Дим Край - Идеaльный мир

— Всё тело ноет… — продолжил он. — Уж лучше рискнуть… чем оставаться здесь и ждать своей участи.

— Я не по рассказам знаю, как здесь тяжко. Многое видел. Многое познал… Но на глупую смерть не готов идти, если ты мне предлагаешь, — прошептал я.

— Нет, не глупая… — начал было он, но я прервал:

— А какая? Отчаянная?… Вот если бы толпой пошли… Сколько здесь? Шестьдесят… А может вся сотня?

Старик предосудительно покачал головой:

— Толпой говоришь?… А наберётся ли твоя толпа?… Посмотри, здесь женщины, дети, старики и старухи… Скорей, среди них найдётся тот, кто предпочтёт сдать нас, прежде чем наберётся хоть десяток человек, готовых идти под пули…

— Верно говоришь, — согласился я и поглядел вокруг по сторонам на спящих людей. Ближайшие соседи находились на небольшом расстоянии от нас, но наше перешептывание не могли слышать, да и похоже не вслушивались, если кто не спал. Своих забот и несчастий было предостаточно. — Я также думаю. Все будут жаться по углам. По норкам своим. Так безопасней…

— То-то!

Старик поджал кулаком губу. От постоянного движения губ, она начала кровоточить.

— Я не хочу оставаться здесь… — чуть погодя продолжил старик. — Ты молод. Я подумал, что вместе у нас будет больше шансов… Да, знаешь, помощь мне нужна… — признался он. — Мне ногу давеча сломали. Не могу на неё ступать. Сильно больно… Но прихрамывая могу протянуть немного…

— Не костыль я тебе дед, чтоб помогать…

— Да погоди ты… Я же не договорил… Я не собираюсь идти под пули и тебя вести с собой. К чему мне тянуть за собой чью-то душу?…

— А что? Подкоп решил устроить здесь? — я иронично спросил.

— Нет, — резко ответил он. — Я знаю дорогу… В своё время работал на железнодорожном вокзале. Дворником… Был здесь как-то лет десять назад. Чистил перроны, да хозяйственные помещения убирал. И знаю один заброшенный путь… Только сила мне нужна… Видишь двери, которые выводят на платформы, — он бросил взгляд на решётчатые двери на противоположной стороне от центрального входа в зал ожидания.

Двери были заварены. И некоторые пробовали их дёрнуть, погнуть прутья решётки. Даже с петель попробовать сдвинуть… Ничего не выходило. Насмерть приварены.

— Ну, вижу. И что?

— Они выводят на перрон, — продолжил старик.

— Это я знаю… Двери-то приварены. Мы вдвоём не осилим их. Это точно…

— Я не про них, — он прервал меня. — Ты ходил в уборную, хотя бы раз?

Я вспомнил то злачное тёмное помещение, где не работает ни один светильник. Бывший туалет, или санитарный узел, как оно раньше называлось. Все унитазы и умывальники вдребезги поломанные валялись по полу уборной блеклыми осколками. Но помещение до сих пор исполняет своё функциональное назначение и за долгое время накопил в себе тошнотворный 'хлам' и запах от многих людей. Там был всего лишь раз. Вчера вечером. По нужде… Продержался минуту.

Я скривил мину. Старик сразу понял, что я был там.

— Так вот, наверное, ты не заметил в дальнем углу…

'Конечно, ничего не заметил. Там была такая темень. Да и ещё темным вечером!' — подумал я.

— …там есть небольшой лаз, — продолжал шёпотом рассказывать старик. — Никто не знает, куда он ведёт. В другое помещение или в тупик… Но я знаю!.. — словно раскрывая зловещую тайну, он улыбнулся мне окровавленными зубами. — Я знаю, куда ведёт этот лаз… Он ведёт в подвал. А там технические помещения есть. Если их пройти, то можно выйти в бетонную пустоту, расположенную под ближайшей платформой…

— Интересно. Продолжай, — я действительно был заинтересован и забыл на время про боль в руке.

— Только там тоже решётка стоит. При входе в этот лаз… Её ещё давно поставили. При мне, когда я работал здесь… Но она с тех пор прогнила. Да и петельки проржавели… Можно попробовать её снять… Надо было мне ещё в первый день сигануть туда, пока силёнки были и ноги целы… Да струсил. Не бомбили нас в тот день. Боялся, что услышат, заметят, погонятся и пулю всадят в спину… Они же вокруг вокзала бродят… А сейчас пробовал, не могу… поднять решётку не могу. Во всём теле болью отзывается, как только попробую на себя потянуть… А вчера тебя приметил. Новенький, голодом не заморен и синяками, ссадинами не похвален.

— Это всё верно… Но у меня рука… — я показал старику свою правую руку. Она была перевязана куском ткани и насквозь побагровела тёмной кровью. — Вчера ранили. Жутко болит…

— Я заметил твою рану. Это ничего. Если мы вдвоём наляжемся, то решётка отойдёт…

— Здорово, конечно, — отметил я. — Но почему ты решил, что я тебе помогу? Может, я — агент AL. Может, я здесь специально посажен, чтобы крамолы пресекать да побеги. Решили вот патрульные раненого друга посадить, посторожить узников… Вот возьму и сдам тебя сейчас… И ни куда ты не убежишь уже…

Это я сказал, так как не был уверен, что старик сам не является агентом AL, который проверяет всех мужчин молодого возраста на желание и возможность побега или сопротивления… Ведь патруль здесь небольшой. Не больше дюжины человек и если вдруг против них сгрудятся хотя бы несколько бойцов из бывших узников, то пострадают обе стороны при любом раскладе… А они, как мне думается, не хотят, чтобы их сторона как-то страдала.

Старик укоризненно глянул на меня. Мол, не шути так, не смешно:

— Ты не похож на 'предателя'… У тебя лицо не такое.

— С чего ты вдруг взял? — я попробовал улыбнуться, но резкая боль в правой руке от движения не позволила мне это сделать и улыбка оказалась кривой.

— За время войны, я научился отличать своих и предателей по первому взгляду, слову, движению… Жизнь всему научит… — мудро ответил старик.

— А того мужика, которого недавно уволокли на выход, не ты случайно спалил?

— Нет. Ты что! Он сам спалился… — ответил старик. — Он, дурак, достал нож… Видимо хотел переложить в другой сапог. Натёр ему нож ногу. Да тут вояка проходил по коридору. Заметил странное движение, подошёл, посветил фонариком и всё понял… Это я сам видел. А ты спал тогда…

— И куда его уволокли? Расстреляли бедолагу?

— Я не слышал выстрелов. Дальние выстрелы слышал, но ближних нет… Либо отвели далеко, либо сапогами и прикладами забили насмерть. Он так и не вернулся до сих пор…

— Ты за всеми так наблюдаешь?

— Я не спал ночью… Всё думал, как сбежать и с кем можно сбежать. Потом отосплюсь… когда всё закончится. На том свете или на этом… Это уж как получится.

Старик умолк. Поёжился на месте. Опять прикрыл кулаком рот. Сильно кровоточили губы…

На улице светало. Сквозь решетчатые битые окна пробивались первые лучи сентябьского солнца. За окнами неугомонно грохотали раскаты и сверкали блики далёких взрывов, как многоголосые громы и молнии трассировали пули. Последняя битва за город продолжалась. Враг приближался. Это можно было судить по нарастающему шуму. Уже под конец беседы мы не шептались как в начале, а уже общались в полголоса, потому что из-за шума нас всё равно никто не слышал.