Последняя антиутопия (СИ) - Мор Харли

Команда собралась в кают-компании, намереваясь отметить начало нового исследовательского цикла. Небольшой отдых в комнатах пошел всем на пользу, подарив здоровый румянец, веселость лиц и глаз и бодрость духа. Люди уселись за большой стол, полный торжественных блюд. Здесь была и курица по-пекински, и узбекский плов, и стейки из мраморной австралийской говядины, и овощной салат, приправленный брюссельской капустой, и много чего еще. Разнообразие названий блюд несколько сглаживалось их внешним видом — все они представляли собой прямоугольные брикеты однородной консистенции. Отличались они друг от друга только цветом и, иногда, вязкостью. Но, несмотря на такое визуальное однообразие, их вкус действительно был наполнен колоритом разных континентов. Артур Ли на правах старшего астронавта первым взял слово. Он поднял бокал, доверху заполненный самой драгоценной жидкостью — водой, и произнес, слегка покачивая седой головой:

— Позвольте искренне поздравить всех с началом нового цикла исследований и, особенно с тем, что именно нам выпала эта честь. Уж мы-то не подведем.

Все одобрительно закивали, выпили за этот тост и принялись уплетать за обе щеки.

— А я пошел в астронавты по следам своего отца, — начал застольный разговор Джим Марс. — Он был действительным пилотом королевских сил Уэльса и участвовал в покорении скопления Галилея. Я верю, что он гордится мной.

— Так значит твой отец — это Уильям Марс? — удивился Дэвид Париш. На тренировках на Земле у них не было времени для разговоров по душам, считалось, что полезны только рабочие контакты, поэтому оставшись наедине друг с другом, астронавты принялись восполнять упущенные возможности. — То-то я смотрю у тебя такое знакомое лицо. Мне жаль, что он не вернулся с той экспедиции. И я уверен, что он гордился бы тобой.

— Спасибо. А кто тебя вдохновил на эту миссию? — спросил Джим в ответ.

— Много кто. Все исследователи космоса повлияли на меня. И твой отец тоже.

— А я вдохновлялась Тьюрингом. Хоть он и не был астронавтом, но он открыл новые горизонты знаний. Надеюсь, и мне удастся здесь хотя бы чуточку приоткрыть калитку, ведущую в новый мир, — поделилась своим сокровенным Петра Карол. — А ты, Катрина?

— Вы будете смеяться, но я стала космическим биологом из-за Коротыша.

— Это чье-то прозвище? Какого-то значимого для тебя человека? — удивилась Петра.

— Да, значимого. Но не человека, а хомячка, — все удивленно повернулись в сторону Катрины. — Да, хомячка. Он был мне очень дорог в детстве, но хомячки очень мало живут. Его смерть сильно расстроила меня, и я решила стать космобиологом, чтобы найти на просторах космоса хомячков с большой продолжительностью жизни. Понимаю, это звучит глупо, но именно Коротыш был причиной, почему я связала свою жизнь с наукой. И потом она увлекла меня своей красотой и таинственностью.

— Это вовсе не глупо, — возразил ей Ламберт Эрикс. — Твоя история подтолкнула меня на мысль, что я тоже стал робототехнком по схожей с тобой причине, хоть и обезличенной. С детства меня завораживали домашние робопомощники. Я видел в них живых существ. Но их жизнь сразу длинная. Их можно ремонтировать, улучшать. Я сразу нашел идеальных питомцев и теперь проверяю, на что они способны. А где могут быть идеальные условия для этого? — только на краю исследованного космоса.

— А меня вдохновил Януш Корчак, — решил присоединиться к теме Нил Мун.

— Это какой-то врач? — поинтересовалась Катрина. — Я о таком не слышала.

— Врач. Но больше он — детский писатель. Он врачевал души детей и не оставил их до самой смерти. Надеюсь, я также буду врачевать тела людей до самого своего конца.

— Какие мрачные у тебя мечты, Нил, — перебил его Роджер Уайт. — Какой конец? Мы в самом начале. Вся жизнь впереди. Да еще какая. После этой миссии нас везде с руками оторвут. Зачем сейчас думать о смерти. Я о ней совсем не думаю. Просто делаю то, что мне нравится. Да еще и получаю за это деньги. Красота.

— Да, красота здесь неописуемая. От окна взгляд невозможно оторвать, — произнес, задумавшись о своем Нил. — В такие моменты начинаешь понимать тех, кто связал свою жизнь с астрономией. Это так романтично — вычислять красоту за окном. Да, Артур?

— Ты прав, — отозвался Артур Ли, услышав свое имя. — Наблюдения за небесными телами и расчет их поведения — это очень вдохновляющее. Особенно когда обнаруживаются твои предсказания. Но есть у меня еще одна причина — Хаббл.

— Знаю, знаю, — радостно отозвался Ламберт. — Это один из первых космических телескопов, сыгравший позитивную роль в становлении астрономии. Я много о нем читал — о найденных им объектах и зарегистрированных явлениях, об установленном оборудовании, о технических неисправностях и их решении. Удивительно как такие примитивные технологии дали так много человечеству!

— Я скорее имел ввиду другого Хаббла, — поправил его Артур, — Эдвина Хаббла. Он внес большой вклад в развитие понимания космоса. Он указал на существование других галактик, лежащих за пределами Млечного Пути. И много чего еще.

— А вас что вдохновило стать связистом, Джон? — спросила Петра у мистера Борна.

— Да так. Люблю, знаете ли, — замялся Джон, — люблю соединять людей. Тоже с детства. Белл был моим кумиром. Вот. Кстати, какой вкусный тут черничный пирог.

— Стоит попробовать? — схватил темно-коричневый брусок Ламберт и сразу его откусил. — Да, действительно. М-м-м, — произнес он с набитым ртом. Остальные присоединились к нему, одобрительно кивая головой после дегустации.

— Надо сказать, питание здесь отменное. Даже на Земле в тренировочном лагере кормят похуже, — заметил Джим, уплетая очередную порцию пирога.

— Еще бы. Здесь же установлен «Кукингчиф-9000», — заметил Роджер. — Инженеры, которые его разработали, чертовы гении в приборостроении. Жаль, что название придумали тоже они — ну невозможно во всем быть гениальным.

— Не знаю, — возразила Катрина. — Вкусно, конечно, но мне не хватает теплоты бабушкиных рук. Как-то умеет она творить волшебство в печи.

— А у меня не было бабушки, — грустно сказал Дэвид. — И я не знаю вкуса бабушкиных пирогов.

— У меня тоже, — поддержал его Ламберт. — Но это не повод распускать нюни. С такой-то замечательной кухонной машиной лично мне ничего не страшно.

— А у меня была бабушка, — заметила Петра, — но она плохо готовила. Она больше была по вязанию. Какие она мне свитера и шапки вязала. В школе мне все завидовали.

— Привезла с собой шапку? — пошутил Ламберт.

— Нет, они все поистрепались. А вот свитер привезла — их у меня много.

— А я из одежды ничего личного не брал — оставил побольше места для книг, — заметил Нил. — Люблю, знаете ли, почитать долгими космическими вечерами настоящие бумажные книги, пахнущие типографской краской.

— Дай угадаю, — опять отозвался Ламберт, — своего вдохновляющего писателя тоже взял. Как ты говоришь — Корчак?

— Корчак. Конечно взял. Хочешь, дам тебе почитать?

— А давай. Почему бы и нет? Самое то после работы почитать детскую легкую книгу.

— Я бы не был столь категоричным. Не все детские книги легки даже для взрослых.

— Посмотрим. А тут кроме воды еще что-то есть? — перевел разговор Ламберт.

— Действительно, — поддержал его Джим, — есть ли тут жидкость «повеселее»?

— Есть чай, кофе. Есть соки — яблочный, апельсиновый, вишневый, грейпфрутовый, микс. Есть клюквенный морс, морс из… — начал перечислять Роджер, но осекся, заметив недвусмысленный взгляд Джима. — А! Ты такую веселость имел ввиду. Нет. Боюсь не смогу тебя ничем обрадовать. Здесь такого не водится.

— Досадно. Придется иначе себя развлекать. Надеюсь тут обширная фильмотека.

— Действительно, тут должны быть киноновинки. Как там назывался последний фильм с Ди Пино? — И астронавты стали обсуждать любимые фильмы, делиться интересами, в общем, вести светские разговоры. Привыкание к новому месту работы проходило легко и безболезненно. С торжественного ужина начинался новый цикл исследовательских работ на станции «Альфа».