Сергей Казменко - Фактор надежды

- Может, я подменю тебя? - осторожно спросил Чверк.

- Нет, - я проглотил капсулу, запил водой.

Доверить сейчас управление гвенгу - значит, распроститься с надеждой. Их осторожность вошла в пословицы. Наверное, над ней смеялись все цивилизации, с которыми гвенги сталкивались на своем долгом пути. Но все эти цивилизации рано или поздно погибали - а сверхосторожные гвенги медленно продвигались вперед, медленно и осторожно накапливали знания и оставались жить. Только становились еще более осторожными, видя гибель других народов. Настолько осторожными, что даже не рассекретили до сих пор перед нами расположения своих центральных миров и до сих пор наотрез отказывались бывать на Земле. Они так и заявили в свое время, что опасаются слишком тесных контактов с другими цивилизациями, ибо все цивилизации рано или поздно погибают, и им страшно посещать обреченные миры. От чего погибают, почему им так страшно - этого гвенги не объяснили. Не хотели? Или не могли? Кто поймет гвенга, если даже друг друга мы порой понимаем с трудом? Так вот и сотрудничали с ними на периферии, только там, где человечество исследовало новые миры. Там гвенгам почему-то не было страшно. Или же они умудрялись преодолевать свой страх. Да, скорее всего, именно так: они преодолевали свой страх и шли вслед за людьми и вместе с людьми. Они и гибли порой вместе с нами. Достойно - вспомним хотя бы трагедию на "Аренасе", когда сразу пятеро гвенгов погибло, пытаясь спасти людей. Нет, их осторожность идет не от трусости - скорее от той же мудрости. Слишком многое, наверное, успели они повидать, и слишком мало существует в их понимании ценностей, ради которых стоит рисковать и жертвовать жизнью. Но эти их ценности - и наши ценности тоже. Дружба, любовь, верность...

Только я все равно не доверю гвенгу управление машиной, пока еще остается надежда. Хотя бы потому, что уж он-то точно ни на что не надеется.

Но почему?

- Чверк, - спросил я осторожно, - ты веришь, что нас могут спасти?

- Нет конечно, - он ответил совершенно спокойно. Мне бы такое спокойствие.

- Почему?

Я не думал, что он ответит, что сможет сказать что-то вразумительное. У гвенгов слишком многое происходит на подсознательном уровне. Там, где людям нужны объяснения и доказательства, гвенгам достаточно веры. Очень экономичный способ познания мира - но как же трудно порой бывает нам понимать друг друга!

Но он ответил. Ответил так, что у меня мороз по коже прошел.

- Все цивилизации, с которыми мы встречались, погибли. От одной и той же причины - существа, их создавшие, слишком плохо понимали друг друга. Вы, люди, не первые предложили гвенгам помочь с генетической трансформацией и сделать каждого из нас в итоге гораздо умнее, чем сейчас. Но, к счастью, мы давно уже поняли, что это - путь к гибели. Существует строгое соответствие между разумностью индивидуума и степенью взаимопонимания между индивидуумами, и нарушение этого соответствия неизбежно ведет к гибели. Мы, гвенги, по воле эволюции достигли такого соответствия. А вы, к сожалению, как и все остальные народы, которых мы знали, обречены. Рано или поздно вы освободите такие силы природы, которые погубят вас же самих. И наша с тобой гибель здесь, в этой Полости - лишь проявление этого универсального закона. Ведь если бы люди поняли, способны были понять, что ты войдешь в нее, нас бы непременно спасли.

Вот ведь черт! Мне и ответить-то было нечего. Я даже и вообразить не мог, что гвенги способны так вот логично и понятно все объяснить. А мы-то думали, что они просто слишком рано остановились в своем развитии, мы-то вынашивали проекты помощи, проекты ускорения их биологической эволюции. Где нам было понять, что гвенги, раскрыв причину бессмертия, сознательно остановились в развитии. Их бессмертие - во взаимопонимании. Они ведь и в самом деле понимают один другого гораздо лучше, чем при всем желании понимают друг друга люди. И не будучи очень умными по отдельности, гвенги все вместе оказываются гораздо разумнее всех, с кем их когда-либо столкнуло время. Мы же рядом с ними - как толпа разноязычных дикарей, вознамерившаяся построить вавилонскую башню. Толпа, способная лишь погибнуть под ее развалинами.

- Почему же вы не объясните этого людям? - спросил я наконец.

- Это ничего не изменит. Это только лишит вас надежды, - ответил Чверк, и такая безнадежность прозвучала в его голосе, что завыть от тоски захотелось. Или мне это только показалось? Как может транслятор передать такую безнадежность?

- Мы пробовали объяснять, - снова заговорил Чверк. - Раньше. Тем же акарам, к примеру. Это не помогло. Все они погибли, так и не достигнув необходимого взаимопонимания. Они искали выход - но, видимо, не там. А мы ничем не могли помочь им...

Он замолчал. Молчал и я. Меня такое вдруг охватило отчаяние, что захотелось немедленно остановить машину, опустить руки и ждать смерти. Но инстинкт самосохранения - могучая сила. Разумом я уже отключился от управления, разумом я уже понимал всю безнадежность нашего положения, вообще безнадежность существования дальнейшего, даже если бы чудо вдруг произошло, даже если бы мы вырваться отсюда сумели. А инстинктивно продолжал вести машину дальше, продолжал выбирать оптимальный маршрут, чтобы не упустить зону контакта за горизонт. Но совсем об этом не думал. Отключился совершенно. Только о Зойке думал. Только о ней. Вспоминал, лицо ее представлял, голос... Я же, оказывается, все-все помнил, с самой первой нашей встречи. И до самой последней...

Не знаю, сколько времени так прошло. Не помню. Может, час. Может, десять часов. Помню только, как очнулся от того, что все вокруг изменилось. И сразу почему-то понял - вот оно, спасение. Подсознанием понял. Только потом уже разглядел, что снова горизонт стал вверх уходить, стягиваться над головой в точку - яркую, как звезда. А впереди, во тьме кромешной, проход открылся.

Решились все-таки. Рванули заряд, и часть Полости снова с внешним миром соединилась.

Все-таки, значит, решились.

Тут уж мне не до посторонних мыслей стало. Времени в обрез, да и обстановка, скажу вам, не располагала к посторонним размышлениям. Проход открылся у самой зоны контакта, и я едва успел подобраться к нему за те полчаса, пока энергия взрыва диссипировала через горизонт в Полость. Выбросило нас в паре сотен километров от точки входа и едва не засосало назад, как уже потом, при анализе выяснилось.

Только через три часа нас со спасателя обнаружили - там же после взрыва черт те что творилось. Я к тому времени, как на борт спасателя попал, уже плохо соображал - и нагрузка последних дней сказалась, и дозу получил солидную. Но не дал себя сразу в саркофаг уложить, до самой базы держался. Хотя и плохо помню, что вокруг творилось. Потом только вспомнил, как Конрад Грибов, начальник спасателей, чуть не в ухо мне кричал: