Судьба - Влад Матт
Так я отработал больше месяца. Вопросов лишних не задавал. Ходил на работу, ел, приходил в общежитие, шёл купаться и спать. Наутро всё повторялось. И всё шло бы своим чередом, но рома заболел. У него появился насморк, кашель и температура. На больничный он идти не хотел, и я думаю, что на фабрике нет такого понятия.
С каждым днём Роме становилось всё хуже и хуже. На работе я захотел в туалет по естественной нужде. И как только зашёл в кабинку, то дверь выхватил Рома и зашёл вместе со мной.
– Делай что хотел, – сказал он и встал за моей спиной. – Я не смотрю.
– Что случилось?
– Слушай меня внимательно, и пора бы тебе начать, возможно, здесь тоже есть прослушка, но надеюсь, что её нет, – он шмыгнул носом и продолжил, – я болею, таких здесь долго не держат. Без лекарств я протяну недолго, так что терять мне уже нечего.
– Что ты хочешь мне сказать, – Я уже почти заканчивал естественный процесс и сообщил об этом товарищу.
– Попытайся сбежать отсюда, если хочешь жить. В тот день, когда они нас забрали, у неё было третье предупреждение. Я лично видел, как они насадили её на мясницкий крюк. Она кричала, кровь лилась водопадом. На живую, эти изверги, отрезали от неё куски плоти. Она умерла в мучениях. Они вытащили из неё внутренние органы. А кости с кожей пропустили через дробилку. Я до сих пор всё это вижу перед глазами.
В дверь постучали. Отсиживаться в туалете вдвоём не имело смысла. Мы вышли. Перед нами стояла женщина и строго смотрела снизу вверх.
– Я предупреждала. Мне без разницы, что вы там делали вдвоём, но этого я не потерплю. У тебя второе, а у тебя третье.
За китель из туалета нас выдернули двое мужчин, которые больше походили на шкафы. Нас разделили, меня отвели в комнату с телевизором, а Рому в цех разделки.
Я видел всё.
Рому раздели догола и насадили на большой металлический крюк на цепочке. Мясники в красных одеждах, сначала отрезали от него ягодницы. Затем повернув, они отрезали его мужской орган с мошонкой, ляжки и икры. Опустив ещё живое тело ниже, они отрезали мышцы рук и груди. Он кричал, кровь стекала в контейнер под телом.
Его тело дёргалось и успокоилось, когда все внутренние органы вытащили в отдельный отсек. Экран поменялся на цех с дробилкой. Остаток тела Ромы и кости опустили в дробилку. На выходе получился бело-розовый порошок.
– Для общего развития. Этот порошок нужен для утяжеления веса фарша и не только. Полезная вещь. Конечно, человеческие кости – это не основной ингредиент, но куда-то их девать надо. А человеческое мясо, наш секрет. Один человек меняет вкус более тонны мяса, – она говорила спокойно, будто профессор на лекции. – Смотри дальше.
Она показала мне комнату, где на диванах сидят, обезображено толстые люди. Они смачно ели и пили. Из-за щёк было тяжело разглядеть глаза. И если бы место круглых пальцев были копыта, то от свиньи их ничто бы не отличало.
– Тебе повезло. Ты не склонен к полноте, а то был бы среди них. Повторяю, у тебя второе предупреждение, третье будет последнее. Понял?
Я промолчал. Она подошла ко мне и маленькой рукой сильно ударила по щеке.
– Понял?
– Понял, – огрызнулся я.
– Ещё одна провинность и ты окажешься по ту сторону экрана. И помни, чтобы ты не делал, я всё равно узнаю. Работай и спи, больше от тебя ничего не надо. Работай и спи, больше от тебя ничего не надо.
Меня выпустили, и я пошёл в общежитие. На улице был ещё день, но на работу мне идти не хотелось. Вечером пришли с работы Паша и Кунь. Паша ничего не спрашивал. По одному моему виду было всё ясно.
Прошло полгода. В комнату нам поселили новых жильцов. Я не заметил, как стал тем самым молчаливым парнем в комнате. Я видел, как меняются лица ново пришедших. Как из весёлого парня выкачивают радость. Люди появлялись и исчезали. Паша не выдержал этого и ночью повесился на полотенце.
Надежда на спасение появилась, когда ко мне подошёл китаец и, сунув тетрадку с ручкой, сказал:
– Ты писать, а сбегать и там отдавать.
Больше он ничего не сказал. Я стоял в шоке. За долгое время я в первый раз услышал его голос. Он нашёл выход из фабрики и теперь хочет помочь нам. Из туалетной бумаги он сделал, что-то похожее на тетрадку, а ручку украл с рабочего места.
Теперь я выполняю его просьбу и пишу послание-просьбу о помощи. Я знаю, что если его поймают, то у меня будет третье предупреждение и меня посадят на крюк, но мне уже без разницы. Я готов к смерти.
Надуюсь, что кто-то прочтёт это, и нас спасут.
***
Данную историю мне передал китаец в баре. Он пришёл в рабочей одежде, подсел ко мне и попросил меня заказать ему пива. Мы с ним разговорились, и он передал мне тетрадь Сергея, с просьбой: «помоги им». Я прочитал историю и сфотографировал страницы. Оригинал отнёс в полицию, но они всё замяли. Тогда я отослал фотографии журналистам, но и от них не было спасения бедных работников мясной фабрики.
Как из фабрики выбрался китаец, я не знаю. Он мне ничего не рассказал, хотя жил у меня больше месяца. Каким-то образом он смог заработать на билет домой в Китай и улетел.
Про судьбу Сергея ничего не известно. Он не написал свои данные или данные хоть каких-нибудь родственников. Название фабрики я специально не написал, как и своё имя. Судя по всему, многие знают об ужасах на мясной фабрике, но она слишком влиятельная.
У меня осталась последняя попытка достучаться до общества. Я выкладываю историю Сергея в интернет, и может, она дойдёт до нужного человека.
Клео
Что? О чём вы меня спрашиваете? Я вроде понимаю, но Господи, как же вам всё объяснить? Тяжело. Не объяснять тяжело, а собрать все мысли в единое целое. Пипец. Поймите меня после всего, что я пережила мне тяжело говорить. Я не помню последние часы. Всё как в тумане.
Что вы хотите от меня?
И вообще, где я?
Что это за комната?
А понятно. Значит, вы меня привезли в полицию. М-м-м-да, условия у вас тут не самые лучшие. Хоть бы убрались, вон в углу уже паутина запылилась. А можно стакан воды? Пить хочется. В горле сильно сушит, говорить из-за этого тяжело. И если можно, то принесите холодной.
Спасибо. Вода у вас ужасна на вкус. Но хоть что-то.
О, а что сразу нельзя было принести воду в бутылке. Это лучше. Спасибо.
Я не знаю, поверите вы мне или нет, но рассказывать всё равно придётся.
А для чего здесь камера и этот микрофон? А, ясно. Вы думаете, я преступница. И это был не вопрос, это утверждение. Но может у меня и получится вас убедить, что я не нарушила закон. Я сама не считаю себя преступницей. Хотя.… Если посмотреть вашими глазами, то да я преступница.
Ночью на кладбище. Боже мой, я даже представить не могу, что вы себе надумали, увидев всю эту картину. Но так надо было. Это всё, что я могу сказать. По-другому это было не остановить. И я уверена, что вы бы поступили так же.
Сколько у меня времени, чтобы всё рассказать? Столько, сколько мне нужно? Тогда я расскажу вам всё, что смогу восстановить. Я сама не знаю, сколько мне нужно времени. Много чего произошло. Только можете мне расстегнуть наручники, они сильно давят. Ну, нет, так нет. Посижу и в них, выбора, похоже, нет. И не надо так злиться. Я понимаю, что сейчас ночь и это не стандартный случай, но злиться не надо. Да и я
