Виктор Ночкин - Русский космос

Поверхность той казалась шершавой из-за усеивающих ее сооружений: антенн, башенок, платформ и выступов, назначение коих было не понять. Как причудливо и сложно устроен Горний Мир! Вокруг вились десятки челнов, кажущихся крошечными рядом с огромным телом, – то выныривали из тени, то снова исчезали в чернильной завесе. В межсфирии не было полутонов: или непроглядная темень, или яркий серебристый свет, играющий на поверхности исполина. Сидящий впереди пилот что-то говорил, объяснял тонкости маневра, но Тимур едва слушал, пожирая взглядом открывшееся зрелище, напитываясь им, наполняясь до краев… Будто едва-едва коснулся губами слепящего лика непорочного: святость перетекала от Горнего Мира, толика ее осияла и рядового иеросолдата Тимура Жилина, наполнила разум светом, а жизнь – значением, глубоким и добрым смыслом.

Челн подлетал к орбитальному граду со стороны одной из ветвей Сидры. По мере приближения серебристый длинный шип приобретал отчетливость, рельеф и объем. Вскоре стало очевидно, насколько массивней он межсфирника.

– Ага, вон грузовик подходит, – сказал словоохотливый сосед. – Смотри внимательней, парень, увидишь стыковку. Не стыковку, вернее, а то, как он… В общем, будет тебе любопытно.

В самом деле – Тимур, поглощенный созерцанием Каабы, не заметил, что вместе с ними к оконечности ветви подлетает еще один челн. Орбитальный грузовик, напоминающий пузатую бочку с двигателем и рудиментарными крылышками, медленно обгонял их. Тим молча наблюдал. Не менее получаса прошло, прежде чем орбитник, развернувшись кормой вперед, приблизился к утолщению на оконечности шипа, который выпустил сверху и снизу нечто вроде тонких длинных усов. Гибкие манипуляторы потянулись к транспортному судну, ухватили, зафиксировали, погасив остаточную инерцию. Тут челн Тимура сменил курс, картинка в иллюминаторе стала проворачиваться. В кормовом отсеке грузовика, казавшегося совсем крошечным на фоне ветви – словно шмель, повисший возле длинной железной трубы, – раздвинулись броневые плиты. Он будто испражнился – выпустил под давлением все, что поднял со сфиры, и оно серым поблескивающим облаком, хаотично клубясь, влетело в зев поглотителя, пропало из вида. Какая мощь! Какая великая сила в этом, завораживающем могуществе! Кааба неутомимо вбирала в себя материю, орбитальные грузовики каждый божий день доставляли со сфиры мусор и отходы, а она жевала, мяла, комкала, направляла в необъятный легированный пищевод… вдоль длинного серебристого стержня, к центру своему. Необъятная сила! Он там, Старец, – в самом центре Каабы, он – око Всевечного, средоточие присутствия Его, к нему сходится по ветвям Сидры материя, к нему по железным венам текут вдоль ветвей незримые потоки духовных эманаций, молитвы верославных, и вокруг Старца Вознесенного закручивается густой, пахучий, горячий, наполненный жизнетворной силой вселенский водоворот бытия!

Оконечность ветви с грузовиком, зависшим в пучке червеобразных манипуляторов, стала уходить из круглого окошка. Челн завершал поворот, теперь он удалялся, а Тимур все смотрел и смотрел. Как не трепетать при виде могущества Его? Как не преклониться и не восхититься Им? Как не испытать священного трепета пред величием Его дел, когда стал свидетелем необоримой мощи Каабы?

Сперва транспортник подошел к шестой платформе, находящейся на высоте Каабы, там борт покинула большая часть пассажиров, в том числе болтун-сосед и его сонный приятель. Стыковки Тим почти не ощутил, их челном управлял отличный экипаж, сманеврировал очень мягко. Что они уже в «шестерке», понял только, когда погас свет и вспыхнули оранжевые лампы. «Внимание, шестая платформа! – объявил голос под сводом салона. – Внимание, шестая платформа! Включен магнитный пол, покидающие челн, держитесь середины коридора! Внимание, шестая платформа! Включен магнитный пол…» Свет зажегся – это означало, что шлюзовая камера готова принять выходящих. Те, кому следовало сойти на «шестерке», отстегнули ремни и неторопливо потянулись к выходу.

Снова пришлось ждать, пока из грузового отсека извлекут груз – здесь, в невесомости, это было проще. Наконец погас свет, зажглись знакомые оранжевые огни, и металлический голос под потолком предупредил о продолжении полета. Следующая пристыковка была на девятой платформе, расположившейся сейчас на более высокой орбите – чтобы долететь до нее, необходимо было описать несколько витков вкруг сфиры. На «девятке» предстояло нести службу иеросолдату Жилину.

Тимур внимательно глядел в иллюминатор. «Девятка» – основательная, как гора, кажется неподвижной. Двести тысяч тонн массы покоя без учета автономных челнов в семи посадочных отсеках, ядерные двигатели, три реактора – один резервный, два ходовых – да еще и мобильные солнечные панели. Над платформой висели два вытянутых поплавка доплеровских радиолокационных станций под зонтиками антенн. Борта ее были украшены стометровыми стволами-туннелями с диафрагмами на концах – внутри, как подозревал Тим, протянулись рельсы электромагнитных орудий прямой наводки.

Здесь салон покидали четверо. Тимур аккуратно отстегнул ремни; держась одной рукой за подлокотник, высвободил из ниши рюкзак и осторожно привстал… опустил ногу на магнитную дорожку… выпрямился. Подошвы кадетских ботинок были снабжены стандартными магнитными вставками, так что при каждом шаге отрывать ногу от пола приходилось с усилием. Но Тим зашагал вполне уверенно – тонкость, как быстро выяснилось, заключалась лишь в том, чтобы преодолевать сцепление подошвы с полом мягко и плавно, а иначе улетишь.

Он пристроился к военным, покидающим пассажирский отсек. Под ногами ощущались дрожь и толчки: шла разгрузка. В шлюзовом ярусе повторилась процедура опознания, затем была карантинная камера с ионными излучателями. Наконец, следуя указаниям зеленых стрелок, Тимур и спутники перешли в приемный отсек «девятки», там их ожидали. Трое прибывших с ним были, вероятно, старожилами платформы, они молча обменялись рукопожатиями с встречающими и зашагали прочь.

А Тим уставился на рослого мужчину, стоявшего спиной к шлюзу.

Ведь не узнал в первый миг! Не чаял увидеть здесь, так неожиданно… Но уже через мгновение понял: этот человек с посохом в руках – Карен. Отец-командир сначала ощущался – и лишь потом виделся. Происходило это потому, что офицер излучал веру. В Тимуре она тоже присутствовала – но лишь в ядре личности, глубоко в сердце, а отец-командир был пропитан ею, все тело светилось верой, безмерным, всесокрушающим почитанием Господа, и ауру его невозможно было не почувствовать.