Василий Головачев - Черный человек. Книга 2

Через минуту кибер принес груду защитных скафандровых комплексов, и, когда все в зале облачились в них, Мальгин не сдержал смешка: показалось, в зал забрело стадо странных зверей, не то белых крокодиломедведей, не то гамадрилов-альбиносов. Верхний слой скафандров представлял собой подобие косматой шкуры и отливал сединой. ЗСК не надели только руководители эксперимента, кокон-кресла предоставляли им не менее надежную защиту.

Шлемные накидки никто не застегнул, и казалось, шеи людей были укутаны толстыми ворсистыми шарфами.

— Игнат, — вдруг обратилась Боянова к Ромашину, — вы хорошо разбираетесь в физике «суперструн»?

— Как и любой флибустьер моего класса, — серьезно ответил эксперт, но, заметив мелькнувшую в глазах женщины озабоченность, добавил: — Как и любой инженер-системник.

— Объясните мне популярно, что такое «суперструна», а то я слышу это слово часто, но толком не знаю, что это такое.

— Вообще-то «сверхструна» — одномерный объект, имеющий одно измерение — длину, и образуется она в результате компактификации — свертки остальных измерений. В начальные мгновения рождения нашей Вселенной такие «струны» появлялись во множестве, потом большинство из них рассосалось, а оставшиеся в результате инфляционного раздувания… — Ромашин остановился. — Я понятно изъясняюсь?

— Пока да, — сухо ответила Боянова.

— А остальные «струны» в эру инфляции Вселенной разбросало на колоссальные расстояния друг от друга, поэтому они так редко встречаются. Внутри каждой «сверхструны» время трехмерно, а пространство одномерно, и лишь вход в «струну», так называемая Горловина…

— Меня интересует практический аспект проблемы. Ведь метро тоже использует «струнный» принцип? Как же объект, сжатый в «струну», а тем более живое существо, принимает потом свою былую форму?

— Вы слегка упрощаете картину, — пришел Мальгин на помощь Ромашину. — Не живое существо, в том числе и человек, сжимается в «струну» при «движении», как макрообъект, а все его частицы — протоны, нейтроны, электроны, а на самом деле еще глубже — кварки, из которых состоят частицы, а из них — тело, — превращаются в «струны», и дальше «летит» уже пакет «струн», пакет информации, хотя по толщине он и тождествен толщине одной «струны», если только правомочно применять термин «толщина». Обратное превращение пакета в объект — это физический процесс типа роста кристалла, только скорость этого процесса неизмеримо выше.

— Спасибо, — поблагодарила Боянова, отворачиваясь к Ландсбергу.

Руководитель эксперимента за это время успел предупредить пограничников, чтобы они были готовы к немедленному старту, и дал команду инку начать отсчет. В зале раздались звуки метронома.

Снова тревожно сжалось сердце. Ощущение ворочавшегося внутри бесформенного великана не проходило, подсознание силилось предупредить хозяина о чем-то, но Мальгин пока не понимал голоса интуиции, хотя и слышал его.

Свет в зале погас, наступила полная тишина.

Гора со странг-машиной высилась перед людьми так близко, что казалось, до нее можно добросить камень. Стали заметны гофрированные шланги энерговодов и золотистые сеточки-паутинки преобразователей электромагнитных полей.

— Внимание: первая фаза — раскачка! — раздался в зале голос контролирующего инка.

Картина в виомах не изменилась, лишь над горой зажглись алые вертикальные огни, плавно скользнули в небо, исчезли. Прошла минута, другая…

Ромашин шевельнулся, посмотрел на Мальгина с неопределенной усмешкой, сказал вполголоса:

— Я начинаю волноваться, и знаете почему? Боюсь, ничего у нас не получится. Этот «значок» — мне он напомнил одно понятие в индийской мифологии — татхата. Знаете, что это такое?

Мальгин отрицательно качнул головой.

— Татхата или татхагатагарбха — особое завершенное состояние, при котором вещи обладают абсолютным тождеством, имеют названия и объяснения, не подчиняются никаким изменениям и не обладают никакими свойствами.

— То есть выходят за пределы человеческого познания?

— Ваш скепсис понятен, и все же обрывок «струны», найденный где-то Шаламовым, — знать бы, в каком месте, — очень напоминает татхату. Вряд ли мы его развернем.

В фокусе антенны сверкнула яркая голубая вспышка, расплылась колечком дыма. В центре колечка появилась черная точка, а «дым» заискрился сотнями крохотных звездочек.

— Фаза экспоненциального поглощения, — сообщил инк. — Предвижу опасность пробоя.

— Что это значит? — быстро спросила Боянова.

— Очевидно, энергия уходит в дыру «струны» так быстро, что возможен спонтанный разряд генераторов, — ответил Ромашин. — На этом эксперимент и закончится.

Но он не закончился.

Среди физиков, ожидавших своего часа (они готовили другие «громкие» эксперименты), произошло оживление, они быстрее реагировали на высвечиваемую инком информацию.

— Отмечаю усложнение континуума, — раздался голос координатора. — Пошла развертка! Фаза три — плоскость.

Из черной точки, окруженной кольцом звездочек в фокусе антенны, ударил вдруг веер чистого зеленого огня, развернулся в колоссальное поле параллельно поверхности Меркурия. Сквозь эту плоскость можно было видеть скалы и ущелья, она была тонка и эфемерна, и свечение ее постепенно сдвигалось в сторону ультрафиолетового диапазона.

Куб!

Веер зеленого, вернее, теперь уже фиолетового свечения превратился в прозрачный конус, вершиной упиравшийся в антенну странг-установки, ушел краями за горизонт, коснулся нижним краем скал, и те вдруг начали оплывать, как свечи, испаряться, таять.

— Черт возьми! — проговорил Ромашин. — Эта штука напоминает мне Горловину «серой дыры».

Конус разделился на множество конусов, сидящих один в другом, как куклы-матрешки. Конусы побледнели, почти исчезли, стали совсем прозрачными, а их общая вершина внезапно коснулась антенны и втянула ее внутрь, в себя.

Тотчас же в зале ударил гонг, над вириалом ручного монитора всплыл хоровод алых огней.

— Отключай энергопитание! — скороговоркой выпалил инк. — Ресурс на исходе… ресурс — ноль!

Гофрированные трубы энерговодов диаметром два метра каждая, змеящиеся по склону горы к странг-машине, окутались светящейся голубой «шубой» электроразрядов и более крупными ветвистыми росчерками молний, а затем рассыпались в прах!

— Усложнение континуума вышло из-под контроля! Мерность пространства повышается, в эпицентре зоны мерность четыре… шесть… восемь… двенадцать… двадцать шесть…

На месте конусов появился шар, пронизанный множеством других прозрачных шаров, затем гигантская решетка из плоскостей, сложное переплетение гнутых поверхностей и еще что-то невообразимо сложное, колышущееся и непонятное, светящееся алым и нежно-фиолетовым.