Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря (сборник)

Но полгода назад начались с Лигушей, скажем так, странности.

Для начала он попал под машину. Не под «Запорожец», не под «Москвич», даже не под «Волгу», а под тяжело груженый КамАЗ. Крепыш от рождения, бульдозерист выжил, врачи перебрали его буквально по косточкам, только вот с памятью Лигуши приключилась какая-то чепуха: имя, домашний адрес, место работы, имена соседей помнит, а спроси его: «Иван! Ты где в отпуске был?» – он лоб наморщит и не вспомнит. «А картошку посадил?» Даже на такой вопрос он, пока в окошко на огород не глянет, не ответит. Или спросишь: «Ездил за мясом?» Предполагается, понятно, в Берёзовку. А он радуется: «А то! Рона-то как разлилась!» – «Какая Рона?» – «Ну, река». – «Там же речка Говнянка, какая Рона?» – «Ну, может». – «А мясо-то привез? Почем в Берёзовке свинина?» Лигуша посчитает в уме и выдаст: «Столько-то франков», будто Берёзовка уже отделилась от России.

Пристрастился бульдозерист бывать в кафе «Тайга» при одноименной гостинице. Раньше, до встречи с тем КамАЗом, совсем не пил, а сейчас к выпивке пристрастился – большой вес мог взять за вечер. Глаза блестящие, вроде не смотрит ни на кого, а все равно всех видит, всё понимает. Сидит, помалкивает, петрушит что-то свое, а потом прогудит какой-нибудь незнакомой, случайно оказавшейся за его столиком женщине: «Что? Опять была у Синцова?» Женщина, может, соседка по улице, иногда блондинка, иногда брюнетка, неважно, скромница или задира, в кудряшках или с затейливой прической на голове, непременно краснела. Бросала недопитый кофе и бежала от пытливого бульдозериста.

А Лигуша действительно каким-то образом чувствовал, чье мясо кошка съела.

Сядет, скажем, напротив Лигуши некий Ванька Матрос, кочегар. Винишко свое Матрос давно вылакал, в голове темно, душно, еще хочется. Сидит, думает: «Вот вмажу сейчас Лигуше!» А Иван поднимает голову и в ответ на такие его паскудные мысли выдает вслух: «Ты, мол, пока беды не случилось, пока не въехали тебе пивной кружкой в череп, пока не обмакнули дурной головой в сточную канаву, катись домой, и поскорее, и не переулками, а Зеленой улицей, а то в переулках тебе морду набьют и карманы обчистят!» И все такое прочее.

Не каждый такое терпел, но все знали: Лигуша точно говорит.

Мало ли что у него странности. Мало ли что не все помнит. Мало ли что на первомайскую демонстрацию Лигуша вышел с портретом Дарвина. Если уж Лигуша сказал: иди по Зеленой, а не переулками, то прямо по Зеленой и иди. Кто шел переулками, тех и били, и обирали, и окунали головой в сточную канаву, так что со временем Лигушины рекомендации стали приниматься беспрекословно. И если уж кто-то терял бумажник, то не в милицию такой бедняга шел время тратить, а к Лигуше: вот, дескать, жизнь не удалась!

Лигуша кивал: это ничего, это уладим!

И улаживал: указывал, что у кого искать.

Было время, когда мужики всерьез подозревали – может, Лигуша с этим ворьем в специальном сговоре? – но ничем такое не подтвердилось. В конце концов дошло до людей: дар у бульдозериста такой. Вот в газетах писали: одну доярку молнией трахнуло, так она сразу стала сквозь толстые стены видеть. А тут тяжелогруженый КамАЗ!

– Помнишь анекдот? – грубо спросил Роальд. – Мужика несли хоронить, понятно, народ простой, перепились, покойника потеряли. Он выпал на дорогу, там его в пыли грузовик переехал. Водитель, понятно, не знал, что перееханный был уже неживым, взял да сплавил труп в озеро, а там браконьеры взрывчаткой рыбу глушили. Труп всплыл. Испугались, конечно. Дело происходило в пограничной зоне, бросили несчастного на контрольно-следовую полосу, пограничники труп засекли, приняли за нарушителя и шваркнули из гранатомета. Хирург в операционной провел над нарушителем пять часов. Вышел, стянул с рук перчатки, устало выдохнул: «Жить будет!» Считай, это о Лигуше. Одна только Анечка Кошкина в городке Т., многолетняя сотрудница местной библиотеки, привечает его, остальные его побаиваются.

– К чему ты все это рассказал?

– Да к тому, что Лигушу опять убили.

– Как это опять? Почему опять? Насмерть?

– Ну да. Второй раз убивают и опять насмерть.

– Да ну, – не поверил Шурик. – Нельзя отсидеть два пожизненных срока. И убить насмерть человека два раза подряд нельзя.

Роальд спокойно объяснил.

Эта Анечка Кошкина – дама не из простых.

Она маленькая, рыжая, голос у нее большой проникающей силы, глаза зеленые, болотного цвета, и вразлет. До того, как Лигуша побывал под КамАЗом, Анечка Кошкина активно пыталась сделать бульдозериста своим мужем. Дело почти сложилось, но тут выкатился этот КамАЗ. В общем, Анечку Иван узнал уже после того, как его спасли из мертвых. Он в клинической смерти был, объяснил Роальд грубо. Мертвец мертвецом. После лечения Анечку вспомнил, но прежнего общения как-то не получалось. Например, начисто забыл, что обещал жениться на Анечке. Понятно, Кошкину это раздражало. Чем сильней она пыталась ускорить естественные, на ее взгляд, решения, тем сильней упирался Лигуша. Короче, где-то в мае обиженная Анечка заявилась в кафе не одна, а с новым кавалером. Мордастый наглый придурок, моложе на год, на пальцах левой руки наколка – Костя, а на пальцах правой – Пуза. Сечешь? Но разговор у него был правильный, грамотный, это Соловей умеет. Он даже из зоны слинял грамотно, без особого шума. Числится в розыске, а поди найди его! Вот и явились, значит, они, Соловей да Анечка, пара сладкая, в кафе, и стал Соловей обращать внимание на бульдозериста. Может, из ревности. Сидит рядом с Анечкой, а выговаривает каждое слово так, чтобы доходило до бульдозериста. Говорит про него: тупой, наверное. Это он так вслух о Лигуше. Как с таким говорить о звездном небе, правда, Анечка? Свидетели подтверждают, что Соловей специально так себя вел. Т. городок небольшой, но старинный. В нем особняков купеческих со стенами толщиною в метр осталось довольно. Когда такие дома ломают, золотишко находят в прогнивших кожаных кисетах, старинные документы. Однажды скелет нашли, видать, кого-то замуровали в стену по пьяному делу. А мало ли что еще может попасть в руки тупому бульдозеристу? Соловей много чего плел.

Ну а финал прост, как цифра пять.

Соловей поет, Соловей глазки строит, у Соловья счастливое будущее в глазах читается, а Лигуша что? – простой бульдозерист – он и есть простой бульдозерист. Он свой обязательный вес взял и Соловья не слушал. Только одному знакомому сказал, сплюнув: «Вон видишь, какой-то Пуза мою Анечку завлекает, а зря. Завлекать ему ее – до июля. Ни днем больше. Сядет в июле Пуза».