Николай Амосов - Записки из будущего

Больше уже такое не повторялось. Тайна. Общественное мнение. А главное, у нее дети. Мальчик уже начинал понимать…

Значит, даже перед смертью повторить этого нельзя. Да, наверное, уже и не к чему. Болезнь. Разговоры можно вести и в кабинете.

Так что, сдадимся?

Ведь все равно ничего нет. Никакого долга, никаких обязательств. Все фикция. Придумано. Есть где-то в коре несколько тысяч клеток с высокой возбудимостью — модель „долга“ — и все. Я знаю эту механику — как тренировалась эта модель всю жизнь: книгами, примерами, как она связалась с центрами удовольствия и захватила, оторвала их от старых, животных дел еды, любви…

Так и стал — Человек.

Говорят, что это можно даже смоделировать, как мы — работу сердца или почек.

Наверное, я уже не смогу вернуться назад, в тихую жизнь на диване, под торшер.

Снова фразы. Но другого выхода просто нет.

Работать до конца.

Ну, а как жить? Как себя вести? Добро и зло?

Сейчас такая холодная ясность. Жалость к себе скулит где-то в подсознании, и еще какой-то тоненький голосок любуется: „Я — хороший“. Но это не так. Не совсем так.

Грехи? Немного у меня грехов и все — мелкие. Заповеди соблюдал даже без большого труда. Жадности к удовольствиям от рождения было мало отпущено. Не крал. Не ловчил. Прелюбодействовал — да, виноват. Но по любви. Заслуживаю снисхождения. И неоднократно был страдающей фигурой — меня бросали. Говорили: неинтересный. Про себя-то думаю, что я ничего, но, наверное, ошибаюсь. Правда, вот Люба говорит…

Я не герой. Вся жизнь состояла из компромиссов. Конечно, можно сослаться на обстоятельства, что уж очень дорогая цена назначалась за храбрость, а я слишком любил думать и что-то всегда пытался делать. Но, наверное, это не оправдание.

Дошел до высоких материй. Не моя специальность, но жить без них нельзя. Многие сейчас думают над „положительной программой“. Обосновать свое поведение. Получить уверенность, что это — истина, а это — нет. Ответы, видимо, даст новая наука. Качественные понятия о добре и зле, о человеческом счастье нужно положить на цифры.

Я не дождусь. Придется ограничиться интуитивными представлениями.

И что? Выйдешь на площадь и будешь изрекать новые истины? Или хотя бы на профсоюзном собрании? „Мне уже все равно помирать, так вот я скажу, что тов. Н. - дурак, а в программе переработки информации нужно усилить обратные связи“.

Нет, не скажу. Мне уже все равно, но ребят подведу. Скажут: „Вот у вас какой шеф! И вообще тем ли вы занимаетесь, чем нужно?“ Брось. Будь откровенен, ты просто боишься неприятностей.

Буду доживать, как жил. Разве что по мелочам прибавлю принципиальности.

И вообще пойдем спать. Пока газеты прочитаю, будет как раз пора.

Улегся. Приятно вытянуться под одеялом. Взять бы и забыть сегодняшний день. Вычеркнуть из времени. Нет. Анализ лежит на столе. И разговор с Давидом записан в корковых клетках.

Заседание продолжается.

Исчезло ощущение удовольствия. Немало предстоит претерпеть на этом диване.

Газеты? Не хочется. Пожалуй, мне все равно. Водородная бомба не успеет на меня обрушиться.

Строил планы. Как смешно звучит: обреченный строит планы. Я избегал думать о конце. Теперь лег и будто сдался. Я еще не знаю, как умирают от лейкемии. В энциклопедии не написано. Но что-то я не видел приятных смертей.

Будут боли. Всю жизнь их боялся. Возрастет анемия. Появится одышка. Хватать воздух открытым ртом. Страх в глазах. Пот.

О, как я страшусь этих последних дней! Ослабнет воля. Инстинкт жизни схватит тебя в тиски и сделает тряпкой. Не заметишь, как все изменится и станешь жалким, больным человеком. Будешь говорить только о болезни, лекарствах, тебя будут обманывать, скрывать температуру, прятать анализы. И ты всему будешь верить, как ребенок.

Потерять себя. Это — самое страшное. Самое страшное.

Не хочу. Черт с ней, со смертью, если уж надо, но стоя.

Самоубийство?

Вовремя остановить часы?

Кто станет спорить с этим? Благо. Но ведь тоже страшно. Но, друг мой, все-таки это выход.

Даже как-то стало легче. Теперь можно снова планировать.

Петля. Нет, неэстетично. И немоментально.

Пистолет. Где его взять?

Яд. Для медика — это самое разумное. Обдумаем. Подберем литературу. Даже можно проверить в эксперименте. Наука!

Самое лучшее — наркоз закисью азота, как на операции. Не годится. Нужен анестезиолог и дополнительный крепкий наркотик.

Смешно. Рассчитываю, как подросток. Многие, наверное, такие умные, да все умирают в постели. Впрочем, некоторые решаются.

И я решусь. Условия ж какие: один, родственники не мешают. Вот только не прозевать момента. Рано не хочется, а чуть запоздал — медики тебя схватят, и нет свободы…

Стой.

Стой!

Идея!

Обмануть всех и даже саму смерть!

Анабиоз. Подвиг ученого. (Красиво!) Есть опыты с гипотермией. Неудачные, но техники же не было! О кислородных камерах даже не думали. Теперь автоматика. Наша машина. Какая идея!

Самоубийство, конечно. Но как здорово!

Нет, постой, какие-то шансы есть. Глубокая гипотермия в хирургии идет. Шла. Петр Степанович сделал десятка два операций на сердце. Правда, теперь бросил, говорит, опасно и можно без нее, но охлаждал до 10 и даже 8 градусов. Около половины больных выжили. Показывал на обществе.

Сколько фантастических книг написано об анабиозе! Глупости, обычно. Но проблема имеет реальную основу.

Заснуть на десять лет. И… не проснуться. В моем положении и это тоже неплохо.

Но проснуться можно. Чтобы умереть от лейкемии? Проблема лейкемии будет решена в недалеком будущем. Видимо, лейкоз вызывается вирусом. Значит, будут сыворотки, вакцины. Спать, пока их не найдут!

Соломинка. Хватаюсь за соломинку.

Как странно: вижу себя сразу в нескольких лицах.

Ученый трезво рассматривает научную проблему.

Напуганный маленький человечек боится умирать и готов на все… Другой, еще ниже, не хочет рисковать даже несколькими днями. Он не поверит в смерть до последней минуты. И есть еще один — он видит славу. Газетные полосы, телевидение, радио.

Вот фантастичный саркофаг в центре стеклянного зала. Машины, автоматы, пульт с мигающими лампочками. Бледное, величественное лицо под стеклянной крышкой. Это я. Неважно, что я был некрасив. Все изменилось.

Потом пробуждение. Толпа академиков из разных стран.

— Включайте программу пробуждения!

Напряженное внимание. Десять, двадцать, тридцать минут. Осциллографы показывают кривые. На огромном табло прыгают цифры.

— Заработало сердце!

— Открыл глаза!