Владимир Контровский - Последний из бледнолицых

– Спасибо, – поблагодарил Нат, грустно подумав про себя: «А вот это вряд ли…»

Сама Джейн отнюдь не выглядела безмерно счастливой – скорее наоборот. Она очень быстро перестала кормить дочь грудью (чтобы не испортить фигуру), не вставала к малышке ночью, когда та начинала хныкать, и не купала её, предоставив эти заботы мужу. Натаниэль ждал, что у жены вот-вот проснутся древние материнские инстинкты, но этого не произошло – нежеланный ребёнок так и остался нежеланным и нелюбимым; крохотный верещащий комочек красной плоти не вызывал у Джейн ничего, кроме брезгливости. И даже когда Кэролайн немного подросла и сделала свои первые робкие шаги, мать осталась к дочери равнодушной – в лучшем случае она её замечала, но не более того. И девочка чувствовала это – когда Джейн изредка обращала на неё внимание, ребёнок тут же заходился плачем, и успокаивался только тогда, когда Нат брал малышку на руки. Отец ухаживал за девочкой сам – в пределах возможного, работу он бросить не мог, – а потом в доме появилась пожилая дебелая мексиканка-baby-sitter. Двум молоденьким смуглым и темноволосым претенденткам на эту должность, явившимся по объявлению, Джейн мгновенно – только взглянув мельком на их ноги и бёдра – дала от ворот поворот, а «мама Роза» её вполне устроила и избавила молодую мать от необходимости самой заниматься Кэролайн.

Шло время, и вроде бы всё было хорошо.

Кэролайн росла. Она уже задорно носилась по лужайке у дома наперегонки с Бобби – громадным чёрным корсиканцем[6], безоговорочно признавшим малышку своей любимицей и хозяйкой и безропотно терпевшим потуги Кэролайн, когда она, сопя от усердия, тягала пса за уши или за хвост. Кличку псу дала Джейн, считавшая, что он очень похож на полицейских, которых они видели в Лондоне. Натаниэль не находил в собаке особого внешнего сходства с бравыми британскими блюстителями порядка, но охранником Бобби оказался превосходным – любой выказавший (пусть даже в шутку) недобрые намерения по отношению к Кэролайн, сильно рисковал: клыки у этой заботливой няньки и компаньона по детским играм были весьма внушительные.

Кэролайн росла, и в её характере всё чётче проступали черты, всерьёз обеспокоившие Ната – упрямство и откровенный эгоизм. Она привыкла к любви отца и к немому обожанию Бобби, привыкла к тому, что все её капризы тут же удовлетворяются, и привыкла считать себя центром внимания. Сам Натаниэль был единственным рёбёнком в семье, но он помнил слова деда, сказанные им когда-то давно своей дочери – матери Ната. «Ты дура, Рэйчел! У ребёнка должны быть братья и сёстры – только тогда он поймёт, что не ради него одного сотворён весь этот мир. А иначе… Вот раньше – нас было пятеро в семье, и мы…» – «Перестань, dad[7], – досадливо оборвала его Рэйчел. – Оставь ты эти свои фермерские замашки – теперь другие времена! Ты знаешь, сколько нужно денег, чтобы вывести в люди хотя бы одного ребёнка? Цены растут, как на дрожжах, жизнь дорожает, а я не хочу, чтобы мой Нат чувствовал себя хоть в чём-то обделённым». – «Дура ты, Рэйчел, – повторил старик, тяжело вздохнув, – мало я тебя драл в детстве, а теперь – теперь уже поздно…».

Однако первую же попытку Натаниэля заикнуться на тему второго ребёнка Джейн пресекла немедленно и яростно. Сначала она закатила мужу грандиозный скандал – «ты что, смерти моей хочешь, я чуть не померла от боли в этой гнусной родилке!», – а потом, зная пиетет Ната перед печатным словом, пустила в ход тяжёлую артиллерию.

– Вот почитай, что тут умные люди пишут! – с этими словами она швырнула на стол увесистый журнал, развёрнутый на странице с заголовком «Дети опасны для здоровья».

– Профессор социологии госпожа Робин Саймон и её коллеги из университета Флориды подтвердили то, что все родители давно подозревали: дети действительно сводят с ума своих пап и мам, – вслух прочитал Нат и недоумённо поднял глаза на жену. – Что за бред?

– А ты дальше читай, а потом скажешь, бред это или нет, – настаивала Джейн. – Ты читай, читай!

И Натаниэль прочёл. Группа Саймон воспользовалась данными национального опроса семей, проведённого в США ещё четверть века назад, в конце восьмидесятых и в начале девяностых годов прошлого столетия. Опросом было охвачено свыше тринадцати тысяч мужчин и женщин, и в результате учёные пришли к выводу – статус родителя не только не приносит никаких ощутимых выгод, но и попросту вреден для психического здоровья. «Самым поразительным в полученных нами данных, – писала профессор Саймон, – является то, что не нашлось такого родителя, которого депрессия мучила бы в меньшей степени, чем бездетного человека. И мы считаем, – продолжала автор статьи, – что устоявшаяся точка зрения, будто бы дети являются ключом к личному развитию, а без ребёнка жизнь пуста и бессмысленна – не соответствует действительности. Наше исследование окончательно это доказывает»[8].

Нат отложил журнал, задумчиво посмотрел в окно, за которым на зелёной траве под присмотром «мамы Розы» играла с Бобби заливающаяся счастливым смехом Кэролайн, и перевёл взгляд на Джейн.

– И ты этому веришь? – спросил он, глядя ей прямо в глаза.

– Я не только верю – я чувствую это на себе! – без промедления отозвалась Джейн. – Позавчера эта маленькая паршивка добралась до моего любимого косметического набора и разрисовалась до самых ушей! И ещё она пыталась накрасить помадой нос Бобби, а этот сукин сын только облизывался и смотрел на неё умильными глазами. Я чуть с ума не сошла, мне её прибить захотелось!

– Ну-ну… – неопределённо хмыкнул Нат, и Джейн, чутко следившая за настроением мужа, тут же сменила тактику.

– Ты ведь любишь меня, правда? – прошептала она, положив ему руки на плечи и упершись лбом в его лоб. – Ты ведь не хочешь, чтобы мне было плохо, а? У нас есть дочь, я родила её тебе, и не надо нам больше! Она действительно меня жутко раздражает – мне даже кажется, что когда-нибудь она меня просто убьёт… Я боюсь её! – голос Джейн дрогнул, а глаза наполнились слезами. – Боюсь…

«Да, убьёт, – подумал Нат, – так же, как ты убила свою мать. Очень может быть…»

Но вслух он ничего не сказал. Он чувствовал, что жена с ним искренна – несмотря на некоторую театральность её поведения. И она действительно на грани нервного срыва – за пятнадцать лет Натаниэль немного изучил её характер. В конце концов, нельзя же требовать от человека того, что он не в силах сделать…

Но с мужем Джейн была нежна – никудышная мать оказалась хорошей и заботливой женой. Были у неё какие-то интрижки на стороне, не были – никто не мог сказать этого наверняка, но сама она старалась не давать мужу ни малейших поводов для ревности. Скорее наоборот – она не спускала глаз с него самого, моментально пресекая любые попытки любых особ женского пола в возрасте от шестнадцати до шестидесяти хотя бы приблизиться к границам допустимой вежливости между мужчиной и женщиной, не говоря уже о том, чтобы попробовать перешагнуть эти границы. Как-то раз Нат, разговаривая с женой по сотовому видеофону, забыл включить канал визуализации собеседника – Джейн не видела, где находится её муж, и чем он занят. Через две минуты (супруги работали на разных этажах громадного здания «High Tech») она влетела в его офис с видом спецназовца, врывающегося в гнездо опаснейших террористов – ей понадобилось гораздо больше времени для того, чтобы убедиться в отсутствии «состава преступления» и успокоиться.