Юрий Петухов - В поисках чудовища

Сага повествует: "Сошлись в битве Луг и Балор с Губительным Глазом. Дурной глаз был у Балора и открывался только на поле брани, когда четверо воинов поднимали его веко проходившей сквозь него гладкой палкой. Против горсти бойцов не устоять было многотысячной армии, глянувшей в этот глаз... Когда ж подняли веко Балора, метнул Луг камень из пращи и вышиб глаз через голову наружу, так, что воинство Балора узрело его. Пал этот глаз на фоморов, и трижды девять из них полегло рядом..." Описание одноглазого Балора впечатляет.

Но Луг, доброе божество кельтов, побеждает чудище, которое, как ему и положено по основному мифу, крадет коров и быков и проживает где-то далеко, в холмах. Свершается возмездие.

Может, Балор и есть тот, кого мы разыскиваем? На роль змея-умыкателя он годится по всем статьям. Но детали свидетельствуют, что сага крайне далека от архаики. Взять детали свидетельствуют, что сага крайне далека от архаики. Взять хотя бы орудие убийства - здесь таковым является праща. Но это позднее наслоение. Первичен в мифе сам камень, ибо первогерой-громовержец убивает врага именно метко брошенным камнем. Брошенным, а не выпущенным из пращи! Хотя, конечно, уже само наличие камня, попавшего Балору в глаз, говорит за себя. Вспомним, что в греческом варианте мифа герой побивает Химеру-Беллера стрелами - то есть и там прослеживается явная вторичность. Хотя, разумеется, "стрела" может быть в свою очередь образом, ибо стрелы стрелам рознь - "каменной стрелой Перуна" из лука не выстрелишь. Длинные стреловидные камни, и особенно найденные в тех местах, где когда-то ударяла молния, назывались у славян "перунами" или "перуновыми стрелами".

Слепота и убийственный взгляд поневоле подталкивают нас к упоминавшемуся уже Вию. Был ли такой персонаж в славянской мифологии? Или это порождение фантазии Николая Васильевича Гоголя?

Сам писатель неоднократно говорил, что ничего почти что и не добавил - и само предание было народным и образ чудовища Вия. Как утверждает эциклопедия "Мифы народов мира": "По русским и белорусским сказкам, веки, ресницы или брови Вия поднимали вилами его помощники, отчего человек, не выдерживавший взгляда Вия, умирал". Там же делается вывод о древности образа и его "блуждании по миру". С последним нельзя не согласиться, мы видим разительное сходство с Вием хотя бы тоже одноглазого коренастого уродца Балора. Но в том, что не Балор послужил прообразом Вия, сомнений нет.

Есть предположение, которое высказал В.Абаев, что образ Вия восходит к языческому богу славян Вею. А Вей в свою очередь родственен иранскому божеству, которое имеет две ипостаси: добрую и злую. Божество это носит сходное имя - Вайю. Оно не поддается обыденной упрощенной трактовке. Ибо, с одной стороны, олицетворяет ветер и посредника между небом и землей (что в общем-то не противоречит функциям именно "ветра"), помогает героям-богатырям, покровительствует воинам, а с другой - является злобным великаном, привратником в преисподней, злым духом и демоническим чудовищем. Непростое божество.

Этимология теснима понятна без перевода - о близких словах мы уже говорили - это именно "Ветер", образованное от "веять, веет". А если вдуматься, то можно понять и двойственность: ветер ведь приносит добро и зло, он может пригнать тучи, орошающие поля, и может разогнать их, высушить все или, скажем, разрушить, снести дома, если он ураганной силы. Эта двойственность реального явления и породила, видимо, двух сказочных существ: помощника и губителя.

В осетинском эпосе существуют злобные существа - вайюги. Они также одноглазы и зловредны по отношению к людям. И ничего удивительного в этом нет. Это не просто совпадения или промежуточные варианты. В индоевропейской мифологии вообще такие черты как "слепота", "одноглазость" связаны именно с представителями загробного мира во всех их самых разнообразнейших ипостасях. Нам даже не надо искать примеров, на язык к каждому так и просится вполне привычное и бытующее присловье "эх, лихо одноглазое!". А ведь Лихо, как мифологическое существо, именно одноглазо. Также одноглаз и леший - в своем собственном облике, если он не прикидывается просто мужиком или еще кем. Вся эта одноглазая, подслеповатая шатия-братия приносит людям беды. Или, как говорится, "сглаживает".

Но, как нам кажется, представлять Вея, Вайю или индийского Ваю чистыми богами смерти - а именно такую трактовку предлагают В.Абаев и некоторые другие исследователи - не совсем верно. Данная функция лишь одна из многих, закрепленных за богами-ветровиками и их ипостасями. И сами боги эти лишь одна из ипостасей другого божества-образа, также связанного со смертью.

Удивляться здесь нечему. Схематизм нам должен быть чужд. Мы видим на практике: ничто и нигде не укладывается строго в "периодические системы". Божества и герои не химические элементы. Они переплетаются, сливаются, отпочковываются и снова проникают в прежние "тела" новыми ростками. Все - зыбко, расплывчато, все дрожит и переливается в неком таинственном мерцающем и колышащемся мареве. Четкость справочников - мнима, как мнимы шарики-электроны, вращающиеся вокруг шарика-ядра, в модели атома. НИКАКИХ ШАРИКОВ В ПРИРОДЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ! Энергия и материя перетекают с одного энергетического и материального уровня на другой, сохраняя лишь временную видимую целостность с таким же ядром-призраком.

"Почти то же самое и с божествами в мифологиях. Среча, Несреча, Спех, Неспех, Удача, Неудача, Доля, Недоля и множество других полярных и промежуточных, антропоморфных и абстрактных божеств-демонов сливается в одно божество, носящее имя Суд. Но это последнее, в свою очередь, растворяется в каждом из перечисленных и неперечисленных, а также выходит далеко за их пределы и образует группы или подгруппы иного порядка. А перечисленные вбирают в себя множество иных понятий-богов и образов-богов, но тем не менее, входят составными частями не в один лишь Суд, и так далее, и так до неизвестного нам предела.

Но, разумеется, все наши рассуждения вовсе не отвергают необходимости иметь классификацию и упорядоченность. Мы считаем лишь, что упорядоченность в данном случае достаточно условна и она не должна превращаться в догму.

В древнеиндийской же мифологии бог Ваю, что означает "ветер, воздух", - доброе божество. Но тут другая крайность он тысячеглаз. Пугаться такого "отличия" не следует. Видимо нечто из местной почвы-мифологии, вливаясь в индоарийскую принесенную мифологию, заставило полюбить такую вот многоглазость, многорукость и прочие многочленности и многогранности.

Напомним, что и Индра тысячеглаз, и Вритра, и еще уйма божеств и демонов наделены или подобными или схожими свойствами. Ваю помогает добрым людям, как Вайю - иранским воинам. Видно, так уж сложилось, что для древних переселенцев этот "ветер" приносил больше благ, чем разрушений и страданий. Тут не грех вспомнить и про несколько особенное положение Индии и про ее климат. Конечно, все эти природные условия не могли не отпечататься в мифологии, не придать специфики божествам, первоначально имевшим несколько иной вид.