Сергей Лукьяненко - Почти весна

-- Я понимаю, Миша... И все-таки боюсь.

Наверное, это неизбежно. Того, кто любит тебя, обмануть очень просто. А того, кого любишь сам, -- почти невозможно. Каждая улыбка, каждая уверенная фраза выйдут наигранными и ненастоящими. Словно ты, говоря вполголоса одно, выкрикиваешь при этом совсем другое. Когда любишь, даришь частичку себя.

А себя не обманешь.

-- Все хорошо. Катя. У нас с тобой все в порядке. Просто оболтус, в которого ты случайно влюбилась, опять понадобился человечеству. Нужно помочь одному великому, но несчастному ученому. Никто другой этого сделать не сможет.

-- И ради несчастного ученого ты три месяца болтаешься по всему континенту?

-- Да.

-- Но зачем? Ты ведь хотел забыть про свои способности! И никогда их больше не применять.

Я киваю. И виновато разъясняю:

-- Дело в том, что я обязан этому ученому. Очень обязан. Вот и приходится... помогать.

-- Уж не изобретатель ли это газовых фильтров? -- Катя наконец-то рассмеялась. Почувствовала, что я говорю правду. Пусть и не всю, но лжи в моих словах тоже нет. Недаром говорят, что, скрывая обман, нужно сказать много настоящей правды.

-- Это пока секрет...

Мы болтаем еще с полчаса. Катя то успокаивается, то снова встревоженно вглядывается в экран. Мой флаер тихо гудит, поглощая расстояние. А Катино лицо становится все более сонным, расслабляется и кажется теперь совсем детским. Есть у Кати такая особенность. Наверное, весь свой взрослый вид она создает постоянной серьезной гримаской. Но сейчас ей не до этого -- она слишком хочет спать.

Мы желаем друг другу спокойной ночи и прерываем связь. Экран гаснет, я остаюсь в темноте, наполненной мерцанием приборов. Внизу темнота, лишь на горизонте разгорается бледное пламя ночного города. Там ждет меня заказанный накануне номер отеля. И абсолютно не ждут одиннадцать семей -последних "подозреваемых" из списка Эдгара.

Завтра я закончу проверку. А послезавтра увижу одного великого, но очень несчастного ученого.

И решу, стоит ли делать его счастливым.

Коттедж на берегу ничуть не изменился. Да и его хозяин, ждущий меня на пороге, тоже. Правда, сегодня не было дождя и туман рассеялся под теплым солнцем, а бегущие волны казались голубовато-прозрачными, чистыми как стекло.

Только подойдя ближе, я заметил в лице Эдгара странную неподвижность. Смесь уже наступившего разочарования и еще не погибшей надежды. Но, слава Богу, он хотя бы не был пьян.

Эдгар молча провел меня в дом. Приготовил кофе. И лишь потом спросил, резко, без предисловий:

-- Итак, ты не нашел его?

Выходит, я был прав. Абсолютно прав в своих подозрениях. Глотнув кофе, я посмотрел Эдгару в глаза. И ответил:

-- Почему же? Нашел.

Лицо Эдгара задрожало. Неподвижность сползала с него, уступая место... обиде. Да, именно обиде. Он не ожидал, что его смогут переиграть.

-- Невозможно, -- быстро произнес он. -- Последний в списке оказался моим сыном? Один шанс из тысячи тридцати двух. Немыслимо.

-- Значит, ты следил за мной, -- равнодушно констатировал я. -Электронный жучок на одежде... или в обшивке флаера.

Эдгар покачал головой. Проигрывать он все-таки умел.

-- Не так тривиально, Миша. Темпоральный зонд. Я кивнул. Этого и следовало ожидать. Слишком уж по-крупному шла игра... Где-то рядом со мной, отставая на долю секунды субъективного времени, неощутимый и бесплотный, крался сквозь пространство прибор-соглядатай. Одна из любимых игрушек Темпорального Института, применение позднее двадцатого века категорически запрещено...

-- Прояви его, Эдгар. Хочется посмотреть.

Он покачал головой:

-- Невозможно. Зонд раздавит эту комнату и еще половину дома.

Похоже, он не врал. Действительно, к чему делать миниатюрными машины-шпионы, прикрытые темпоральным полем лучше любого камуфляжа...

-- Тогда поговорим на равных.

Я вынул газовые фильтры, погружаясь в свой мир -- болезненно-реальный мир оживших миражей, разноцветных теней, прерывающихся звуков.

-- У меня есть нужное имя. У тебя... Впрочем, действительно ли ты можешь мне помочь? Вначале план был в том, чтобы выследить, на какой семье я прекращу поиск, и сообщить мне, что затея провалилась... например, тебя уволили из института. Я был бы не в обиде, ведь имя-то сообщить еще не успел. Так?

-- Так.

-- А теперь ты ставишь на другое... На ампулу в правом кармане пиджака!

Рука Эдгара метнулась к карману. Застыла, вцепившись в ткань. А на лице, впервые за время нашего знакомства, появился страх.

-- Откуда ты взял эту гадость, Эдгар? Надо же... Наркотик правды. Притащил из прошлого?

-- Его и сейчас нетрудно достать... -- хрипло прошептал Эдгар. -- Ты что, читаешь мысли?

-- Запахи, Эдгар, запахи. Прежде чем ты решишься сделать мне укол, я почувствую это. Я угадаю прыжок, прежде чем ты согнешь ноги, и удар -раньше чем ты замахнешься.

Он растерялся. Я немного утрировал свои возможности, но растерянность Эдгара почувствовать было несложно. На всякий случай я добавил:

-- И к тому же... Почему ты думаешь, что этот препарат на меня подействует? Я ведь мутант. Я пьянею от эуфиллина и засыпаю от йода. Содержимое ампулы может оказаться для меня отравой или быть не опаснее простой воды.

-- Твоя взяла... -- Эдгар деланно развел руками. Но в запахе его тонкой зеленой линией прорезалось облегчение. Он смирился. Позволил себе расслабиться и сдаться. -- Все будет по-честному, Миша. Я сделаю то, что обещал, а ты назовешь имя.

-- А вот это мы сейчас решим. -- Я почувствовал себя хозяином положения и не смог удержаться от насмешки. -- Мне пришло в голову, что ты очень опасный человек. Так что придется спросить, каким способом ты собираешься вернуть себе сына. Нигде в мире не существует документов, доказывающих, что он твой родной сын.

-- Каким способом? Не слишком этичным, Миша. Я изменю его прошлое, изменю так, что к сегодняшнему дню он будет иметь знак самостоятельности. Одновременно он поссорится с родителями, уйдет из дома...

-- ...совершенно случайно встретится с тобой, подружится, а потом согласится пройти генетический контроль. Вдруг добрый и хороший дядя Эдгар -- его родственник? А дядя Эдгар неожиданно окажется папой. Газеты и ти-ви трубят об удивительной встрече отца и сына, знакомые наперебой поздравляют вас. Ты вновь полноценный человек. Твой маленький, но самостоятельный сын совершенно добровольно живет у тебя.

-- Ему будет хорошо со мной, Миша! -- Эдгар побледнел так сильно, что я испугался, не перегнул ли палку.

-- А его приемным родителям?

-- Я же сказал, это будет не самый этичный поступок! Мы замолчали. Потом Эдгар вкрадчиво произнес:

-- Впрочем, я могу задать встречный вопрос, Миша. Этично ли то, что ты сделаешь в двадцатом веке?