Борис Крылов - Цвет невидимки

Резкий хлопок вернул его к реальности. Он вздрогнул, чем вызвал у рыжеволосой приступ смеха. Она сделала несколько жадных глотков из банки и отвернулась.

— Куда едем? — спросил Павел.

— Катаемся по городу, Павлик, — ответил громила. — Я люблю просто так кататься по вечерней Москве.

Правду сказал? Неужели произошла одна из тех трагических случайностей, которую ни предугадать, ни предотвратить невозможно? Треп. Полный треп. Какая уж тут случайность! Просто вышли на него не со стороны денег. А если им не деньги нужны, то что? Не с чем этим ребятам на него выходить. Нет у них ничего. Вернее, у него для них ничего нет.

О-ля-ля! Рыжая, когда ее громила спросил, как его зовут, сама сказала, что Павел. А он ей не представлялся. Это он помнил стопроцентно.

Значит, не случайность. Надо срочно тумана напустить, глупости наплести, а чуши никто терпеть долго не станет, сразу себя раскроют. Ну, поехали.

— У тебя очень длинные красивые ресницы, — начал вкручивать Павел, когда машина остановилась в районе Измайловского парка.

— Мне понравилось, повтори, — попросила рыжеволосая, улыбнулась и обняла его за шею так, что глаза Павла едва не вылезли из орбит.

Тем не менее он повторил, правда — совершенно неразборчиво.

— А вот теперь мне не понравилось, — разочарованно произнесла девушка.

— Мне тоже, — прохрипел парень, когда она чуть ослабила хватку и потянулась за банкой пива.

— Киса, ты его сейчас придушишь, — усмехнулся громила.

— Еще раз назовешь меня кисой, первым придушу тебя.

— Тогда как прикажешь тебя называть?

— Зови меня Мусей, — подсказала девушка, внимательно следя за тем, чтобы ее пленник не потерял сознания. Или не притворился, что теряет сознание.

— А Муся разве не кошачье имя? — хохотнул громила и тут же получил тычок в поясницу. Ногой.

— Да ведь больно же, дура лохматая! — вполне натурально завопил он.

— А для чего другого я тебя пнула, Барсик? Чтобы пощекотать?

— Какой я тебе Барсик? — Он старательно тер спину.

— А какая я тебе Муся?!

— Сейчас развернусь и как дам больно. Сама же назвалась Мусей.

Он действительно мог дать больно. Павел точно прикинул его рост и вес. Но сейчас подумал о том, что, судя по легкой кошачьей походке «Барсика», вес тому не мешал, значит, жира в нем нет ни капли, зато одни сплошные тычки и оплеухи.

— Попробуй только! Я эту гниду сейчас выпихну и поминай как звали. Сам потом лови. Так что молча крути баранку, а когда захочешь ко мне обратиться, называй Милой.

— Милая моя, — пропел «Барсик» и достал нож с выдвигающимся лезвием. — Давай с ним покончим по быстрому, а потом решим наши кошачьи проблемы. Идет?

— Идет, — усмехнулась рыжеволосая и достала дамский пистолетик. Как раз для стрельбы в автомобиле.

Разговор не походил на дружескую перепалку. Если и существовала возможность решить дело мирным путем, следовало ее реализовывать как можно быстрее. Иначе, в случае «невинной» их разборки, заодно и Павлу может достаться на полную катушку. Придушенный пленник понимал это, поэтому предложил:

— Действительно, давайте сначала разберемся со мной. Но я предпочитаю мирные переговоры. Деньги у вас, так? Значит я могу быть свободен, так?

— Нет, парашник, раз уж нашли мы у тебя деньжат, значит, еще попросим. Неужели не родишь?

— Родить не смогу. Нет у меня предрасположенности к материнству. А вот навести на место — запросто.

— Может, мне тебе родить? — совершенно не к месту спросила рыжая, чем вызвала у громилы припадок бешенства.

Здоровый повернулся, свирепо посмотрел на рыжеволосую:

— Голову мне морочите? Сейчас обоих порежу.

— Может я вам лучше расскажу, где баксы пачками лежат и рядками? — предложил Павел.

— Ну что, пусть расскажет? — Растрепанная рыжеволосая, невинно хлопая ресницами, с ухмылкой посмотрела на «Барсика».

— Ну уж нет, надоело мне все это! Я из кожи вон лезу, а вы мне голову морочите!

— Я сейчас выстрелю в сиденье, на котором ты сидишь, знаешь что будет дальше?

— Дальше я перво-наперво вас своей кровью перепачкаю! Громила входил в раж. — Да я это прямо сейчас сделаю!

Он задрал левый рукав кожаной куртки и начал своим мачете делать надрезы на коже. Павел вида крови не терпел; можно сказать, что от крови у него начинала кружиться голова и его тошнило.

— Хватит! — взмолился он. — Чего вы добиваетесь?! Что вам от меня надо?!

— Ни хрена мне от тебя не надо! — вопил громила. — Ни хрена мне не надо! Потому что ты ничем мне не поможешь. Только когда сам поймешь, что значит, когда ты спидом болен. Видишь, сколько у меня на лезвии крови? Сейчас вся тебе достанется!

— Нет!!! — Павел шарахнулся в угол сиденья. — Не надо, я тебя прошу, не надо, я за деньгами схожу! Я тебе денег много принесу!

— Деньги — говно! Мне лекарство надо! Ты лекарством от спида торгуешь, я знаю. Так скажи, где? Где ты его берешь?

— Это не от спида! — заорал Павел. — Не от спида оно! Я клянусь!

— От спида. Хромой говорил, что от спида!

— Хромой ошибся! — пытался спорить Павел, понимая, что это бесполезно. Возможность остаться живым — все рассказать.

— Не ошибся! Не может всякая прочая ботва столько стоить! Значит, они мешают ее с чем-то! Значит, у одного одна половина, у другого — вторая! Значит, надо спросить у того, кто у тебя покупает! — Громила нес явную ахинею, но говорил он так громко и убедительно, что Павел сжался от его слов, думая только о том, чтобы тот поскорее замолчал.

— Ребята… — безвольно протянул Павел. Обращался он, конечно же, только к громиле, поскольку рыжая сама забилась в противоположный угол и тихо дрожала, несмотря на пистолет, который продолжала сжимать в руках. — Я…

Громила перегнулся через сиденье, и теперь руку Павла и нож разделяло несколько миллиметров.

— Все скажу…

— Говори! — Громила находился на грани психической катастрофы глобального масштаба.

И Павел выложил все, как на блюдечке, хотя молчание, кроме денег, было основным, если не главным, условием сделки молчание о том, где, сколько и что…

— Пожалуй, за такую информацию я тебе заплачу, — громила откинулся на сиденье.

— Не надо денег, — попросил Павел. — Я вам все сказал, где меня найти, вы знаете, так что отпустите, идет?

— Идет? — переспросил громила. — Кто идет? Это как в той детской песенке?

Павел посмотрел на него, не врубаясь в шутку. Он едва держался, чтобы не потерять сознание.

— Уже пришел, — ответила рыжая, указывая на третьего в черной коже, который подошел, открыл дверь и сел в машину рядом с громилой.