Владимир Васильев - И тьма не объяла его...

— Да… — помрачнел Паук. — Но неужели ты не можешь запретить другим мягкокрылам… или попросить их не нападать на меня? Неужели не поймут?

— Думаю, что больше никто из мягкокрылов на тебя не нападет… Но в мире опасны не только мягкокрылы… А я не хочу, чтобы прервалась нить твоей жизни. Не так много в этом мире тех, с кем я мог бы вот так… побеседовать. Без крыльев я пока продержусь, а вот без тебя…

— С чего это вдруг? — усомнился Паук. — До сих пор ты не баловал меня общением.

— Я был тебе не нужен…

— И тогда, когда я лез на твою гору?!

— И тогда… Ты искал себя, а не меня… И нашел… А теперь твоя тоска достигла моей вершины, и я понял, что мы нужны друг другу…

— Ты не ошибся, — согласился Паук. Они помолчали, довольные тем, что поняли друг друга. — Айс говорил, что ты из другого мира… Покажи мне свой мир, — вдруг попросил Паук.

— Не сейчас… Ты еще не готов его увидеть — он будет чужд тебе. А мне хотелось бы, чтобы он тебе понравился…

— Нет, я еще не знаю как, но я буду на твоей вершине! И сделаю тебе новые крылья!.. Я тоже хочу, чтобы тебе понравился мой мир!.. Видение задрожало, подернулось дымкой, и в пещеру вернулся мрак.

Однако тоски в ней уже не было…

Паук вдруг почувствовал голод. И это была жизнь…

Айс вспомнил чувство умиления и восторга, которое охватило его, когда он увидел новое хрустальное гнездовье у подножия склона, где был расположен рудник и пещера Паука. Оно было прекрасно — его воплощенная мечта… Значит, в его отсутствие Стая не сидела, сложа руки и опустив крылья. И жизнь без него не остановилась. Это хорошо. Он этого хотел и воспитывал в Стае… Только не означает ли это, что он больше не нужен Стае?..

Так он подумал, стоя перед хрустальным чудом, искрящимся под лучами доброго солнца. И еще он подумал: «А примут ли меня в этом гнездовье?.. Найдется ли в нем место для меня?..» Он не сразу влетел туда, а присел на край входного окна. Полная тишина и отсутствие движения настораживали. Не случилось ли чего опять?..

Он нырнул внутрь. Пространство огласилось радостным гомоном многих десятков голосов. От неожиданности Айс спланировал на ближайший ярус. Выходит, его заметили и ждали, готовя встречу?.. Айс был растроган. Хотя и мелькнуло сомнение — искренно ли все это?.. Но цветограммы не лгут, а он видел в цветовой симфонии, наполнившей его эмоциональное поле, розовые, желтые, голубые, сполохи искренней радости и благорасположения. Может быть, даже любви… Хотя изредка и промелькивали черные штришки — у кого-то были основания бояться его и не любить…

Стремительно вылетев из глубины гнездовья, перед Айсом опустился Айяр Айт. «Не Верховный ли уже?..» Айт преклонил колено и, глядя в глаза Айсу, с достоинством произнес:

— Стая приветствует возвращение Верховного Айяра! Твои покои свободны и ждут тебя!.. — и Айт приглашающе вытянул руку в направлении гнезда, предназначенного Айсу.

А перед взором Верховного Айяра вдруг возникла немая сцена, показанная ему Пауком: указующий перст Айта властно направлен на паутину, глаза грозно сверкают в бликах факелов, а рядом сгорбившаяся фигурка Айяна… И вот Айян протягивает дрожащей рукой факел к паутине, выполняя приказ Айта, и Большая Ловушка вспыхивает, неся смерть и тем, кто в ней находится и самому Айяну…

«Похоже, что эта трагедия для него — всего лишь неприятный, но малозначительный проходной эпизод», — подумал Айс, тут же вспомнив сентенцию, некогда высказанную Айтом: «Стае некогда страдать. Стае надо жить!» И то, что сейчас происходит — убедительное доказательство правоты Айта. Стая, для того, чтобы жить, должна быть очень устойчивой системой и отторгать все, что выводит ее из равновесия, особенно, страдания… Жаль сородичей, жаль Айяна, может быть, даже жаль паучат, хотя сами виноваты. Сгоревшая нить — тоже немалая потеря, но… надо жить дальше. А жить — это, значит, радоваться жизни. Ибо жизнь без радости — гнусь и тоска… Все верно…

Но отмахнуться от страдания — не значит ли не воспринять горький опыт и быть обреченным на повторение беды?..

«Подобный ход мысли, — сказал ему когда-то Айт, — удел Верховного Айяра, который для того и предназначен — извини за прямоту, Верховный чтобы переплавлять страдания в Айяты, регулирующие жизнь Стаи так, чтобы ошибок не повторялось. Поэтому я никогда не стану Верховным Айяром — я не люблю страдать… Но я тебе нужен, потому что ты чувство и разум, а я воля и действие….» И когда «воля и действие» на некоторое время оказались вне контроля «чувства и разума», произошла трагедия… Где выход?..

Айс последовал за Айтом. Он еще встретится со своей Стаей, войдет в ее ментальное поле со своей горечью, но потом, потом… Сейчас надо отдохнуть. Тело разламывается от усталости.

И вдруг черная молния вонзилась в ярус прямо перед айярами — женщина, трепещущая от ярости.

Убийцы! — бросила она им в лица и обожгла цветограммой жгучего пламени. Айяр Айт резко повел клювом, и мгновенно вокруг разъяренной женщины образовалось кольцо из крепких твердокрылов охраны.

— Оставьте нас! — жестко приказал Айс, и охрана, услышав знакомый голос Верховного Айяра, моментально растворилась в пространстве. — Ты права Айяла, — обратился он к женщине, в которой узнал жену своего вестового Айяна. Опустился перед нею на колено и склонил голову. — Я не прошу прощения, ибо не заслуживаю его. — Айс встретил ее пылающий ненавистью взгляд, но не отвернулся, а протянул ей руку, с трудом поднимаясь с колена. — Проводи меня, Айяла.

Женщина смутилась и, удивляясь себе, протянула ему дрожащую руку. Оставьте нас, еще раз приказал Верховный Айяр, обращаясь ко всем и, в первую очередь, к Айту. — Поговорим потом.

Гнездовье замерло, провожая удивленными взглядами странную пару, медленно шагающую к покоям Верховного Айяра. Стая ничего не понимала, восхищалась и сострадала. Ведь прежде поступок Айялы подлежал бы строгому и неукоснительному наказанию. А теперь…

Айяла довела Айса до входа в его покои, ощущая боль и усталость его израненного тела. Перед входом она остановилась и убрала свою руку. Стая застыла в ожидании. Айс повернулся к Айяле и сделал жест, приглашающий ее войти в его гнездо. Этот жест значил очень много. По ритуалу мужчина, приглашающий в свое гнездо женщину в присутствии всей Стаи, становится ее мужем и защитником, если она принимает его приглашение.

Цветограмма Айялы пылала огнем сомнения. «Айян, Айк…» — шептала она беззвучно, погружаясь в таинственную глубину бездонных глаз Верховного Айяра… Да, только что она ощутила слабость его тела. Но теперь чувствовала, как сила его духа заполняет собой истосковавшееся гнездовье и ее омертвевшую от горя душу… Она устала ненавидеть…