Филип Фармер - Темные замыслы

Но теперь он снова жив и пребывает неизвестно где: ни на рай, ни на ад, насколько ему известно, все это не походило.

Перед ним миллионы тел, но жив и бодрствует только он один.

Парящему среди стержней Бартону следовало бы удивиться, почему именно ему досталась эта незаслуженная честь.

Но Бартон-наблюдатель уже твердо знал, почему.

Его разбудил тот этик, которого он называл Иксом; тот предатель.

Висевший в пустоте человек дотянулся до одного из стержней, и все тела вместе с ним начали падать вниз.

Наблюдавший Бартон испытал такой же ужас, как и в первый раз. Это был первородный кошмар, присущий всему человечеству, — сон о падении. Несомненно, он унаследован от первого человека, полуобезьяны, для которой падение не сон, а устрашающая реальность. Она перепрыгивала с ветви на ветвь, гордясь, что может преодолеть пропасть. И падала именно из-за своей гордыни, мешавшей здраво судить о реальности.

Падение Люцифера — тоже след гордыни.

Сейчас тот, другой, Бартон судорожно ухватился за стержень и повис; мимо него, медленно вращаясь и сталкиваясь, сплошным водопадом плоти скользили вниз тела.

В этот момент он заметил воздушный аппарат в форме каноэ, опускающийся между стержнями. Эта летающая лодка не имела ни крыльев, ни пропеллера, ни других известных Бартону приспособлений, способных поддерживать ее в воздухе.

На носу аппарата виднелось символическое изображение белой спирали, от которой исходил яркий свет. Над бортом показались две фигуры, и внезапно падение тел стало замедляться. Невидимая сила подхватила Бартона и оторвала от стержня. Его понесло вверх, перевернуло, он поплыл и замер около каноэ. Один из мужчин направил на него металлический стержень размером с карандаш. Охваченный ужасом, в приступе яростного бессилия, Бартон взревел:

— Убью! Убью!

Угроза была пустой — как темнота, погасившая его сознание.

Сейчас только одно лицо виднелось над краем аппарата. И хотя Бартон-зритель не мог отчетливо различить черты, оно показалось ему знакомым: это было лицо Икса.

Этик глумливо усмехался.

4

Бартон потянулся, пытаясь схватить Икса за горло.

— Ради Бога, Дик! Это же я, Пит!

Он разомкнул руки и выпустил горло Фригейта. Свет звезд, ярких, как в полнолуние на Земле, падал сквозь открытую дверь, освещая фигуру Питера.

— Ваша очередь дежурить, Дик.

— Потише, пожалуйста, — пробормотала Алиса.

Бартон скатился с кровати и нащупал одежду, висевшую на гвозде. Несмотря на выступивший пот, он весь дрожал. Маленькая каюта, нагревшаяся от человеческого тепла, сейчас остывала, заполняясь холодным туманом.

Алиса произнесла: «Брр!» — и потянула на себя тонкое покрывало. Он бросил быстрый взгляд на обнаженное тело, потом — на Фригейта, но американец отвернулся и шагнул к лестнице. При всех своих недостатках Бартон не был ревнив; не станет же он попрекать парня за нескромный взгляд, догадываясь, к тому же, что тот увлечен Алисой. Об этом не говорили, но знали все — и Бартон, и сама Алиса, и Логу, подруга Фригейта. Пожалуй, никого, кроме Алисы, это не касалось. За долгие годы она утратила изрядную часть своего викторианского целомудрия и временами — конечно, подсознательно — поощряла Фригейта, хотя потом отрицала все начисто.

Бартон решил не обсуждать этот эпизод, хотя сердился и на Фригейта, и на Алису. Если он обронит хоть слово, то будет выглядеть идиотом — ведь Алиса, как и все остальные, купались в Реке нагишом, не обращая внимания на окружающих. Фригейт сотни раз имел возможность видеть ее без одежды.

Ночью они устраивались под кипой покрывал, скрепленных магнитными застежками. Бартон отстегнул и накинул на себя одно из них, опоясался ремнем из рыбьей кожи, прикрепив к нему ножны с кремневым кинжалом и каменным топором, и повесил через плечо деревянный меч. Его кромки были усажены кремнем, вместо острия торчал рог речного дракона. Наконец, он вынул из стойки тяжелое копье и пошел к трапу.

На палубе он окунулся в густой туман. Фригейт был одного роста с ним, и Бартону казалось, что голова американца, лишенная туловища, плавает в клубящейся дымке. Сверху струился свет, хотя небеса над Рекой не знали луны. Над головой все сияло от ярких звезд и гигантских сверкающих газовых облаков. Фригейт полагал, что этот мир находится вблизи центра галактики. Но истинное местоположение планеты знали только ее таинственные хозяева.

Прошло немало лет с тех пор, как Бартон и его друзья построили новое судно и уплыли из Телема. «Хаджи-2» не был копией своего предшественника, а представлял из себя одномачтовый тендер с косым парусным оснащением. На борту находились Бартон, Алиса Харгривс, Фригейт, Логу, Казз, Бест, Монат Граутат и Оуэнон. Об этой женщине было известно лишь то, что она происходит из древнего доэллинистического племени пеласгов и не возражает делить ложе с инопланетянином. Вместе с этой неизменной командой (Бартон обладал счастливейшим даром объединять вокруг себя самых разнообразных людей) он двадцать пять лет плыл вверх по Реке. В Телеме остался лишь Лев Руах, один из участников прежней эскапады.

Но «Хаджи-2» не оправдал надежд Бартона на долгое путешествие: на маленьком судне члены команды страдали от неизбежной тесноты и толкотни. Снять постоянную напряженность мог лишь длительный отдых на берегу.

Бартон решил сделать очередную остановку. К тому времени судно достигло широкой части Реки, где она разливалась в озеро длиной около двадцати миль и втрое меньшей ширины. В западной части озеро сужалось, образуя пролив в четверть мили. Течение там было бурным, но, к счастью, дул попутный ветер. При противном ветре «Хаджи-2» не смог бы маневрировать в таком узком канале.

Вместо того, чтобы пристать к берегу, Бартон направил тендер к одному из утесов, выступавших посередине озера. За скалой тянулась коса, высоко приподнятая над урезом воды. На ней виднелось несколько грейлстоунов, в стороне стояли хижины. На острове были причалы, удобные для стоянки, но они находились выше по течению, и Бартон поставил судно у ближайшего. Команда завела канаты, затем по борту навесили мешки из кожи меч-рыбы, набитые травой. Со всех сторон к ним начали осторожно сходиться туземцы. Бартон поспешил заверить их в мирных намерениях своего экипажа и вежливо осведомился, можно ли воспользоваться их каменными граалями.

На острове обитали два десятка низкорослых темнокожих людей, язык которых был незнаком Бартону. Но они говорили на испорченном эсперанто, и языковой барьер был преодолен.

Возвышавшийся неподалеку от деревушки грейлстоун представлял обычное грибообразное сооружение из серого гранита с красными вкраплениями. Камень был Бартону по грудь и на его плоской вершине находилось примерно семьсот выемок — такого же размера, как днища цилиндрических чаш.