Владимир Михайлов - Восточный конвой
— Очень не хотелось бы.
— Иначе мне не попасть. У него черные стекла, ничего не видно.
— Бейте по колесам.
— Вы даже в зеркале видите, что это не просто. Если бы сбоку, но он не хочет подставиться. Подтормозите.
— Ну-ну… Хорошо.
И он начал медленно сбрасывать газ.
Гектор остановился. Часовой смотрел на него невозмутимо, не снимая рук с висевшего поперек груди автомата. Не угрожая, но и пропускать, похоже, не собирался.
«Спокойно тут, — подумал Гектор, — словно бы ничего и не происходит вокруг. Сила есть сила — даже если это армия настолько условная, как здесь, в Намурии. Но это хорошо, что не чувствуется нервозности: больше шансов получить содействие».
— Приятель, — сказал он. — Я к полковнику Фрезу, по его приглашению.
Он не врал: приглашение такое действительно было сделано — месяца два назад, когда военные устраивали пресс-конференцию по поводу состоявшихся учений. После вопросов и ответов состоялся дружеский ужин с напитками — за столом Гектор и познакомился с полковником и на какой-то рюмке даже подружился, так что на прощанье они обменялись адресами и приглашениями, испытывая друг к другу искреннее уважение, потому что принадлежали к немногим, еще державшимся на ногах. Полковник Фрез был парень что надо, и именно он командовал расквартированной в городе частью. На его содействие Гектор и рассчитывал и жалел только о том, что не было с собой бутылки, чтобы на хорошей ноте возобновить прервавшийся тоща разговор.
Гектор старался сейчас держаться уверенно, и свою корреспондентскую карточку протянул жестом небрежным и достойным, одновременно сделав еще шаг. Часовой шевельнул автоматом, движение было достаточно выразительным.
— Вызови разводящего, — сказал он, не поворачивая головы.
За узкой дверцей, которую часовой закрывал собою, послышались шаги, потом приглушенный голос — так говорят в телефонную трубку при хорошей слышимости. Видимо, армия не испытывала трудностей со связью. Да и во всем остальном порядок, похоже, не понес ущерба: разводящий возник почти сразу, взял карточку Гектора, внимательно оглядел, потом столь же пристально посмотрел на корреспондента.
— Обождите.
Разводящий скрылся. Снова послышались приглушенные голоса.
«Вот номер будет, — подумал Гектор, если дружок прикажет сообщить мне, что не имеет быть в расположении части, с незнакомым договориться по такому щекотливому делу шансов практически нет. Хотя попробую, конечно…»
Разводящий возвратился.
— Идите за мной.
Часовой стоял все так же невозмутимо; поравнявшись с ним, Гектор ощутил трудно определимый армейский запах — кожаных ремней и солдатских башмаков, оружейной смазки и мужского пота: солнце светило вовсю, и часовой стоял на самом припеке. За дверью оказалось неширокое помещение с телефонным аппаратом, подле столика с телефоном сидел еще один солдат. Разводящий кивнул на аппарат:
— Говорите.
Гектор взял трубку.
— Алло! Полковник, вы?
— Алло, приятель! — услышал он. — Рад вас слышать, хотя, откровенно говоря, время для встречи не самое лучшее. Ничего, ничего, понимаю: журналист всегда на службе, как и наш брат, военный. Только хочу сразу предупредить о двух вещах: информации для вас у меня практически никакой, сами понимаете, да и посидеть как следует не сможем.
— Рад буду увидеть вас хоть на пять минут.
— Ну, вы меня тронули до глубины души. Не могу противиться столь дружескому чувству. Отдайте трубку капралу.
В голосе полковника явственно слышалась ирония, но сейчас это Гектора нимало не смутило: ради связи он на что угодно мог бы пойти. Капрал, сказав в телефон: «Слушаюсь!», положил трубку, задвинув предварительно антенну, и повернулся к журналисту.
— Идите за мной, — повторил разводящий уже однажды сказанное.
Видимо, с людьми гражданскими здесь предпочитали общаться строго по уставу. Гектор еще раз убедился в этом, когда, послушно следуя за капралом, как бы невзначай спросил его: «Ну, а вам как все это нравится?» — и получил в ответ лаконичное «Не положено». Неясным осталось, что именно было не положено: вступать в разговоры с посторонними, иметь свое мнение о происходящем или то и другое вместе. Пересекая обширный плац, Гектор, однако, не заметил ничего, что свидетельствовало бы хоть о малейшем волнении. Покой царил и в том здании — одном из окружавших плац военного городка, — в которое он вошел вслед за разводящим; внизу, сразу за дверью, их встретил средних лет офицер, попросил еще раз показать карточку — теперь уже ему, сказал разводящему: «Идите» и вежливо кивнул журналисту:
— Командир ждет вас.
Затем повернулся и стал подниматься по лестнице.
Гектор хотел было и ему задать тот же вопрос, но подумал, что и тут успеха не добьется, и единственная надежда — что дружеские чувства полковника существуют не только на словах. На втором этаже офицер отворил обитую пластиком дверь: за нею была комната с письменным столом и несколькими шкафами, двумя железными в том числе; за столом никого не было, зато в левой стене существовала еще одна дверь, тоже с обивкой. Офицер отворил ее, ступил в сторону и кивнул Гектору:
— Прошу.
Гектор вошел. Полковник встал, вышел из-за стола, сделал несколько шагов навстречу. Был он высок, молод для своего звания — в маленьких армиях командиры редко бывают молодыми; румянец свидетельствовал о завидном здоровье. Он приветливо улыбался и крепко, словно стараясь выжать из ладони Гектора всю жидкость, пожал руку журналиста.
— Вот приятная неожиданность, — проговорил он хорошо поставленным командным голосом. — А я уже думал, не поставить ли свечку за упокой: ваш брат обычно трется в столице и если уж гибнет, то близ начальства, верно? Рад, рад видеть тебя в наших краях. Ну, садись, к сожалению, служба — дело строгое, но честь, как говорится, превыше, верно?
Говоря это, полковник успел усадить Гектора в кресло, извлечь из шкафа бутылку рома и две рюмки. Закуской должны были служить картофельные чипсы в изящной вазочке.
— Вот так, — удовлетворенно кивнул он, все еще не давая журналисту произнести ни слова. — Погоди, погоди. Я ведь понимаю, не одни лишь дружеские чувства привели тебя ко мне именно сейчас: что-то тебе понадобилось, верно? Но у меня свои условия. Я в твоем распоряжении примерно на час, больше не выйдет. Так вот, из этого часа десять минут я беру себе, что означает: ни слова о делах. Ну, а уж потом твоя очередь. — Он налил. — Ну — виват!
— Хайль! — произнес Гектор в ответ, и это полковника нимало не удивило, он лишь подмигнул, выливая шершавое пойло в рот. Пришлось не отставать. Оказалось, однако, что именно этой маленькой дозы и не хватало Гектору, чтобы прийти в себя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});