Филип Дик - Колония

Холл упал на пол и вцепился в дорожку.

— Скорее! — рявкнул он. — Хватай ее!

Охранники вцепились тоже. Коврик сопротивлялся.

— Да помогите же, — слабо простонал Тейлор.

— Взялись!

Они яростно рванули все вместе. Наконец дорожка размоталась под их усилиями. И тут же торопливо двинулась к открытым дверям. Один из охранников выстрелил.

Холл подбежал к видеофону и быстро набрал номер Командора.

— Слушаю! — сказала она, появившись на экране. И тут заметила лежащего на полу Тейлора и стоящих возле него на коленях охранников, все еще с бластерами наготове.

— Что... что случилось?

— На Тейлора напал коврик, — невесело ухмыльнулся Холл. — Ну, так кто сумасшедший?

— Я сейчас же отправляю к вам отряд, — она заморгала глазами. — Тотчас же. Но какого...

— Скажи, пусть держат бластеры наготове. А еще лучше, подними по общей тревоге ВСЕХ.

Холл разместил на столе Командора четыре предмета: микроскоп, полотенце, ремень и небольшую красно-белую ковровую дорожку.

Командор Моррисон нервно отодвинулась.

— Майор, вы уверены?..

— С ними все в порядке, ТЕПЕРЬ. Вот что самое странное. Несколько часов назад вот это полотенце пыталось меня убить. Я вырвался и расстрелял его в клочья. Но вот оно, вернувшееся. Такое, каким было всегда.

Безвредное.

Капитан Тейлор осторожно потрогал пальцем красно-белый коврик.

— Мой коврик. Я привез его с Земли. Подарок жены. Я... я ему полностью доверял.

Все переглянулись.

— Коврик мы тоже расстреляли, — указал Холл.

Молчание.

— Тогда что же на меня набросилось? — поинтересовался капитан Тейлор.

— Если не вот эта дорожка?

— Оно выглядело, как дорожка, — медленно произнес Холл. — А то, что напало на меня, выглядело, как полотенце.

Командор поднесла полотенце к свету.

— Полотенце, как полотенце! Оно ни на кого не может напасть.

— Конечно, нет, — согласился Холл. — Мы проделали над этими предметами все анализы, до которых только додумались. Они — именно то, чем и должны быть, все элементы на своем месте. Безупречно стабильные неорганические объекты. Невероятно, чтобы ЛЮБОЙ из них смог бы ожить и стать агрессивным.

Лейтенант Доддс пошарил по туалетному столику в поисках перчаток. Он пребывал в растерянности. Весь отряд созывали на срочное совещание.

— Куда же я их?.. — пробормотал он. — Какого черта?!

На кровати лежали две пары одинаковых перчаток, одна возле другой.

Доддс нахмурился, помотал головой. Откуда это? У него была только одна пара. Значит вторая — кого-то еще. Прошлой ночью заглядывал Боб Уэсли, перекинуться в картишки. Он, должно быть, и забыл.

Видеоэкран вновь осветился.

— Всему экипажу, срочное сообщение. Всему экипажу, срочное сообщение. Аварийный сбор всего экипажа.

— Ясно, ясно! — нетерпеливо бросил Доддс. Он схватил перчатки, натянул на руки.

Как только перчатки оказались надетыми, они потянули руки вниз, к талии. Заставили пальцы сжаться на рукоятке бластера, извлечь его из кобуры.

— Будь я проклят! — пробормотал Доддс. Перчатки заставили руку упереть бластер в грудь. Палец нажал курок. Хлопок. То, что осталось от лейтенанта медленно повалилось на пол, с все еще открытым в изумлении ртом.

Услышав вой аварийной системы, капрал Теннер тотчас же бросился напрямик к главному зданию.

Перед входом внутрь он задержался, чтобы сбросить подкованные металлом ботинки. И нахмурился. Возле двери лежали два дезинфекционных матрасика.

Ладно, какая разница. Оба одинаковые. Он ступил на один из матрасиков, остановился. Поверхность мата брызнула струйками воды под давлением, часто пульсирующей, стекающей по ногам и ботинкам и убивающей любые семена и споры, которые он мог подцепить, находясь снаружи. Потом прошел в здание.

Минутой позже к двери подбежал лейтенант Фултон. Скинул прогулочные ботинки и встал на первый попавшийся матрас.

Матрасик спеленал его ноги.

— Эй! — воскликнул Фултон. — Перестань!

Он попытался высвободить ноги, но матрас не отпускал. Фултон почувствовал страх. Он выхватил бластер, но не мог же он стрелять по собственным ногам.

— На помощь! — завопил он.

Как раз подходили двое солдат.

— В чем дело, лейтенант?

— Освободите меня от этой штуки.

Солдаты рассмеялись.

— Я не шучу! — заорал Фултон, его лицо побелело от боли. — Она схватила меня за ноги! Она... Да помогите же!!!

Он закричал. Солдаты поспешили на помощь. Фултон упал, извиваясь, и продолжая кричать. Наконец солдатам удалось ухватить матрас за край и сорвать с ног офицера.

Ноги у Фултона не было — ничего, кроме мягких костей, уже полуразложившихся.

— Теперь мы знаем, — угрюмо бросил Холл. — Это — форма органической жизни.

Командор Моррисон повернулась к капралу Теннеру.

— Вы увидели два матрасика, когда подошли к зданию?

— Да, Командор, два. Я ступил... на один из них. И пошел дальше.

— Счастливчик. Выбрали верный.

— Нам следует быть внимательными, — сказал Холл. — Следить за дубликатами. Несомненно, ЭТО, чем бы оно ни было, имитирует объекты, с которыми соприкасается. Вроде хамелеона. Маскировка.

— Две, — задумчиво пробормотала Стелла Моррисон, глядя на две вазы с цветами, по разные стороны стола. — Трудно будет сказать хоть что-нибудь. Два полотенца, две вазы, два кресла. Должна иметься уйма предметов, с которыми все в порядке. Все они, которые повторяются, в норме... за исключением одного.

— В том-то и сложность. Я не заметил ничего странного в лаборатории. И с этим другим микроскопом все в норме. Увеличивает, как положено.

Командор оторвалась от двух одинаковых ваз на столе.

— Как насчет них? Может, одна из них тоже... тогда какая?

— Множество предметов у нас не в одном экземпляре. Одежда, мебель. Я не обратил внимания на то кресло у себя в комнате. Оборудование. Невозможно быть уверенным, что однажды...

Засветился экран. Появилось изображение вице-командора Вуда.

— Стелла, еще один случай.

— Кто на этот раз?

— Лейтенант Доддс.

— Если это органическая жизнь, должен же быть какой-то способ, чтобы мы смогли ее уничтожить, — пробормотал Холл. — Мы стреляли по нескольким и, несомненно, убили. Их МОЖНО убить! Но мы не знаем, сколько их всего. Может, это бесконечно делящаяся субстанция. Нечто вроде протоплазмы...

— А тем временем...

— Тем временем все мы отданы на ее милость. Вот она, наша смертоносная форма жизни, собственной персоной. Это объясняет, почему все прочее мы сочли безопасным — с формами жизни, вроде этой, ничто не может сосуществовать.