Пол Мелкоу - Десять сигм и другие невероятные истории

Разделяемся, передаю я и тут же вспоминаю, что эти четверо не из моего кластера.

— Нам нужно разделиться и бежать в разные стороны, — говорю я уже вслух.

Медведь останавливается. У меня мелькает мысль, что зверь реагирует на мой голос, а потом я вспоминаю запах, который почувствовал рядом с валуном. Феромоны.

Медведи не дикие.

Привет, передаю я простейшую из химических мыслей. Медведь захлопывает пасть и вновь опускается на четыре лапы.

Не еда, отзывается он.

Мысль очень простая, и я понимаю ее, словно мысли своего кластера. Не еда. Друг.

Медведь внимательно смотрит на нас влажными черными глазами и отворачивается, как будто пожав плечами. Иди.

Я иду за ним, но останавливаюсь, уловив страх четверки у меня за спиной. Они не уловили медвежьих мыслей.

— Пойдем, — зову я. — Они нас не съедят.

— Ты… ты его понимаешь? — удивляется Дэвид.

— Немного.

— Медвежий кластер, — недоверчиво произносит он. Я вспоминаю, и шок проходит. На ферме Матушки

Рэдд мы любили плавать с модифицированными бобрами. Да и сами создавали утиные кластеры. Теперь, когда все стало ясно, я вижу железы на тыльной стороне медвежьих лап. И канальцы на шее для испускания химических мыслей. Чтобы звери могли распознавать эти мысли, пришлось увеличить обонятельную долго в их мозгу.

Непонятным кажется другое: ведь это медведи, дикие звери. Эксперименты по созданию кластеров обычно проводились на мелких, смирных животных. Впрочем, почему бы и не медведи?

Звери трусят вдоль русла реки, и чтобы догнать их, мне приходится бежать, преодолевая боль в груди. И вот я уже среди них, вдыхаю запах медвежьих мыслей, похожих на серебристых рыб в реке Умные мысли и вовсе не примитивные.

Посылаю сигнал «дружба», протягиваю руку и дотрагиваюсь до медведя, который встретил нас.

Мех влажный после рыбалки в реке, и от зверя неходит резкий запах — не только феромоны, но и дух дикого зверя. От меня, наверное, разит не меньше. Шкура у медведя с серебристым отливом, когти клацают по камням.

Я почесываю шею медведя над железами, и он, довольный, поворачивается ко мне. От него исходят феромоны симпатии. Я чувствую глубину его мыслей, игривый нрав. Чувствую мощь его тела. Он воплощение силы.

Улавливаю изображения окрестностей — богатые рыбой места, мертвый лось. Вижу оценку опасности, выбор дороги и варианта действий. Чувствую консенсус при принятии решений. Эти три медведя — полноценный кластер.

Медвежьи мысли мелькают у меня в голове, и это просто невероятно. Я почему-то понимаю зверей, хотя не должен улавливать их мысли. Даже среди людей разные кластеры не способны обмениваться химической памятью — только простейшими эмоциями.

Я передаю изображение лавины.

Медведи вздрагивают. Я ощущаю их страх перед снежной рекой. Они видели ее, и она сохранилась у них в памяти.

Спрашиваю, где находится лагерь. Медведи знают, ил вижу его на берегу реки неподалеку от гнилого пня с вкусными муравьями.

Я смеюсь, и они радуются вместе со мной, и на какое-то мгновение я забываю об одиночестве.

Пойдем, передают они.

— Пойдем! — зову я четверку Джулиана. Они нерешительно идут следом.

Медведи ведут нас через заросли, а потом мы оказываемся на тропе, протоптанной ботинками туристов — тропе, предназначенной для людей. Медведи принюхиваются, трусцой перебегают тропу и исчезают в кустах.

Меня тянет за ними. А почему бы и нет? Я исполнил свой долг перед Хейгаром Джулианом. Не сомневаюсь, что медведи примут меня к себе. По телу проходит дрожь. Нет, мне суждено остаться одиночкой. Навсегда.

Прощайте, передаю я, хотя сомневаюсь, что медведи меня могут услышать. Они слишком далеко, и химических мыслей там уже не уловишь.

Я поддерживаю Сьюзен, помогая ей идти по тропе. Потом, еще до последнего поворота, до меня доносятся звуки лагеря — голоса, рев двигателей аэрокара. Мы останавливаемся. Дэвид смотрит на меня — то ли с жалостью, то ли с благодарностью — и ведет остатки своего кластера в лагерь.

Я остаюсь один.

Опускаюсь на колени — усталый и слабый. Сил больше нет.

Потом я чувствую толчок в спину, поворачиваюсь — это медведь. Он тычется в меня носом. Я обхватываю рукой его крепкую шею, и мы бредем к лагерю.

Там царит оживление: палаток в два раза больше, чем когда мы покидали его, стая аэрокаров. При виде нас с медведем все замирают.

Все, кроме моего кластера, который бросается ко мне, и я чувствую их раньше, чем они успевают прикоснуться ко мне. Мы снова вместе. Блаженный консенсус.

Я переживаю все, что случилось с ними, а они видят то, что сделал я. На какое-то мгновение мы меняемся местами — я подпрыгиваю на поверхности лавины, удерживаемый веревкой, которую Стром привязал к дереву, а остальные спускаются по склону горы и разговаривают с медведями.

Ты нас спас, Стром, передает Мойра, а Бола показывает, как палатка, удерживаемая моей веревкой из сверхпрочного шелка, скачет на поверхности снежного потока вместо того, чтобы нестись вниз вместе с лавиной.

Я обнимаю Меду, Кванту и Мануэля, прижимаю к груди. Ребра пронзает боль, но я не обращаю на нее внимания.

— Осторожно! — восклицает Меда, а сама прячет лицо у меня на груди.

Я снова сильный. И не потому, что они слабые, думаю я, когда остальные ведут меня в изолятор, а потому что вместе мы — сила.

Кот для дисфункциональной семьи[8]

— Я ухожу, — объявила Триша, умудрившись три раза чихнуть во время этой короткой фразы.

Она сунула руку в карман фланелевой рубашки, выудила оттуда несвежий носовой платок и вытерла нос.

— Хорошо, дорогая. Счастливо.

Стеклянный взгляд матери не отрывался от экрана телевизора, из динамиков которого доносился рев комедийного вечернего ток-шоу.

— Нет, мама. Я ухожу из дома.

— Хорошо, дорогая. Все равно — счастливо.

— Ты опять пила, мама?

Триша приблизила нос к губам матери. Пахнет противно, но ни следа алкоголя. И тут Триша поняла, что мать вовсе не смотрит телевизор — ее взгляд упирался в динамик над ним.

— Боже, мама. Ты под кайфом!

— Милочка, у тебя совсем заложило нос. Простыла, что ли? — Взгляд матери переместился на лицо Триши.

— Нет, мама. Проклятая аллергия на кошачью шерсть.

— Это очень плохо дорогая, особенно теперь, когда у нас есть Плонк.

— У меня идея. Давай избавимся от кота?

— Нет-нет, как можно. Бросить его на улице? Одного? Никогда.

— Так я и думала. Прощай навсегда.