Александр Житинский - Полдень XXI век 2009 № 05

Это психушка. Дурдом. Там пациенты — они да, они непростые. Ну, гении ещё бывают. Тоже непростые. И простым людям с ними очень непросто жить. Вместе. Восхищаться можно. Но издалека. А потом приходить в свою простую квартиру, съедать свой простой (даже если и сложный) ужин и просто ложиться спать. С простой женой. Или без жены. Ну, там, с любовницей, тоже простой. Или просто с подругой. Или вообще в одиночестве.

А я был программистом. Я выучился на программиста в институте МИИГАИК. Смешное название… Нет. Не смешное. Просто забавное. Когда я ещё в школе учился, нас возили туда на уроки по информатике. Потому что в школе компьютеров не было, а учить информатике без компьютеров — это очень трудно. Нет. Не так. Учить-то что там трудного. Трудно научить. Вот поэтому нас в институт и возили. И я тогда уже решил, что поступлю в него и буду учиться на программиста.

И выучился. И стал работать программистом. Сначала в том же институте и работал. Потом нашёл работу в банке. Но так всё это неинтересно. Я-то думал, что программистом работать очень интересно. Вот сидишь, пишешь программу, думаешь, там, всякое такое, по клавишам стучишь, а потом запускаешь — и она раз! Заработала. Зажила. А когда в банк устроился, оказалось — рутина всё. Скучно. Я потом ещё, уже когда меня в группу включили, поработал в одном месте, где компьютерные игры делали. Но там не намного интереснее было. А может, это оттого, что я уже другим увлёкся. Ну, наверное. А неинтересно это всё.

А как же он ко мне тогда подъехал? Чёрт. И не помню совсем. Как-то оно так случилось, что вот я живу, работаю, ничего такого не знаю, и вдруг — раз! И я уже совсем в другом мире. То есть мир тот же, но я на него совсем уже с другой стороны смотрю.

Я же такой, как и все… Как многие, думал, что всякие там чудеса — они на самом деле не существуют. Это ещё в детстве у меня веру в чудо отбили.

Почему-то все родители… Все простые родители всех своих простых детей приучают верить в Деда Мороза и в то, что на Новый год, что ни пожелаешь, а оно обязательно сбудется. Сначала. Сначала приучают, а потом говорят: «Не-ет, сынок! Нет, сынок, никакого Деда Мороза не существует. Это мы с мамой тебе подарки дарили. А сначала их покупали. На кровно заработанные денежки. Вот папа каждый день на работу ходит и трудится там. Тяжело. В поте лица. И за это ему дают денежки. И вот на эти денежки тебе подарки-то и покупали. А все твои письма к Деду Морозу — вот они. Видишь? Вот они. Мы их читали и покупали тебе подарки.

Если могли. Иногда не могли. Потому что денежек у нас не сколько хочешь, а сколько дадут. И ты тоже скоро вырастешь и станешь зарабатывать денежки. И сколько заработаешь — столько и потратишь. Не больше. Даже, скорее, меньше. Вот так вот, сынок».

Вот зачем это? Зачем сначала вот так вот приучать, а потом говорить: «А фиг»? А нафига? Непонятно. А что получается в результате? Вот я. Как бы два при этом человека. Один, который я, хочет чуда. Хочет-хочет-хочет. Так хочет, что аж в животе подводит. А потому, что на самом деле эта вера в сказку же никуда не делась, просто загнали её поглубже. Вот она и свербит оттуда. Из глубины. А другой человек, который тоже я, говорит: «А фиг!». А на самом-то деле человек один. Единственный, хоть и простой. А ему вот так устроили. Не понимаю.

А потом оказалось, что чудеса всё-таки есть. И через стены ходить можно, и свечку пальцем зажигать. Только научиться нужно. Ну и способности к этому нужны. Без способностей тоже можно, но плохо будет получаться. И трудно.

Туг холодно. Зима и чердак этот.

Это самое плохое, когда… Нет, не самое. Бывает, наверное, и совсем уж плохо. Но это тоже ужасно. Когда тебя ставят перед выбором: или — или. Например, «Или твоя мама, или я». В детстве меня спрашивали: «Кого ты больше любишь, папу или маму?» Вот идиотство же! Я не помню, что отвечал. Хочется думать, что вообще не отвечал. А как там на самом деле было — не помню. Вот выбор. И, главное, знаешь: что бы ни выбрал, потом перед собой будет жгуче стыдно. И хорошо ещё, если только перед собой. Но перед собой — это обязательно. И всё равно надо выбирать. Но мне-то это не надо! Я-то не хочу выбирать. Я хочу, чтобы было «и». А надо — «или — или». И всё. И всё.

И тут тоже. За что я опять должен выбирать? Вопрос без ответа. Ненужный. Я уже выбрал. И опять чувствую себя кругом виноватым. Потому что, вроде получается, что я предал… Группу свою, Лилию эту семь. А ведь мне там никто ничего плохого не сделал. Ну, Сашенькой называли. Так что ж? А тут как ни крути, а кого-то предашь. Или этих своих товарищей. Бывших теперь. Наверное. Или других людей. Простых. Тех, которые сейчас спят, наверное. В тёплых постелях. Они спокойно спят, а завтра, может быть, умрут. А я сижу на чердаке. Мне холодно. Я невидим, потому что наложил на себя заклятие невидимости. Но виден пар у меня изо рта. Когда я выдыхаю.

Интересно, если бы я, тот старый, давнишний я, вошёл ночью на чердак и увидел, как из пустоты вырываются облачка пара…

Я бы испугался? Стереотип какой-то в кино, там, и в книгах. Увидел чего-то непонятное — испугался. А я, наверное, не испугался бы. Но на всякий случай ушёл бы. Просто на всякий случай.

О чём я думаю? О ерунде какой-то. А о чём ещё можно думать ночью на чердаке в ожидании, когда… Когда круг Великих начнёт обряд Гекатомбы? Я не знаю, о чём можно. В кино думают о всяком возвышенном. А у меня не получается. О ерунде всё получается. Я своё заклинание придумал уже.

Надо бы проверить его, да не хочется. Как перед экзаменом в институте, пока ждёшь, когда пригласят в аудиторию. Всё время позывы повторить, что-то проверить. И одновременно такое тоскливое отрицание — типа отстань, не могу уже, тошнит. Опять как будто два человека. Так у многих. Все мы шизофреники. Почти все.

И ведь никто не виноват на самом деле. Лев Борисович, когда из Праги прилетел… По нему же видно было, что ему больно. Он сказал: «Принято решение провести Гекатомбу. Здесь. В Москве». Я головой понимаю, но… Я спросил: «Почему опять в России?» Он сказал: «Так надо». В детстве я спросил у мамы: «Зачем царя расстреляли?» Она посмотрела на меня с такой суровостью во взгляде и сказала: «Значит, так надо было». Значит, без этого никак не обойтись. Страшное это дело, когда «так надо». Наверное, и башни Близнецы — тоже было так надо. Но я не знаю точно. Может, мы к этому как раз никакого отношения не имели, а может, и… А спросить побоялся почему-то. И теперь точно не знаю. А знал бы, изменилось бы что-то? Не знаю. Ничего я не знаю.

Сейчас, наверное, маги собрались уже. Переговариваются тихо, вполголоса. Ждут. И ждут полковники у себя в квартирах. Смотрят на часы. А потом маги встанут кругом и запоют. А полковники поймут: пора. И поедут по дорогам танки и БТРы. В Москву. Свергать.