Владимир Михановский - Зашвырнуть ключи
– Учтите, в этом доме каждое ваше слово, каждый жест фиксируются, – перебила Рина.
– Но это не составляет государственной тайны. Беспорядки в городе видит каждый, кто не слеп.
Они помолчали.
– Рина, я понимаю, как вам сейчас тяжело, – начал Ардонис после долгой паузы. Мы все тяжко переживаем потерю. Гуго был для Ядерного центра больше, чем руководитель. Он больше жизни любил физику. Правда, в последнее время он был с ней – я имею в виду физику – не в ладах. Но не будем об этом. У меня к вам вопрос личного характера: что вы намерены предпринять в ближайшем будущем?
– В будущем? Но его нет. Есть только настоящее, – сказала Рина.
– Я имею в виду – есть ли у вас планы на сегодняшний вечер? – пояснил Имант.
– Планами на будущее пусть занимается наш президент, – с отсутствующим видом произнесла Рина.
– Пойдемте в театр.
– Так вот почему у вас новый галстук, – улыбнулась Рина.
– Нет, Имант, не пойду, – покачала она головой.
– «Отелло», – сказал Ардонис, вертя шляпу в руках.
– Нет.
– Раньше вы не отказывали мне в своем обществе.
– Раньше – да, а теперь – нет. Поймите, Имант, я не могу бросить тень на имя Гуго.
– Что ж, извините… Да у меня самого времени в обрез… Полечу в Ядерный… – Ардонис поднялся.
– Погодите, чаю выпьем, – предложила Рина. – Робин! – позвала она громко.
– Нет, спасибо. Я пойду. С некоторых пор я перестал доверять нашим автоматам. Люсинда словно взбеленилась. И раньше, при Гуго, капризничала, а уж сейчас… – он махнул рукой. – И печатающее устройство с Люсинды куда-то запропастилось, хотя без него и можно обойтись, но сам факт по себе неприятный. А уж сотруднички, в особенности новенький, этот самый Артур Барк… И четырех месяцев еще не работает, а во все сует нос, как будто именно он основал Ядерный. А чуть дело коснется дискуссии или постановки эксперимента, эта невозмутимая скотина выдавливает: «Не могу обсуждать этот вопрос. Моя тематика засекречена!» – Не знаю, что нашел в нем Гуго. – Ардонис сердито нахлобучил шляпу, наскоро распрощался и ушел.
– Робин! – снова позвала Рина. Улетая по вызову к Арно Кампу, она запретила роботу покидать дом. До сих пор не было случая, чтобы Робин ее ослушался.
Не поленившись, Рина обошла все закоулки, заглянула даже в ванную – Робина в доме не было.
Он появился в двери, неуклюжий, приземистый, с четырехугольным регистрационным номером на груди.
– Откуда ты? – спросила Рина тоном, не предвещавшим ничего доброго.
Робин замялся. Видимо, ему очень хотелось солгать, но лгать он не умел.
– Где ты был? – повторила Рина.
– В городе.
– Зачем?
– Тайна.
– Выкладывай-ка свою тайну, да поживее, – сказала Рина.
– Нет.
– Нет? В таком случае я вызову охрану, и тебя вскроют лазерным лучом, – сказала Рина и сделала шаг к двери.
– Тайна принадлежит не мне.
– А кому же? – остановилась Рина.
– Доктору Ленцу.
– Я его жена.
– Доктор Ленц сказал: никому.
Рина взялась за ручку двери.
– Именем доктора Ленца – не делай этого! – выпалил Робин.
Женщина вздохнула, опустила руку и медленно отошла от двери.
Глава двадцать вторая
ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?
Незаметно термин «гвоздичник» приобрел среди журналистов права гражданства.
Скверное это ощущение – быть гвоздичником. Вдвойне обидно быть гвоздичником, когда в твоих руках огромный, до тонкостей отработанный аппарат, в который входят и роботы и люди, когда к твоим услугам целый арсенал, битком набитый внушительными штуками – от многоместных манипуляторов для групповых арестов и до бомб – разбрызгивателей со слезоточивым газом.
И все эти чудные игрушки бессильны перед маленьким увядшим цветком гвоздики, присланным ему, шефу полиции Арно Кампу.
Только в собственном кабинете, за бронированными стеклами, под многослойной защитой Арно Камп чувствовал себя в относительной безопасности.
Немало монологов своего хозяина выслушивал арабский скакун, застывший посреди скакового поля – письменного стола, и благородная морда коня успела приобрести скучающее выражение. Так, по крайней мере, казалось Арно Кампу.
Сегодняшнее утро не явилось исключением. Вертя статуэтку в руках, Арно Камп снова жаловался скакуну, что гвоздичное расследование зашло в тупик.
Через несколько минут прибудет Ора Дерви. Арно Камп виделся с ней ежедневно, обсуждая результаты расследования.
Список «гвоздичников» – людей, получивших послание с цветком смерти – перевалил уже за сотню. Причем это были все люди уважаемые, имеющие вес в сфере своей деятельности: крупные военные, финансисты, литераторы, ученые… Особенно много было ученых.
Получение гвоздики стало предметом своеобразной гордости, как бы признанием заслуг со стороны неведомого врага государства.
Возникла даже идея – организовать «Клуб гвоздичников», но президент наложил на эту идею вето. Злые языки связывали запрещение с тем, что сам президент гвоздики до сих пор не получил.
Если свести все письма в одно, получалась интересная картина: требования автора, подкрепляемые недвусмысленной угрозой, сводились к одной мысли, выраженной еще в первом письме, полученном Гуго Ленцем. «Назад к природе!», «Идя по пути разума, человечество погибнет», «Нужно зашвырнуть ключи от тайн природы», – требовали анонимные письма.
На одном из первых гвоздичных совещаний Джон Варвар высказал мнение, что письма с гвоздикой печатает и рассылает не один автор, а целая группа ловко организованных мошенников и шантажистов. Цель – посеять в государстве смуту, дабы половить рыбку в мутной воде. Машинку, на которой печатались тексты, обнаружить не удалось, и это, по мнению Джона Варвара, подтверждало его гипотезу: очевидно, машинка хранилась в глухом подполье, куда не могли проникнуть щупальца полиции.
По распоряжению Кампа была проведена текстологическая экспертиза писем.
В основу экспертизы положили старую программу, с помощью которой некогда было установлено, что автором «Короля Лира», «Отелло», «Гамлета» и прочих гениальных творений является не группа авторов, как утверждали иные критики и литературоведы, а одно лицо – небезызвестный Вильям Шекспир. Спустя много времени история повторилась: экспертиза опровергла предположение Джона Варвара. Электронная машина, исследовав тончайшие нюансы стиля, а также среднюю длину слов, употребляющихся в текстах писем, установила, что автором всех гвоздичных посланий является одно лицо.
Сроки жизни гвоздичникам в письмах были отмерены самые разные: кому месяц, кому – год, но большинству адресатов, как Арно Кампу, срок не указывался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});