хорошо высушить.

Зря Лафофор так огорчался, что он не первый и даже не второй. Конечно же, он должен быть последним. Вишенка на торте.

– Давайте пройдемся?

С момента покушения прошло уже несколько часов. Моя рука уже снова могла разгибаться и сгибаться почти без боли. И снова было чем дышать. Лафофор весил как небольшая библиотека. Мог бы упасть и где-то рядом, хотя я его сам дергал, сам виноват. Нас было четверо – Лафофор с охранником и мы с Элли.

Люди майора все-таки сработали достаточно хорошо. Зрители, ожидавшие исполнения очередного номера программы, с места преступления не ушли. Майор Манин взял всех. Мне даже показалось, что взяли как-то уж слишком многих всех, но после краткого знакомства с досье арестованных у меня возникло другое чувство. Было в принципе странно, что люди с такими причудливыми биографиями так легко прошли в Павильон.

Мы прогуливались по внешней балюстраде космодрома Мессе. Люблю космодромы – у каждого времени свои границы. Когда-то давно новое начиналось сразу за дверью, за крепостной стеной, на берегу. Сейчас – здесь.

– Знаете, Марк, – Лафофора звездные корабли не вдохновляли, он высматривал что-то в стороне, где, если я ничего не путаю, находилось полицейское управление Павильона. – Вы не поверите, но рукопись, которую взорвали эти клоуны… она уникальна именно в том роде, в котором и были уникальны древние рукописи. Я не копировал и не записывал то, что написал. Уничтожить такое – довольно серьезное преступление. Быть может, худшее.

– А убийство не в счет?

– Не в счет.

Я не стал спорить. Лафофор удовлетворенно улыбнулся и кивнул своему охраннику. Словно в ответ на этот кивок, раздался негромкий хлопок, и над Павильоном расплылось облачко серого дыма. Ветер подхватил его, разорвал в клочья и унес на бескрайние просторы Дорогороима – лужи с амбициями океана.

Вероятно, кто-то выжил. Только не те, кто были задержаны майором и готовились вот-вот покинуть изолятор. И не те, кто ждал взрыва лимузина. И сумасшедший в жилетке на голое тело не выжил точно.

– Разрешите?

Я все никак не мог понять, зачем босоногий буквально впихнул книжнику брошюру, если бы не их затянувшийся торг, я бы не успел ничего заметить, и скоро на лимузине пришлось бы менять заглавную букву.

Даже странно, что Лафофор этого не заметил. Достаточно было просто потрусить брошюру, чтобы из нее выпал сложенный вчетверо лист. Тот самый – красного пластика с черным номером. Номер пять.

Киллер пытался заработать себе дополнительные баллы за артистизм?

– Мне кажется, этот сувенир стоит дороже многих книг.

– Я ваш должник, Марк.

«Фея» мягко оторвалась от космодрома Мессе. Мы летели домой, и Элли была счастлива. Каталог ведьм, который обошелся книжнику Лафофору в пятьдесят миллионов кредитов, томик, который стал причиной смерти человека, выложившего за книгу еще на миллион больше, – украсит ее библиотеку.

Так решил книжник Лафофор. Организаторы ярмарки киллеров ошиблись. Не стоило полагаться на жеребьевку. Целью номер один должен был стать он.

Где-то через час после того, как мы покинули систему Мессе, на связь вышел наместник Императора. Он был счастлив нам сообщить, что спецслужбы уничтожили преступное сообщество, виновное в инциденте во время книжной ярмарки. Надо же, как быстро телохранители Лафофора превратились в спецслужбы, а задержанные и подозреваемые – в виновных.

В качестве особой расположенности при следующем посещении Мессе нам был обещан президентский номер за счет правительства.

Там потолки еще на десять сантиметров выше.

Дипломатический этикет

Весь этот город был одной огромной песочницей. Весь этот материк. Вся эта планета была горой песка, по недоразумению вышедшей на орбиту. Песок был в воздухе, в воде, еде, в местных женщинах и уже даже во мне – полномочном представителе Императора на Эдеме. Довольно забавное название, если учесть, что для полной гармонии тут не хватало только чертей и котлов.

Местным здесь тоже не нравилось, но у них не было выбора. Максимум для местного – стены и крыша, чтобы кондиционер мог работать, и розетка, чтобы подключить все тот же кондиционер и холодильник с местным отвратительным как бы пивом. Единственное достоинство напитка – сразу из холодильника он холодный. Вода вкуснее, а кефир крепче. Дикари. И с этими людьми я должен был подписать договор. О дружбе и сотрудничестве. Император решил, что мы можем им что-то продать. Вероятно, у нас перепроизводство лопаток и ведерок.

Детей здесь не было. То есть, конечно же, были, но, скорее всего, их держали подальше от дипломатов, хотя, немного пообщавшись с местными, – вполне допускаю, что они рождаются сразу с плохим характером, отвратительными зубами и ненавистью к чужакам. Под два метра. Может быть, Император хочет из них набрать пару полков? Большие ребята и очень опасные. Неприятные. Смотрят оценивающе – как бы быстро и легко убить. Говорят, они каннибалы: с учетом того, что, кроме людей, здесь другой живности – днем с огнем, – вполне возможно. А может, это одна из дипломатических легенд? Пока не приехал сюда – думал, что легенда, а встречаешься взглядом с одним из них – начинаешь верить.

Сегодня у меня важный день. Или последний. Если все получится как надо, я подпишу договор, смогу улететь домой и проведу блаженный месяц где-нибудь, где трава, река и земля. Черная, вязкая, с запахом. Потом снова в дорогу. Иногда я перестаю понимать, где я: дома, в очередной командировке или мне снится долгий кошмар. Когда-нибудь я проснусь и окажется, что можно жить не в перерывах между «я приехал» и «пора в дорогу», а просто жить…

Для моего заклятого друга, представителя Алеманской Республики, день подписания договора стал днем казни. Что-то не так пошло в храмовом комплексе – выказал непочтительность к местной святыне.

Трудно представить, чтобы Феликс Гейман был непочтителен. Еще его прадед служил в департаменте внешних сношений, и все Гейманы по мужской линии с детства готовились к одному – быть почтительными и дипломатичными.

Представители местных властей отправили алеманцам ноту протеста, в которой говорилось, что господин Феликс Гейман оскорбил их религиозные чувства.