Георгий Бовин - Дети Земли

Под напором ослепительного, пышущего жаром пламени чудовищный рак бешено заколотил по воде хвостом и обратился в бегство. Он помчался задом наперёд, подобно дьяволу, улепётывающему в ад с могилы Фауста, и через несколько секунд исчез в пучине.

Ольга Александровна и Галя не стали искушать судьбу и, подхватив с двух сторон Константина Степановича, наглядно показали, для чего человеку служат ноги.

Рассказ о встрече с гигантским раком произвёл на всех остальных членов экипажа огромное впечатление. По описаниям чудовища Синицын установил, что это был птеригот. Так назывались двухметровые ракоскорпионы, которые жили на Земле триста-четыреста миллионов лет тому назад. Правда, у земных птериготов не было усов, и здешний экземпляр был совершенно диковинных размеров.

Галя была героиней дня. Все восторгались её находчивостью и мужеством. Николай Михайлович был в отчаянии, что ему не пришлось увидеть птеригота своими глазами. Если бы не Игорь Никитич, он тут же помчался бы на его поиски.

Это приключение заставило путешественников насторожиться. Отлучки с корабля в одиночку, особым охотником до которых был Синицын, отныне запрещались. Были продуманы и способы защиты от неожиданных гостей.

Неотвратимо уходящее время и медленно подвигавшаяся работа по восстановлению корабля вынудили путешественников окончательно свернуть научные работы и сосредоточить все силы на самом важном деле — ремонте корабля.

— Не беда, — говорил Константин Степанович, — если мы соберём мало материалов. Беда, если мы их вообще не привезём. Дело не в том, спасём ли мы наши жизни, а в том, сумеем ли выполнить возложенное на нас задание. Истинный учёный должен меньше всего думать о себе. Для него самое важное на свете передать свой опыт, свои знания, чтобы они не пропали бесследно для человечества. Мы, астрономы, часто с благодарностью используем наблюдения звёзд, которые были сделаны и тысячу, и две тысячи лет тому назад. Их сделали учёные, не имевшие ни сложных приборов, ни наших знаний, — сделали ещё в те времена, когда не существовало, ни одного из современных европейских государств и по необжитым просторам Европы кочевали дикие племена. Их благородный труд дошёл до нас сквозь толщу веков. Да вот послушайте, как должен работать настоящий учёный. В тысяча семьсот пятом году астроном Галлей вычислил путь большой кометы тысяча шестьсот восемьдесят второго года. Он предсказал, что она вернётся в тысяча семьсот пятьдесят девятом году. Галлей прекрасно знал, что не доживёт до её возвращения. А ведь только оно одно могло доказать его правоту. Он не задумывался, стоит ли сохнуть над вычислениями, раз он умрёт, не дождавшись награды. С пером в руках учёный выследил путь косматой звезды в глубинах неба и точно предсказал год и месяц её появления. Весь научный мир был возмущён его «наглым шарлатанством». Галлея называли лгуном, безумцем, богохулителем, глумились над его работой. Но астроном всё терпел и стоял на своём. Он старился, дряхлел и наконец сошёл в могилу. Могила заросла травой. Износившееся тело великого учёного распалось на атомы, из которых когда-то возникло. И сам Галлей и место, где он был похоронен, были забыты, как забывается всё на свете. Летело время. И вдруг…

И вдруг в один ясный вечер над горизонтом в безмерной тёмной глубине зажглось какое-то сияние, разгоравшееся из ночи в ночь. Сияя всё ярче, оно переходило из созвездия в созвездие, заполняя клубами светоносного тумана всё большее пространство.

И вот перед потрясённым человечеством засверкала воплощённая истина: комета Галлея вернулась в предсказанный срок!

Я вам рассказал эту правдивую историю, — заключил Константин Степанович, — чтобы вы, молодёжь, лучше поняли ответственность перед человечеством за исход экспедиции. А теперь, друзья, скорее за работу! Отдайте ей весь ваш молодой, нерастраченный пыл!

И дело пошло. Да ещё как пошло! По крайнему настоянию Ольги Александровны спали всё-таки семь-восемь часов в сутки. Мудрая женщина знала цену переутомлению.

С удивлением наблюдала Галя, как внезапно изменилось поведение Николая Михайловича. Ещё вчера партизанивший ворчун, Синицын вдруг преобразился. Правда, ворчать он не перестал, но из всего экипажа не было человека, который так ревностно, как он, работал бы над восстановлением «Урана».

Безоговорочно выполняя все поручаемые ему работы, геолог ухитрялся ещё отрывать минуты от скудного времени, отпускаемого на приведение себя в порядок, чтобы пронумеровать, снабдить пояснениями, расположить и упаковать свои коллекции минералов. Рвение его доходило до того, что он, чертыхаясь и ворча, оставлял свою научную работу и помогал обрабатывать экспонаты Ольге Александровне. Работа так и горела у него в руках.

Игорь Никитич и Константин Степанович зачастую переглядывались с весёлыми огоньками в глазах, следя за неутомимыми хлопотами «колючего геолога». Но Гале претило внезапное трудолюбие старика. Она всё ещё не могла забыть, как во время полёта с Земли на Венеру Синицын упорно отлынивал от работы, выходившей за строгие рамки обязанностей, которые он сам себе установил, и как он вместо того, чтобы помогать товарищам, предпочитал, ничего не смысля в звёздах, часами просиживать у телескопа, мешая вести действительно нужные наблюдения.

«Страх перед гибелью, если корабль в урочный час не сможет подняться, — вот что руководит Синицыным!» — думала Галя, и «колючий геолог» стал для неё ещё невыносимее, чем прежде.

Когда приблизилась астрономическая полночь, температура упала. Завыл пронизывающий ветер и понёс мокрый песок.

Галя попросила у Белова разрешения сходить к морю и взглянуть, как выглядит прилив. Но Игорь Никитич не пустил её. Он объяснил Гале, что хотя на Венере солнечное притяжение достигает двух третей суммарного тяготения Солнца и Луны на Земле, оно может поднять воду только на полметра, потому что на Земле подъём воды у берегов вызывается не столько солнечным тяготением, сколько скоростью набегания приливной волны. Если точка на экваторе Венеры движется в тридцать три раза медленнее, чем точка на экваторе Земли, то живая сила приливной волны на Венере в тысячу с лишним раз меньше, чем у нас, и не может хоть сколько-нибудь поднять уровень воды у берегов. А так как полуметровый прилив длится двести часов, то заметить его без специальных приборов невозможно, поэтому и не стоит на это тратить время.

После того как повреждённое крыло «Урана» было укреплено, предстояло ещё много работы. Надо было не только прочно соединить его с корпусом, но и защитить место починки от космического холода: покрыть это место зеркальным лаком, предварительно спаяв всю оборванную отеплительную сеть на обшивке.