Синий мир(Фантастические рассказы и повести) - Тупицын Юрий Гаврилович

Штурман смотрел на инженера с легкой улыбкой.

— Конечно, не каждому дано стать Ромео.

— Ромео, — инженер покачал головой и вздохнул, — кто такие Ромео и Джульетта? Бедные чувственные дети со слаборазвитым интеллектом.

— Не кощунствуй!

— А кто же они? Наши предки любили обожествлять свои инстинкты, — инженер помолчал и уверенно закончил. — Лена и Виктор — не Ромео и Джульетта, это вполне современные ребята. Надо искать какую-то серьезную причину их исчезновения.

— Есть одно соображение, — сказал Лобов.

Ждан и Кронин одновременно повернули к нему головы.

— База просила обратить внимание на отсутствие крупных хищников на Орнитерре, — пояснил Лобов, — обычно ведь устанавливается определенный баланс между хищниками и растительноядными, а на этой планете он нарушен. Там встречаются травоядные с зубра величиной, а самый крупный хищник — не больше зайца.

— Из любых правил бывают исключения, — задумчиво заметил инженер.

— Но исключения всегда подозрительны, — Клим почесал затылок и глубокомысленно закончил: — Впрочем, так же, как и правила.

— Как бы то ни было, — резюмировал Лобов, — база просит иметь в виду, что вместо крупных хищников на Орнитерра может действовать некий неизвестный фактор, а поэтому рекомендует проявлять разумную осторожность.

Клим Ждан схватился руками за голову.

— Представляю! Скафандры, скорчеры, подстраховка — в общем, как на Тартаре!

— Осторожность еще никому не повредила, — Кронин был сама рассудительность. — Но скафандры и скорчеры на Орнитерре — это, пожалуй, слишком.

— Конечно, — согласился Лобов. — Ненужная осторожность только затрудняет поиски. Достаточно будет лучевых пистолетов и легких защитных костюмов.

Клим облегченно вздохнул.

— Это еще куда ни шло. Хотя если подумать хорошенько, санаторий и лучевые пистолеты — разве это не смешно?

По розовому небу плыли редкие зеленоватые облака, похожие на рваные клочья небрежно окрашенной ваты. Невысоко над горизонтом неистово пылало крохотное голубое солнце. Посреди фиолетовой поляны на опаленной и поэтому порозовевшей траве стояла патрульная ракета, впаяв в небо острый хищный нос. Возле ракеты находились два космонавта — длинный, худой Кронин и крепыш Ждан. Поляну со всех сторон окружал невысокий лес. Растительность поражала бесконечным разнообразием оттенков синего цвета — от нежно-голубого, почти белого, до густо-фиолетового, больше похожего на черный. То здесь, то там над лесом будто неподвижными, но в то же время стремительными в своем внутреннем движении столбами роились колибриды. Их оперение, окрашенное во все мыслимые цвета радуги, искрилось в лучах голубого солнца тревожным и радостным блеском драгоценных камней. Временами какой-нибудь из роев вдруг вспенивался, рассыпаясь на отдельных птиц, и падал вниз, исчезая в синеве деревьев, а в другом месте поднималась новая волна калибридов и, как по команде, собиралась огненным столбом.

— Что-то Иван запаздывает! — не то с беспокойством, не то с раздражением проговорил Клим, вглядываясь в сторону, откуда неторопливо плыли зеленоватые облака.

Кронин повернул голову, разглядывая своего друга z оттенком удивления.

— Поэтому-то ты и прибежал ко мне?

— А ты думал для того, чтобы поразвлечь тебя? — сердито ответил Клим вопросом на вопрос.

Кронин тихонько засмеялся.

— Нет, этого я не думал. Но тебе хорошо известно, что Иван на униходе, который может шутя проскочить сквозь термоядерное облако с температурой в миллион градусов. — Насмешливо прищурив глаза, Алексей продолжал: — А один мой хороший знакомый совсем недавно уверял, что Орнитерра — настоящий санаторий.

Он покосился на хмурого товарища и уже мягче добавил:

— Если командиры патрульных кораблей будут без вести пропадать на таких планетах, как Орнитерра, то всю нашу службу надо будет разогнать, а нас самих направить на Землю — пасти стада жирных китов в Тихом океане. Прилетит Иван, ничего с ним не случится.

…«Торнадо» совершил посадку в полутора километрах от научно-исследовательской станции. Ближе приземлиться было нельзя — отдача ходовых двигателей могла повредить аппаратуру наблюдения, развернутую возле станции. Сразу же после посадки осмотрели станцию и кое-что выяснили: в ангаре не оказалось станционного глайдера, а в вахтенном журнале коротко значилось: «Ушли на облет наблюдательных постов». Всего этих постов было двенадцать, они располагались вокруг станции на удалении от пятисот до тысячи километров.

— Все ясно, — уверенно констатировал Клим, — потерпели аварию во время облета. Катастрофы на глайдере невозможны. Значит, сидят где-то на маршруте и преспокойно ждут нашей помощи.

— Ясно или неясно, а первоочередная задача определилась — надо отыскать глайдер, — заключил Лобов.

Ждану было поручено детально ознакомиться со станцией, Кронин занялся приведением в стартовую готовность «Торнадо», а Лобов на униходе отправился на поиск глайдера. Он вел поиск с помощью биолокатора, настроенного на спектр биоизлучения человека. Это был чертовски капризный прибор, чувствительный даже к малейшим помехам. Он требовал неусыпного внимания и мог работать лишь в условиях полнейшего радиомолчания, так что на связь с товарищами у Лобова просто не оставалось времени. И вот командир запаздывал уже на двадцать минут. В ходе свободного поиска это сущие пустяки, но Клим почему-то нервничал, что было на него совсем непохоже.

— Прилетит, — спокойно повторил Кронин, — и, может быть, даже с этими влюбленными детьми на борту.

Он полной грудью вдохнул свежий ломкий воздух и, прислушиваясь, склонил голову набок.

Вокруг звучали странные голоса и музыка. Мягкие стоны «О-о-о! А-а-а!», звонкие удары крохотных молоточков, тяжкие вздохи органа, густой гул контрабаса, беззаботное цоканье кастаньет и фривольные трели флейты — все это сливалось в бестолковую, но красочную симфонию. Можно было подумать, что поют орнитеррские птицы. Но нет, земные аналоги здесь не годились. Только совсем близко от сверкающего столба колибридов можно было услышать его печальную скороговорку: жужжащий гул сотен крыльев, шорохи и вздохи воздуха. Пели не птицы, а цветы. Скромные синие и зеленые цветы, совсем незаметные на фоне листвы. Они пели в полный голос по утрам и вечерам. Чем выше поднималось злое солнце, тем молчаливее становились цветы. А в полдень, когда яростный голубой глаз сверкал в самом центре розового небосвода, цветы умолкали совсем. И только иногда из глубины синей чащи доносилось грустное, почти страдальческое «О-о-о! А-а-а!».

— Никак не могу привыкнуть к этой музыке, — признался Кронин. — Но колибриды! Чем не летающие драгоценные камни? Красиво!

— Красота — понятие относительное, — угрюмо ответил Клим. — Земные пантеры — тоже удивительно красивые создания. По крайней мере гораздо красивее тех свиней и баранов, которых они пожирают.

Кронин посмотрел на него удивленно.

— Не узнаю тебя, друг. Клим Ждан, поклонник всего прекрасного, и так враждебно настроен к красоте? Это выше моего понимания, — инженер покачал головой, — скорее всего ты не выспался или плохо пообедал. Чем тебе не угодили кроткие цветы и безобидные нектарницы?

Ждан махнул рукой на радужные столбы крылатых крошек.

— Посмотри, их тьма!

— Ну и что же? Разве тебя когда-нибудь пугал роскошный ковер цветов на лесной поляне?

— Да ты взгляни, как они роятся? В этом есть какое-то исступление, прямо бешенство! Такого на Орнитерре еще никто не наблюдал, кроме нас и стажеров.

Клим брезгливо передернул плечами и продолжал:

— И эти проклятые цветы словно осатанели! И Лобов запаздывает!

Кронин положил руку на плечо товарища и философски заметил:

— Наверное, в больших дозах все вредно, даже красота, Даже для эстетов. Цветы поют, колибриды роятся — ну и на здоровье. В пору любви все сходят с ума, даже комары.

Клим серьезно взглянул на инженера.

— Не хотел я тебе говорить до прилета Ивана, но придется.