Генри Каттнер - Земля пламени

— Ну что ж, возвращайте долг, — резко сказал он. — Я не хочу, чтобы на станции кто-нибудь заразился, а вы, наверняка, подхватили что-нибудь там, в верховьях реки. Снимите-ка рубашку и дайте вас осмотреть.

— Я ничем не болен, доктор.

— В таком случае, вы очень быстро выздоравливаете, потому, что меньше получаса назад вы были на пороге смерти.

Черные глаза бородача сверкнули злобой, он передернул плечами и начал стягивать с себя разодранную рубашку. Осматривая пациента, Рафт поразился красоте и гармонии гладкого, крепкого тела. Отливающая глянцем медовая от загара кожа скрывала крепкие, но не крупные мышцы.

— Меня зовут Пауло да Коста Перейра, — сказал он с таким видом, словно его что-то развеселило. — Я гаримпейро.

— Охотник за алмазами, не так ли? — уточнил Рафт и вставил градусник в рот Перейры. — А я и не знал, что здесь можно встретить охотника за алмазами. Мне казалось, что они все там, на Рио-Франсиско.

Перейра ничего не ответил на это, и Рафт приложил стетоскоп к его груди, вслушиваясь. Через полминуты тряхнул головой и попробовал снова, затем он попытался найти у Перейры пульс, но и из этого ничего не вышло. Сердце не билось… не было, естественно, и пульса.

— Что за дьявол! — вспылил Рафт, взял у Перейры градусник и облизнул свои внезапно пересохшие губы.

Если у да Фонсеки температура была ниже нормальной, то у Перейры — немыслимо высокой, ртутный столбик градусника зашкаливал, а последняя отметка на нем была 108, 42,2 по Цельсию. Перейра вытер рот.

— Я голоден, сеньор, — сказал он. — Вы не дадите мне поесть?

— Я сделаю вам инъекцию глюкозы, — запинаясь, сказал Рафт. — Или… нет, не знаю. Такого обмена веществ, как у вас, не может быть, здоровый организм с ним не справится. Вы, должно быть, больны.

— У меня всегда так. Я вполне здоров.

— Вы здоровы? Это притом, что у вас не бьется сердце? — Рафт был неумолим. — Вы сами-то понимаете, что такого не может быть? Не должно быть! Я имею в виду, что вас, вроде как, и не должно уже быть в живых.

Перейра улыбнулся.

— Все может быть, доктор. Возможно, вы просто не слышите моего сердца, но, уверяю вас, оно бьется.

— Если оно и бьется, то так слабо, что его силы все равно недостаточно, чтобы перегонять кровь по всему телу. Нет, с вами творится что-то неладное. Прилягте-ка на эту кушетку. Вам нужно приложить лед. Необходимо сбить температуру.

Перейра снисходительно пожал плечами, но не стал противиться и лег.

— Я очень голоден, сеньор — сказал он.

— Об этом мы позаботимся. И еще — мне нужно взять у вас кровь для анализа.

— Нет.

Рафт выругался. Терпение его истекало.

— Вы больны. Неужели вы этого не понимаете?

— Ладно, — проворчал Перейра, — делайте, что считаете нужным, только побыстрее, я не люблю, когда со мной возятся.

Рафт едва сдержался, чтобы не накричать на бородача, такая самоуверенность раздражала. Сдержав гнев, он молча вылил кровь в пробирку и закрыл ее пробкой.

— Дэн! — позвал он.

Никто не ответил, Крэддок как сквозь землю провалился. Рафт подозвал к себе Луиса и протянул ему пробирку.

— Отдашь это доктору Крэддоку и скажешь, что мне нужен клинический анализ крови, — сказал Рафт и повернулся к Перейре. — В чем дело? Лягте немедленно, вам нужно лежать.

Охотник за алмазами уже сидел. Вид у него был бодрый, а огромные агатовые глаза смотрели с дерзостью. Рафт пристально смотрел спасенному в глаза, пока, наконец, блеск не исчез, и Перейра не лег на кушетку. Теперь он лежал, улыбаясь своим мыслям. Рафт принес лед и принялся обкладывать пакетами бородача.

— Что произошло с вами там, в верховьях реки?

— Не знаю, просто в одну из ночей у меня в лагере появился да Фонсека, — ответил Перейра. — Думаю, его самолет разбился, он почти не мог говорить.

— Вы были один в лагере?

— Один.

Странно, подумал Рафт, но расспрашивать подробнее не стал. Более интересно было другое: каким образом у живого человека могло не биться сердце? Ведь это совершенно невозможно. От каждого движения пациента раздавался легкий перезвон кубиков льда в пакетах.

— Вы ведь не из Бразилии? Ваш португальский не слишком-то хорош.

Лихорадочно блестящие глаза сузились.

— Я очень давно живу в джунглях, и мне приходится разговаривать на разных языках, — ответил Перейра. — А если долго не разговариваешь на каком-то из них, забываешь, — бородач кивнул в сторону стоящих на полках колб. — Ваши, доктор?

— Да. Это зародыши животных. Интересуетесь?

— Я не слишком-то в этом во всем разбираюсь, чтобы интересоваться. И потом… джунгли для меня… не главное, просто источник жизни.

Он замолчал.

Рафт ждал, но Перейра не проронил ни звука, просто молча сидел с закрытыми глазами в каком-то странном оцепенении. Рафт очнулся и посмотрел на свои руки, сжимающие пакетики со льдом: они дрожали.

— Та штуковина, зеркало, которое да Фонсека носит на шее, — почти спокойно спросил Рафт, — что это?

— Не знаю, не заметил, — пробормотал Перейра. — Простите, у меня был трудный день, я очень хочу отдохнуть.

Рафта передернуло при этих словах. Он пристально посмотрел на это загадочное нечеловеческое тело, вспомнил необычное строение ключицы, которое он заметил при осмотре, и многое другое и какой-то внутренний толчок заставил его спросить:

— Хорошо, тогда последний вопрос, к какой расе вы принадлежите? Ваши предки не были португальцами? Кто они?

Перейра открыл глаза и нервно улыбнулся, обнажив зубы, отчего его улыбка превратилась в почти звериный оскал.

— Кто они! — раздраженно откликнулся он. — Да забудьте же вы на время о моих предках, доктор, вы же знаете, я проделал длинный путь по джунглям. Это был длинный и увлекательный путь: мне встретились на нем и дикие звери, и руины, и дикие люди… и на протяжении всего пути били барабаны. — Голос стал тише и как будто бы мягче. Продолжил он почти шепотом: — Мне встретились ваши предки, доктор. Они сидели на деревьях, галдели и почесывались, ища блох друг у друга в шкурах, — голос Перейры перешел от шепота к зловещему мурлыканью. — Мне встретились и мои предки, доктор — восторженно и горделиво добавил он. — Но на этом все, прошу вас, я хочу спать. Не оставите ли вы меня одного?

Рафт сжал зубы. Конечно, Перейра бредил. Иначе откуда еще было взяться этим бессвязным словам о предках, а неожиданный всплеск высокомерия… что ж, возможно это просто было частью его натуры и проявилось в затуманенном болезнью сознании.

Перейра бережно, точно это были роскошные одежды, положил возле себя свои лохмотья и почти мгновенно заснул. От лежащего на кушетке тела исходила невероятная жизненная энергия, перед которой Рафт испытывал смятение.