Анна Ринонаполи - Друг

И Джиджи искал, каждый вечер, в дансингах и в кино, в церкви и на гулянье. Он даже отказался от недели гипнотического сна, которая полагалась ему по закону каждые полгода. Он выходил из дому в шесть, и когда возвращался в свою комнатушку, где в беспорядке валялись грязное белье и пакеты с едой, им порой овладевало отчаяние. Он, не раздеваясь, ложился на неприбранную постепь и в тоске думал, не лучше ли все бросить и провести ночь с первой же встреченной проституткой. Но в памяти всплывали ее глаза, и на следующий вечер Джиджи вновь отправлялся на поиски. Когда же образ Милены тускнел, Джиджи ехал к роботу и снова впивался взглядом во тьму. Он больше не задавался вопросом, существует ли Милена, он искал ее, и все тут. Не раз и не два он пристально вглядывался в незнакомые женские лица в надежде, что вдруг на него с любовью взглянут нежные голубые глаза. Ему было безразлично, оскорбляет ли кого-либо из женщин это назойливое внимание и не рискует ли он нарваться на грубость.

Он искал ее на улицах и площадях, поднимался по спирали до самых куполов и оттуда следил, пока не заболит спина, за идущим вниз эскалатором. Женщины одна за другой исчезали в подземелье, и тогда он, смотря по деньгам, отправлялся в ресторан или дешевый бар. И там снова принимался наблюдать за женскими лицами. Однажды его ударили по лицу, в другой раз к нему подошла молодая женщина.

- Видно, я тебе понравилась?

- Ты не Милена, - сказал он, и незнакомка засмеялась столь неожиданному ответу. Но потом ей надоело смотреть в его невидящие глаза.

Как-то, когда он шел с работы, у него отчаянно разболелся зуб. Коренной зуб справа, который давно уже ныл, а теперь словно взбунтовался и пронзал его стрелами адской боли. Наглотавшись таблеток и повязав щеку платком, он отправился к врачу. В приемной он с ненавистью смотрел на сидящих впереди пациентов, трех женщин и пятерых мужчин. Часа через полтора, когда до него осталось всего два человека, боль поутихла. Джиджи осторожно потрогал зуб языком - ничего, терпеть можно. Он взял со столика толстый журнал. Читать он не любил, да и не очень умел, но ему нравилось разглядывать цветные фотографии. Жаль только, что и на снимках были изображены медицинские приборы и врачебные кабинеты, а не актрисы или животные. Он давно мечтал купить черного пуделя с густой волнистой шерсткой, но такую роскошь могли себе позволить только те, кто живет за куполами... Сплошь статьи о медицине, о новых таблетках и о лечении методом Р. П. Что бы это могло означать? А, вот тут внизу расшифровано; Р. П. - это, робопсихология. Он перелистал еще несколько'страничек, и его внимание привлек знакомый адрес. Так это же адрес его робота! Только он принялся по складам разбирать, чем же тот занимается, как его вызвали к врачу.

Он вошел, размахивая журналом.

- Доктор, прошу вас, объясните, пожалуйста...

- Не будем терять времени.

- Я вас очень прошу.

- Ну хорошо... Угу. Э, сплошная ерунда. Они утверждают, что невроз у социально отсталых субъектов можно лечить с помощью утешающих машин.

- Не понимаю.

- Ну вот вы, скажем, поверили бы вы роботу, если б тот вдруг стал вас убеждать, что вы красивы, счастливы, богаты и вас любит прекрасная женщина? Конечно, вы бы сразу догадались, что это обман... Так какой же зуб у вас болит?

Стоматолог знал свое дело - анестезия, бормашина, мышьяк, убивающий нерв, временная пломба. Все честно, без обмана.

- Придете через неделю. Если снова заболит, приходите сразу же.

Он расписался в страховой книжке Джиджи и, дружески похлопав его по плечу, сказал:

- До новой встречи. Следующий!

В субботу зуб еще побаливал, но Джиджи предпочел отправиться к роботу. Он впервые заметил, что у мужчин и женщин, ждущих приема, такое же отсутствующее выражение лица, как и у него самого. Они по одному вставали и, держа в руке пропуск, не глядя на контролера, садились в кресло, которое выезжало из туннеля, и секундой позже Сами исчезали в другом туннеле. Джиджи тоже сел в кресло, но на сей раз он не зажмурил глаза и, скользя по рельсам, ясно представлял себе, как гипнотический голос шепчет другим пациентам: "Друг мой, любимый".

Оставшись наедине с роботом, он решил покапризничать.

- Мне надоела Милена. Хочу увидеть Пьеру.

- Ты знаком с ней?

- Да, я с ней встречался.

- Сосредоточься.

Джиджи стал думать о Пьере, проститутке, с которой он иной раз виделся. И она возникла перед ним, вернее, ее круглое лицо с зелеными глазами, густо обведенными черной краской.

- А теперь покажи мне Милену. Для сравнения.

Робот попытался загипнотизировать его, но нет, то были глаза не Милены. И Джиджи понял, что больше никогда не встретится с ее нежным, пугливым взглядом.

Он поднялся и молча направился к креслу, чужой в бесконечно чужом городе. Лишь кровать хранила его запах, она была его последним прибежищем, как конура для дворовой собаки. Эту конуру и старую больную собаку он недавно видел в кино.

Таблетки от бессонницы, таблетки, чтобы ни о чем не думать. И прежде чем погрузиться в искусственный сон, он. на миг увидел Милену, увидел в последний раз.

С того дня прошло два месяца, а Джиджи еще живет, движется, ибо контрольные часы неумолимо будят его и гонят на службу. После службы он идет в кино или на стадион - свободное время положено использовать рационально и продуманно. Джиджи уходит из дому, возвращается, кричит: "Гол!", "Да здравствует демократия!", пьет и предается любви. Если он выпивает больше обычной нормы, то неизменно начинает рассказывать случайной подружке историю своей невероятной любви, фильм-сказку, поставленный по чужому сценарию. Он пристально смотрит в пластмассовый стакан с недопитым вином на донышке и, рассказывая, сам верит всему, по крайней мере до тех пор, пока длится опьянение. Накрашенная девица отчаянно завидует ему, и Джиджи, заметив это, торопится добить ее - за то, что она не Милена.

- А тебя, с твоей каждодневной любовью, ждет ранний инфаркт.

Потом он возвращается домой в свою постель, которая скрипит и вот-вот развалится. Но стоит ли менять ее? При одной мысли, что придется ходить по магазинам, выбирать, ему становится не по себе. Теперь каждое усилие кажется ему бесполезным, ненужным. А в понедельник он решил, что и бриться бесполезно. Он снова улегся в постель, притворившись перед самим собой, будто ему нездоровится. На самом же деле ему просто не хотелось вставать, двигаться.

Внезапно ему показалось, будто стены комнаты сжались, а сама она превратилась в гроб. Он вскочил, оделся и как был небритый вышел на улицу-эскалатор. Дрожащими, вдруг ослабевшими руками он отчаянно вцепился в ускользающие поручни, но толпа крепко держала его в своих тисках, и он не упал. Он зажмурил глаза, стараясь не смотреть на соседей. Малейшее прикосновение действовало ему на нервы, и он крепче впивался пальцами в поручни. Он снова попытался вызвать в памяти образ Милены. Но ее образ ускользает словно огни взбесившегося светофора - мелькают голубые полоски, нет, это не глаза Милены, не ее глаза...