Филип Дик - Колония

— А тем временем...

— Тем временем все мы отданы на ее милость. Вот она, наша смертоносная форма жизни, собственной персоной. Это объясняет, почему все прочее мы сочли безопасным — с формами жизни, вроде этой, ничто не может сосуществовать.

— Но ее можно убивать. Ты сам сказал. А это дает нам шанс.

— Если мы сумеем вовремя это обнаружить. — Холл обвел глазами помещение. Возле двери висели две фуражки. ДВЕ их там было минутой раньше? Он устало потер лоб. — Надо попытаться найти какой-либо сорт яда или коррозионного агента, что-нибудь такое, что уничтожит их всех. Не можем же мы просто сидеть и ждать, пока они на нас не нападут. Нужно что-то такое, что уничтожит их всех. Нужно что-то такое, что можно распылять. Так как, например, мы поступали с обманными слизняками на Венере.

Командор глядела мимо него, сузив глаза. Он повернулся, следуя за ее взглядом.

— В чем дело?

— Никогда раньше не замечала, чтобы в углу стояло два портфеля. Раньше всегда был один... Думаю... — она смущенно помотала головой. — Откуда нам знать? От всего этого недолго свихнуться.

— Тебе не помешал бы хороший стаканчик виски.

— Славная идея, — оживилась она. — Но...

— Но что?

— Не хочу ни к чему прикасаться. Не могу сказать. — Она прикоснулась рукой к бластеру на поясе. — Я готова палить из него, во что попало.

— Паническая реакция. Спокойно, иначе мы перебьем друг друга, одного за другим.

В наушниках прозвучал сигнал тревоги. Капитан Юнгер тут же прекратил работу, взглянул на образцы, которые собирал, торопливо ссыпал их в сумку.

Оказывается, он остановился ближе, чем предполагал. Капитан в замешательстве замедлил шаг. Вот он, его маленький, яркий, конусообразный вездеход. Гусеницы уверенно стоят на мягкой почве, дверца раскрыта.

Юнгер поспешил к нему, стараясь не растерять образцы. Он открыл крышку багажника сзади, скинул с плеча сумку, уложил ее. Захлопнул багажник и скользнул на водительское сидение. Повернул выключатель. Но двигатель не завелся. Странно. Пытаясь понять в чем дело, он вдруг заметил кое-что, заставившее его вздрогнуть.

Несколькими сотнями футов дальше, среди деревьев, стояла вторая машина, точно такая же, как у него. И она находилась именно там, где, как он помнил, ее оставил. Конечно, он прибыл в той машине. А кто-то еще выбрался за образцами, и этот вездеход другого разведчика.

Юнгер попытался выбраться наружу.

Дверца не поддалась. Спинка сиденья нависла над его головой.

Приборная панель сделалась податливой и потекла. Он глубоко вздохнул — и начал задыхаться. Он попытался вырваться, извиваясь, молотя кулаками по чему придется. Вокруг — одна слизь, пузырящаяся, текучая слизь, теплая словно плоть.

Хлюп!

Машина превращалась в жидкость. Он попытался освободить руки, но те не слушались. И тут он почувствовал дикую боль. Он начал растворяться.

Наконец-то он сообразил, чем была эта жидкость.

Сок. Желудочный сок. Он — в чьей-то утробе.

— Не смотри! — воскликнула Гэйл Томас.

— Это почему еще? — капрал Хендрикс поплыл к ней, посмеиваясь. — Почему бы мне не посмотреть?

— Потому что я собираюсь вылезать.

Солнечные лучи танцевали, сверкали на прозрачной воде озера. А вокруг — мощные, покрытые мхом деревья, мрачные колонны среди кустарника и цветущих лиан.

Гэйл выбралась на берег, стряхнула воду, отбросила с глаз волосы. Лес молчал. Ни одного звука, только вода всплескивает. Далековато они забрались от лагеря.

— Когда смотреть-то можно? — окликнул ее Хендрикс, кругами плавая неподалеку с закрытыми глазами.

— Попозже.

Гэйл направилась к деревьям, к тому месту, где сбросила мундир. Она чувствовала, как солнце ласкает обнаженную кожу. Сев на траву, она потянулась за одеждой. Стряхнула с мундира нападавшие листья и кусочки коры и начала надевать его через голову.

Капрал Хендрикс терпеливо ждал в воде, описывая круг за кругом. Время шло.

Он открыл глаза. В поле зрения Гэйл не было. — Гэйл! — позвал он.

Тишина.

— Гэйл!!!

Молчание.

Капрал Хендрикс быстро поплыл к берегу. Выскочил из воды. Одним прыжком оказался возле своей одежды, аккуратно сложенной на траве.

Выхватил бластер.

— Гэйл!!!

Лес молчал. Капрал замер, озираясь, настороженно вглядываясь.

Постепенно леденящий страх закрался в душу, несмотря на жаркое солнце.

— Гэйл! Гэйл!!!

Ответом была лишь тишина.

Командор Моррисон не скрывала беспокойства.

— Необходимо действовать, — заявила она. — Мы не можем ждать — гибнут люди.

Холл оторвал глаза от работы.

— По крайней мере, теперь мы знаем с чем столкнулись. Это форма протоплазмы с неограниченной вариабельностью. — Он приподнял баллончик с распылителем. — Думаю, это нам подскажет, как много их расплодилось.

— Что это?

— Смесь мышьяка и водорода в газообразной форме. Арсин.

— И что ты собираешься с ним делать?

Холл защелкнул шлем. Теперь его голос звучал в наушниках Командора.

— Собираюсь напустить его в лабораторию. Думаю, их здесь немало, побольше, чем еще где-либо.

— Почему здесь?

— Потому что все находки и образцы с самого начала скапливались здесь, здесь проводилось их первичное обследование. Думаю, они и попали сюда с образцами, или в качестве образцов.

Командор тоже защелкнула свой шлем. Четверо охранников последовали ее примеру.

— Арсин смертелен для человека?

Холл кивнул.

— Надо быть осторожными. Здесь мы можем его использовать для ограниченной проверки, но не больше. — Он включил подачу кислорода внутрь шлема.

— И что ты своей проверкой собираешься выяснить? — хотелось ей знать.

— Мы можем выяснить, насколько сильно они расплодились. Мы будем лучше знать, с чем столкнулись. Это может оказаться более серьезным, чем мы предполагали.

— С чего ты взял? — спросила она, тоже включая свой кислород.

— Если ОНИ неограниченно вариабельны, нам придется дважды подумать, прежде чем удирать отсюда. Может, лучше остаться здесь и позволить уничтожить себя, чем занести эту пакость в Систему.

Она поглядела на него.

— Именно это ты и пытаешься выяснить — обладают ли они неограниченной мимикрией?

— Я пытаюсь выяснить, с чем нам предстоит бороться. Может быть, их всего лишь несколько. Но может оказаться и так, что они повсюду, — взмахом руки он обвел лабораторию. — Вполне возможно, что половина предметов в этом помещении — совсем не то, что мы о них думаем... Скверно, если они на нас нападут. Но может оказаться еще более скверно, если они этого не сделают.