Наталья Харрис - Бэн

— Саймон! — весело закричала высокая дама в мехах, обращаясь к водителю мотоколяски. — Опять ты со своими шутками! Зачем так пугать людей? — Она энергично выдернула Эгона из объятий басовито хохочущего прямо ему в ухо шутника. — Оливия! — она протянула для поцелуя руку в длинной бархатной перчатке.

Эгон узнал ее. Оливия Никади, знаменитая в прошлом модельер-дизайнер. Мадам и сейчас не изменяла своей оригинальности — в свете ламп ее волосы отливали ярко-синим цветом.

Эгон попал в царство разгульной старости, которое так ненавидел. Там был весь набор: вставные челюсти, блестки на трясущихся лысых головах, оголенные плечи престарелых прелестниц, покрытые пятнами, томные танцы с костылями. Проследив за его взглядом, Оливия сказала:

— Я и сама не верю, что мне уже восемьдесят пять. И никак не могу примириться с тем, что скоро пора сдавать в утиль платье, которое служило мне столько лет. — Она провела руками по своему телу, обняла ладонями плечи, поежилась. — Но не будем о грустном, правда, Саймон?

— Не будем! Лучше выпьем шампанского! — Саймон схватил бокал и поднес его к своим пушистым усам.

— Не могу отделаться от чувства, что я вас где-то видел… — сказал ему Эгон.

— Еще бы! Лет сорок назад моя физиономия не сходила со страниц газет и журналов.

— Вернее, из раздела криминальной хроники, — уточнила Оливия Никади с улыбкой.

— Не может быть! — воскликнул Эгон, вспомнив наконец это лицо. — Вам что, удалось-таки спрятать деньги после ограбления национального банка?

Саймон захохотал.

— Вовсе нет, они схватили меня через пару месяцев, когда я наслаждался жизнью на Гавайских островах вместе с красоткой Лили! И я честно отсидел свои двадцать восемь лет.

— А как вы тогда очутились в «Долине Радости»? Или отложили денег на старость? Ведь этот дом престарелых очень дорогой. — Эгон во всем любил ясность.

Саймон переглянулся с Оливией, потом ответил:

— У меня денег нет вообще. Я отдал себя на благо науки, пожизненно… а за это они содержат меня, кормят и лечат.

— Как это — на благо науки? — удивился Эгон. — Вместо подопытного кролика, что ли?

— Тут все такие, — сказала Оливия. — В том числе и вы. Неважно, заплачены деньги, как сделано вами и мной, или нет, как Саймоном или Делакруа, но все мы работаем на благо науки.

— Гес, между прочим, тоже, — вставил Саймон, наливая себе второй бокал шампанского.

— И Гес, конечно, — подтвердила Оливия.

— Я не понял. Что вы этим хотите сказать?!

Никади выразительно посмотрела на Эгона маленькими, темными, глубоко спрятанными в морщинах глазами. И ответила вопросом на вопрос:

— Вы уже были в «Терре»?

— Нет, иду на следующей неделе.

— Вот когда сходите, тогда и поговорим. А теперь позвольте вам представить господина Делакруа, вот он как раз идет сюда…

Эгон лежал в постели и смотрел на падающий за окнами снег. Зима развлекалась сверкающими искрами снежинок, пуская их с небес бесконечным потоком. За последнее время произошло много интересных событий, которые Эгон по своей привычке собирал воедино, чтобы создать более-менее цельную картину. Но пока у него ничего не получалось.

Он часто слушал свой граммофон, перебирал памятные вещи, хранящиеся в большой резной шкатулке черного дерева, и разглядывал панно, собранное им из газетных вырезок и фотографий.

Эгон с тоской смотрел в сторону города, где ждал его автобан, на котором водители неоднократно видели Терезу и Бэна, а ему так ни разу и не удалось их встретить. Многие годы он ходит к автобану, но они как будто специально избегали его.

Эгон вспомнил о посещении «Терры», куда его отвезла Меган на радужном мини-каре. Он был поражен масштабами центра. Казалось, что за его высокими заборами скрывается целый завод. Главный корпус «Терры» был представлен шестиэтажным зданием в виде усеченного конуса. Получив пропуска на входе, Эгон с медсестрой добрались до заветной двери, куда он зашел один, а Меган осталась ждать в коридоре.

Внутри он обнаружил просторный зал, заставленный аппаратурой, не похожей на обычные медицинские приборы, и трех человек в голубых халатах — двух мужчин и женщину, сидящих за столом, как члены какой-нибудь комиссии. У господина Майера даже заныло под ложечкой, как в далекие студенческие годы. Правда, члены комиссии были добры к старику, они всего лишь подвергли его трехчасовому допросу, предварительно опутав тело проводами с датчиками и отслеживая реакцию на мониторах. При этом троица обменивалась короткими фразами, смысла которых он так и не понял.

Оказалось, что это не все и ему придется прийти сюда еще раза три-четыре.

Опустошенный, измученный Эгон вернулся к себе и пролежал весь вечер, даже не выходя к ужину. Его навестила Оливия, принесла пирожное с фисташками и кофе, расспрашивала, как все прошло. Узнав подробности, заметила:

— Кроме тебя только Геса так мучили, видимо, это участь всех нестандартно мыслящих… Постарайся выдержать, может быть, они сделают тебе робота, да и отстанут.

Со слов Оливии Эгон узнал, что кроме первых интенсивных посещений «Терры» есть и плановые визиты — раз в два месяца. И существовала еще более неприятная перспектива попасть туда после нарушения контракта о медицинском роботе. Некоторые люди в силу характера или обстоятельств нарушают договор. Обычно после этого происшествия в доме престарелых их больше не встречают. Может быть, выгоняют, а может, наказывают, а может, даже и…

Пожилые люди, как дети ночью, любят рассказывать про это страшилки. Никто не знает точно, где правда, а где вымысел в этих историях, но умение держать язык за зубами — одна из самых востребованных добродетелей в «Долине Радости»…

Тут Эгон вспомнил старика с ребенком, которого утащили охранники.

— Очень опасно нарушать договор! — прокомментировала его рассказ Никади, оглянувшись по сторонам.

Оливия уже познакомила его с маленьким, тщедушным Делакруа и белобородым Гесом, походившим на Санта-Клауса. Один был в свое время ловким шпионом, работавшим на разведки трех стран, а второй — изобретателем, имевшим более пятидесяти патентов.

Все эти люди вряд ли могли встретиться в «прошлой» жизни, но теперь стали друзьями.

Наконец тесты завершились, сотни вопросов и хитроумных задач подошли к концу, и Эгону Майеру пообещали лучшего медицинского робота в мире. И всего через каких-то три недели.

Звонила Зельда, расспрашивала, как дела. Сетовала, что не может приехать, весь округ парализован из-за непрекращающегося снегопада. Эгон не стал ничего ей говорить, домой ему уже не хотелось, путь назад был отрезан, и прежде всего у него в душе.