Грег Бир - Город в конце времён

Велосипед резко вильнул, огибая рытвину.

Невесть откуда взявшийся грузовик сердито загудел. У Джека дернулось правое веко. Водитель грузовика просунул в боковое окошко кулачище размером со свиную рульку, но Джек мчал дальше, безразличный ко всему. С гневным ревом громадная машина миновала перекресток, едва не задев велосипедиста бортом.

Гудящие фонари изливали розовато-желтый свет под хмуро надвигавшимися тучами. Дорогу накрыла тень, и ноги Джека принялись отрабатывать циклоиду с уменьшенным темпом. Три мили в час. Затем две. Одна. Велосипед начал терять устойчивость. Тело выбросило ступню вниз. Касание вышло слишком ранним, кроссовка перегнулась в подошве, цепляясь мыском за выбоины в асфальте.

— Ах ты!..

Все, телу надоело.

Джек возвращался в мир — выше шеи. Лицо исказила удивленно-паническая гримаса. Он съехал со скользкого кожаного сиденья и приложился пахом о раму. Этот болезненный миг и позволил телу вновь слиться с душой. Споткнувшись, Джек машинально дернулся вперед, чтобы не упасть вместе с велосипедом.

Нога заехала прямиком в спицы переднего колеса.

— Тьфу ты!

Голос эхом отразился от гофрированных жалюзи и высоких гладких серых стен. Приходя в себя, Джек глотнул воздуха и огляделся: один-одинешенек, никто не был свидетелем приключившейся неприятности. Он опасливо погладил ноющий пах, затем бросил недоумевающий взгляд на часы. Итак, он отсутствовал шестьдесят пять минут. Практически ничего не помня.

Хотя нет… было какое-то высокое окно и мрак — мрак сверхъестественный, пронзенный ослепительным пучком серого света, с острыми как бритва краями… и еще за ним следили… кто-то или что-то…

Поверх кровли соседнего склада он увидел ярусы, сложенные из пустых синих, ржаво-коричневых и белых стальных контейнеров, помеченных логотипами экспедиторских компаний. Каким-то образом он очутился глубоко в недрах Южного порта, чуть ли не в грузовых доках с их выкрашенными в красное кранами-великанами.

Что-то метнулось вдоль ряда выставленных мусорных баков, царапая коготками асфальт.

Джек вытащил ногу из паутины велосипедных спиц, критически осмотрел старую кроссовку и порванный носок. Колесо погибло, хотя нога отделалась легкой царапиной. Он поднял велосипед, развернул его вспять, готовясь катить бок о бок с собой всю обратную дорогу.

Мягкий стрекот в тени — очередной царапающий звук, — и нечто длинное и низкое суетливо пробежало между перехваченными проволокой кипами картонок. Глаза Джека широко распахнулись. На миг почудилось, будто он увидел змею — змею с растопыренной рогатиной вместо хвоста. Недоумевая, он приблизился, нагнулся и приподнял краешек мокрого картонного листа.

Под стаккато щелчков и постукиваний заелозил широкий, плоский тюк слева. С гадливой гримасой Джек пихнул тюк ногой, тот перевернулся — и в это мгновение что-то длинное и черно-блестящее, с множеством ног и рачьими клешнями на хвосте шмыгнуло в дырку металлического ограждения.

Непроизвольно вскрикнув, Джек отпрыгнул назад.

Такое впечатление, что он только что повстречался с уховерткой — размером с руку.

За следующий час, толкая вихляющийся велосипед под эстакадой скоростной автомагистрали, вымокший до нитки от дождичка, мелко сыпавшего из темнеющих небес, он успел наполовину убедить себя, что возле доков увидел тень от крысы, а не от немыслимо огромного насекомого.

Он вернулся в свою съемную квартирку на третьем этаже, снял покореженное колесо, запихал его в чулан, переоделся в сухое и быстро поужинал консервированной говядиной с бобами. Попутно выяснилось, что Берк, его сосед и хозяин, захватил снизу ворох почты, прежде чем отправиться на работу. Берк, повар в одном из модных стейк-хаусов, трудился до полуночи шесть дней в неделю, возвращаясь домой весь пропахший жареным мясом, вином и бренди: сосед идеальный — и на глаза почти не попадается, и в душу не лезет.

Джек немного подвигал мебель, чтобы напомнить Берку о своем существовании, а то был однажды случай, когда тот попросту забыл о жильце и попытался сдать комнату Джека внаем. Покопался в почте: ничего, кроме счетов, да и то все на имя Берка.

Постепенно возвращалась уверенность. Джек встал посреди своей крошечной спальни и потренировался в жонглировании тремя крысами (из тех четырех, что он держал дома) и двумя молотками. Крысы отнеслись к этому с пониманием и терпением, так что по возвращении в клетку вся троица довольно попискивала. Он покормил зверят. Глазки их ярко горели. Усики трепетали.

Удостоверившись, что с рефлексами все в порядке, Джек сунул молотки обратно в нижний ящик комода, поморгал, приучая глаза, — и некоторое время следил, как полость заполняется кеглями, биллиардными шарами, кубиками и резиновыми утятами.

Пришлось потрудиться, задвигая набитый ящик обратно.

Не далее как пару недель назад одна милая леди, Эллен Кроу, пригласила его к себе на Капитол-Хилл. Ужин — беседа — сочувствие. Джек привык к вниманию со стороны дам, переваливших определенный возраст.

Тут он почувствовал некоторое стеснение в нагрудном кармашке, вспомнил про визитку, извлек ее, ногтем покарябал рельефную серебристую завитушку, выдавленную на дорогой плотной бумаге кремового опенка. Второе приглашение к, ужину, дата не указана. Когда вы будете готовы, написала Эллен. На обороте она аккуратными циферками проставила телефонной номер бесплатной клиники.

Должно быть, в прошлый раз, за ризотто с креветками, он слишком разоткровенничался. Джек вновь потер пальцем карточку, силясь ощутить беду, — и ничего не воспринял, ни со стороны записки, ни со стороны Эллен.

Сидя на балконе под низкими быстрокрылыми черными облаками, он глядел на ряд однообразных серых и коричневых крылечек в перспективе улицы, отпивая из кружки ромашковый чай, «настоянный» на трижды использованном заварном пакетике, и слушал ровную дробь дождя. Не так давно Джек был близок к тому, чтобы окончательно решить, что он — все-таки — счастлив. Без гроша в кармане, впрочем, но это ничего. Нынче же подлинное беспокойство омрачало его безмятежную радость. Уж очень часто он стал «блуждать». Даже упомянул об этом Эллен Кроу.

Да еще эти галлюцинации. Гигантские уховертки, к примеру.

Он сбалансировал молоток на мизинце, подбросил его, поймал торец рукоятки на подушечку большого пальца, — и молоток замер, лишь едва-едва покачиваясь.

Джек положил его поперек колен и тяжко вздохнул.

«Завтра пойду к врачу», — объявил он вслух и натянул на себя шерстяное одеяло. Ему нравилось спать на балконе — когда нет сильного ветра. На секунду он задержал глаза на волокнах шерстяной пряжи, увеличил их мысленным взором, увидел, как они друг с другом пересекаются и так и эдак, расходясь во всех направлениях. Жизнь куда меньше напоминает мягкую шерсть; скорее, она выглядит жгутами из канатов, плотно перевитых друг с другом, до отказа натянутых, не оставляющих ни малейшего зазора. Одни канаты куцые. Другие тянутся веками. И все сцеплены между собою так, что предсказать их путь способны лишь немногие. Например, Джек: он умел ощущать эти сцепления, стяжки и точки пересечений задолго до их появления.