Виктор Эфер - Бунт атомов

— Ого!.. Если ты ругаешься и злишься — то дело успело зайти далеко. Впрочем, ты неправ. Он далеко не оболтус.

— Да, но его галстух и…

— Помилуй Бог! Я ожидал от тебя большей справедливости. Гастух галстухом, и этот малый несомненно парвеню и мовежанр, но он имеет голову на плечах, и это-то, кажется, и пленяет нашу очаровательную Пат… Теперь, знаешь ли, мода на всяких умников… Не правда ли?

— Кто она такая? Под каким небом родилось и выросло это воистину чудесное явление природы? — поинтересовался я.

Мэттью даже приостановился:

— Ты отлично знаешь ее дядюшку. Выросло же это «явление природы» под небом Австралии, ныне явилось сюда и, мирно проживая под кровом своего дяди, успело свести с ума половину Лондона.

— Я знаю ее дядюшку? — удивленно проскандировал я. — Что ты мелешь?

— Вообрази! И даже имеешь причины недолюбливать его. Помнится, он досаждал тебе колами..

— Ничего не понимаю…

— Колами по астрономии и космографии. Ты ведь не дружил с точными науками.

Тогда мне стало ясно все. Я припомнил классную комнату колледжа, все эти дурацкие фазы, параллаксы и протуберанцы и профессора Стаффорда, любившего нам повторять:

— Если бы на свете не существовало негодяев, думающих о футболе, когда нужно думать о спутниках Юпитера, и на образование которых нужно тратить столько драгоценного времени — в мире было бы сделано вдвое больше научных открытий, которые могли бы облагодетельствовать человечество.

Я был так поражен этим, что из дальнейшего нашего разговора ясно запомнил только, что Патриция — невеста. И невеста этого самого оболтуса Вилкинса, который, вообще говоря, большой умник, ученый, и который покорил ее сердце именно этими своими качествами…

Я, очевидно, родился в курьерском поезде. Я постоянно всюду опаздываю. Узнав о моем нервном состоянии, Мэттью сказал:

— Тебе следует отдохнуть от людей. Езжай на северные острова. Лучшего места для лечения нервов не сыскать. Мне приходилось бывать на островах Энст и Фетлер. Езжай, не раскаешься!

Когда я предложил ему поехать вместе — он отказался, сославшись на то, что очень занят. На мой вопрос: чем? — он ответил уклончиво:

— Так… Работой. Больше по технической части.

Он пообещал навестить меня перед моим отъездом.

Что же?! Я поеду. Поеду. Но Бог мой! Как трудно решиться ехать теперь на Шетландские о-ва, когда я знаю, что существует Патриция Стаффорд и что она живет в Лондоне!.. Но я знаю, что она невеста другого и поэтому я поеду. Я должен лечить нервы.

Лондон, 10-го августа 195… года.

Я всегда недолюбливал всех этих, носящих очки, мозгляков из всяческих исследовательских институтов и прочих научных учреждений, предпочитающих формулы спи-норного анализа — дружеской пирушке, расчеты и вычисления — партии в гольф и лучше умеющих обращаться с микроскопом, чем с теннисной ракеткой. И недолюбливал не зря. Я чувствую, что один из этих мозгляков, Вилкинс, стал мне поперек дороги. Предчувствия меня не обманули. Будь прокляты все умники и мозгляки!..

Лондон, 12-го августа 195… года.

Только что был у меня этот молодчина Мэттью Роллинг. Ну, конечно же! Как раньше это не пришло в мою нелепую голову? Какой он чудак, при всем его уме и проницательности… Он, произнося свою фразу, которой рассчитывал повлиять на меня в одном направлении, и не подозревал, что повлияет в совершенно другом… Милый, наивный Мэттью!

— Ты коптишься до сих пор здесь, — удивленно приподнял он брови.

— Да, еще некоторые дела, — натянуто-равнодушно ответил я.

— Я чувствую, что ты решил замаливать грехи молодости и вместо того, чтобы ехать отдыхать — намереваешься заняться изучением астрономии и космографии.

— Решительно не вижу причин, почему бы ты мог так чувствовать…

— Ну, тем лучше, — примирительно заметил Мэттью, протягивая ноги к топящемуся, несмотря на август, камину и закуривая. — То-то, поезжай, куда я тебе советовал. К слову, я тоже завтра уезжаю.

— На сей раз, я думаю, в Гренландию?!..

— Почти, — усмехнулся он. — Во всяком случае, мы едем тоже на север.

— Кто это — «мы»?

— Я и Вилкинс.

— Вы так дружны?

— Отнюдь нет. Но мы вместе работаем. Он чрезвычайно дельный помощник.

— Ага!., по «технической части»? — сыронизировал я.

Он, по обыкновению, загадочно улыбнулся, и более к этому предмету мы не возвращались. Конечно же, я должен нанести визит старому профессору Стаффорду. Сама вежливость этого требует… А если профессор на этот счет придерживается другого мнения, то это меня не касается, черт возьми!

Лондон, 15-го августа 195… года.

Профессора дома не оказалось. Холостой выстрел.

Лондон, 16-го августа 195… года.

Профессора дома не было.

Лондон, 17-го августа 195… года.

Я меняю время своих визитов, но поймать старика дома не могу.

Лондон, 18-го августа 195… года.

Сегодня профессорский слуга, удивленный моей настойчивостью, снизошел до разговора со мной, из которого я узнал, что профессор уже неделю дома вовсе не бывает и проводит все время в обсерватории.

Лондон, 19-го августа 195… года.

Сегодняшний день может быть днем более чем историческим… Фу, как дрожит моя рука!.. Нужно успокоиться. В конце концов, это совсем не так уж страшно и я, всегда гордившийся своим философским отношением к земному бытию, должен и теперь оказаться на высоте… Наплевать. Но переварить такую пилюлю — все- таки трудно. Однако, по порядку. Я приехал в обсерваторию вечером. Сперва меня вовсе не хотели впускать, затем повели по бесконечным коридорам и переходам. После добрых четверти часа странствий, мы с моим проводником отыскали профессора. Он сидел в кресле за большим столом, мягко освещенным светом настольной лампы, и что-то писал. В комнате находились еще несколько профессорского вида типов, которые тоже что-то писали, бормоча себе под нос.

Стаффорд удивленно уставился на меня. Он мало изменился за эти годы… Но не в этом дело. Зачем я пишу все это, когда может быть и я, и эта тетрадка, и чернильница, и все что меня окружает — через несколько недель или месяцев исчезнет вовсе с лица Земли?! И не Земли, а сама Земля исчезнет с лица Космоса… Я не могу привыкнуть мыслить этими категориями… Профессор меня не узнал, конечно, но удивительно быстро почувствовал ко мне доверие. Я подозреваю, что был только клапаном, через который ему нужно было выпустить тот пар, который скопился в нем за время его заточения в обсерватории. А пара накопилось много!.. Мы поговорили о колледже, о единицах по космографии, о судьбе бывших учеников и я, собираясь уже откланяться, только намеревался открыть рот, чтобы перевести затянувшуюся беседу на тему, собственно приведшую меня к нему, как он вдруг спросил: