Сергей Барсов - Продавец льда

- Тебе все шуточки... - Сова говорил тише, чем ругался. - А я сейчас подохну.

- Раньше надо было подыхать, - сказал Оскар. - Теперь я тебя вытащу.

- На себя посмотри, - так же тихо посоветовал Таклтон.

- Успею еще. - Оскар опустился на колени рядом с раненым. - Что у тебя?

- Заливал балласт, пингвины налетели... пока отбился, они у меня фунтов пять живого мяса выдрали. Ну, и я троих положил... вон, валяются.

И верно: чуть вдалеке примерзли кровью ко льду три мохнатые кучи. Оскар плюнул в их сторону, как велел обычай, достал из аптечки на поясе вечный шприц с обезболивающим, поискал на Таклтоне живое место и прямо сквозь костюм воткнул иглу в тело. Потом достал пакет с "минуткой" и начал бинтовать сверху вниз.

Таклтон был крепким мужиком, и обычной дозы было мало, чтобы сразу нокаутировать его.

- Спасибо, Оскар, но я, наверное, все равно подохну. Прости...

это о мою балластину ты расшибся. Я когда отбивался, задел рычаг, ну, она и поползла. А буер снесло прямо в трещину.

- Ладно, сочтемся. Полежи, а я пока соберу шлюпку.

- Нет... постой... послушай, пока я не свалился... Вот здесь...

- Сова коснулся поясной сумки. - Завещание... Отдай дочери.

- Какой еще дочери?

- Она в городе живет. Найдешь... Отдай ей...

- Сам отдашь.

- Возьми! - Таклтон угрожающе потянулся к сабле.

- Ладно-ладно, а то еще зарубишь, как пингвина.

Оскар снял с раненого сумку и прицепил себе на пояс.

- Там... - Сова показал на сумку. - Футляр маленький... для тебя. Там кроки... как найти библиотеку... их библиотеку...

- Ну, это ты бредишь.

- Клянусь Богом, я в своем уме! Если сдохну - он твой. Только ты все равно меня вывези... не оставляй совам. Да... и отдай завещание... и спустись в могилу, чтобы все видели. И помоги Сибил...

Он заснул. Оскар разогнулся и осмотрел себя самого. Ничего утешительного: костюм сбоку разодран, рана в полдюйма шириной - наверное, разорвал о фиксатор обтекателя. Энергобрикет, слава Богу, был цел, а вот отопительные контуры костюма пообрывались, и медная проволока свисала из дыры. Возиться с отоплением было некогда, он скрутил наугад несколько проволок и заклеил поверх куском "минутки".

Потом ощупал шлем. Фейсгард свезло набок, трубчатый гребень и вовсе снесло, но голова была цела. Оскар ободрал с ног измятые наколенники и поковылял к буеру.

То, что ни о каком ремонте не стоит и мечтать, стало ясно с первого взгляда. Оскар включил радиомаяк буера, достал с заднего сиденья игломет, подключил его к энергобрикету и положил на живот, на карабины.

Первый приступ слабости он ощутил, едва начав собирать шлюпку крошечный буер из легких труб и с паршивыми коньками. Дело было плевое, и если бы не рана, Оскар справился бы за несколько минут, а тут еще засигналил энергобрикет на поясе Таклтона, и пришлось заменить его тем, который питал фару. Потом Оскар взял Сову за воротник и потянул за собой. Тут слабость накатила всерьез, и ему пришлось сесть прямо на лед.

Наконец он собрал шлюпку, взвалил на нее обмякшего Таклтона и уже собрался лечь сам, но вспомнил о рулевом коньке. Бросить его вместе с буером значило вдрызг рассориться с кузнецом Вацеком.

Морщась от боли, Оскар приподнял нос буера, умудрился одной рукой отжать оба фиксатора и подобрал со льда булатное лезвие.

В конце концов он улегся на шлюпку лицом вниз, сморщился от боли, подмигнул своему отражению в ледяном зеркале, с которого ветер на мгновение смахнул пыль, дотянулся до ручки фала и рывком вздернул парус. Ко всему прочему заело топовый стопор, и пришлось злобно его дергать, пока парус не застыл, поймав ветер.

- Теперь выберемся. - Оскар толкнул локтем бесчувственного Таклтона. Главное - не спрыгивай на ходу.

Время от времени Оскар стряхивал дурноту, задирал голову и смотрел на звезды. Добраться на шлюпке до города нечего и думать, нужно выбираться на дорогу: там есть шанс встретить экспресс, караван или муниципальный курьерский буер. И очень ему не нравилось, с каким деревянным звуком стучит о степс мачты перчатка Таклтона.

Над горизонтом замигали две новые звезды, синие.

"Везет", - подумал Оскар, намотал на раму шкот, достал из аварийной укладки сигнальные ракеты и надел одну на ствол игломета.

Судя по внушительному расстоянию между огнями штурманской и хвостовой башенок, из Столицы шел тяжелый 40-осный караван. Снова и очень не вовремя накатила проклятая слабость, и Оскар, чтобы не сомлеть, перевернулся на больной бок и в таком положении, шипя и ругаясь, дотянул-таки до дороги. Парус понес шлюпку дальше, в чистое поле - опять заело чертов стопор, - и тогда Оскар просто выдернул мачту из степса и бросил под рулевой конек. Лезвие перепрыгнуло через трубу, распахав парус, но опорные коньки споткнулись об нее, сорвали штифты и развернулись в разные стороны. Шлюпка остановилась как раз на пути огромных счетверенных катков каравана.

Первый выстрел не получился: ракета соскочила со ствола и застучала по льду, как консервная жестянка. Вторая ракета оранжевой змеей пошла прямиком под брюхо каравана: нет занятия гаже, чем лежа стрелять из игломета, а подниматься уже не было ни сил, ни времени.

Последнюю Оскар нацелил почти в зенит, и на штурманской башенке каравана наконец завертелся красный прожектор. Заметили.

Караван сбросил скорость, и Оскар успел прочитать на борту огромные буквы "OLI".

"Голиаф", - подумал он, закрывая глаза.

Сова Таклтон танцевал, словно солист в Ледовом театре. Вся разница состояла в том, что он был полностью экипирован для ледового путешествия, а над головой у него вместо хрустального свода чернело небо. Движения танцора были незамысловаты, но это был именно танец, а не просто бессмысленное кружение. Музыки Оскар не слышал, сам Сова молчал, танцуя сосредоточенно, даже как-то отрешенно. И вдруг лед начал затягивать Таклтона - сначала по щиколотку, потом по колено.

Сова танцевал, ничего не замечая, а лед затягивал его все глубже и глубже. Самое странное и страшное состояло в том, что подо льдом не было видно его ног, лишь колыхались два мешка пустоты, и чем глубже он погружался, тем больше становился ужасный воздушный пузырь, сохраняющий форму тела, танцующий.

"Он превращается в полостника", - наконец дошло до Оскара, и он рванулся прочь, но тут же споткнулся и полетел кубарем. Словно шар без рук и ног катился он по необъятной ледяной чаше Сухого моря, падал с обрывов и снова катился, а рядом бежала, завывая, небывало огромная певчая сова, и в конце пути - он точно знал это - его дожидался гигантский полостник с лицом Таклтона.

Слева на поясе взорвался энергобрикет, боль пронзила Оскара, запахло горелым мясом, его мясом, и огромная певчая сова набросилась на него, топорща кривые когти.