Эрнст Бутин - Поиск-86: Приключения. Фантастика

— Что ж, будем прощаться. Вам пора… — Фролов, вернувшись к мальчикам, серьезно, по-мужски пожал руку Антошке, потом Егорушке. А ладонь Еремея задержал: — Значит, договорились, сынок. Жду в любое время. Сам бы тоже заглянул к тебе, но… работы много. Придешь?

Еремей кивнул. Сосредоточенно сопя, полез за пазуху кителя. Вытащил статуэтку и, не раздумывая, протянул Фролову.

— На. Пускай у тебя пока живет. Когда назад, на Назым, пойду, отдашь. — Он пристально поглядел на строгое лицо серебряной богини. — Где жить буду, не знаю. Может, там над Им Вал Эви смеяться станут. — Поднял глаза. — Никому ее не отдавай. Дочь Нум Торыма дедушку помнит, род наш помнит. Приходить буду, смотреть на нее буду, дедушку, Сатар-хот вспоминать буду. Береги Им Вал Эви.

Фролов обнял мальчика, но тот вырвался, отступил на шаг. Деловито снял пояс, подал Фролову — качнулся сотып с ножом, стукнулись медвежьи клыки, звякнули висюльки.

— Тебе отдаю. Ты дедушку знал. Бери. Память. — И хмуро добавил: — Все равно, поди, в городе с ножом ходить нельзя.

— Что верно, то верно, — согласился Фролов. — Хорошо, возьму. Большое спасибо, — задержал взгляд на расшитой сумке Ефрема-ики. — Этот качин мне очень дорог.

Когда сошли по сходням на берег, Люся опять принялась уговаривать Егорушку: может, тот все-таки согласится жить с Еремеем и Антошкой, но Егорушка упрямо твердил, что нет, нет, у него в городе есть свои — тетка Варвара с сестренками, что жить надо у сродственников, а не мыкаться по чужим углам.

Они миновали пыльную широкую площадь, окруженную кирпичными домами с железными дверьми, над некоторыми пестрели свежей краской вывески — Еремей прочитал только одну: «Чай и пельмени Идрисова», — свернули в тихую, затененную тополями улочку, прошли мимо спрятавшегося за кустарником дома с высокой башней, остроконечная зеленая крыша которого была украшена блестящим полумесяцем.

Улочка заканчивалась садом. В глубине его притаился веселый, в деревянной резьбе терем с надстроечками-пристроечками — такую избу Еремей видел только на картинках в книжке с русскими сказками у Никифора-ики, деда Егорки.

Люся взбежала на крыльцо, распахнула дверь с дощечкой: «Первый дом-коммуна детей Красного Севера».

В прихожей сидела полная старушка и вязала чулок.

Старушка подняла голову, привстала с табуретки.

— Люция Ивановна!.. Вот радость-то. Вернулись? — Здравствуйте, Анна Никитична, — Люся улыбнулась. Пошла было в коридор, но, вспомнив что-то, остановилась. — Вы ведь, кажется, на Береговой жили?

— Тама, тама, — старушка припечалилась. — Покеда не спалили ее нонешней весной смутьяны… А чего такое? Неуж квартеру для меня сыскали?

— Да нет… — Люся положила ладони на плечи Егорушки, повернула его лицом к старушке. — Родственники этого мальчика жили тоже на Береговой. Может, знаете их? Может, скажете, куда переехали?

— Мы не ра-бы! Ра-бы не мы! — заглушая Люсин разговор со старушкой, громко и не в лад гаркнуло за ближней дверью множество мальчишеских голосов. — Мир хи-жи-нам вой-на двор-цам!

Еремей даже чуть присел от неожиданности. Оглянулся вопросительно на Люсю.

Та ободряюще тронула его за локоть — все, мол, в порядке, не удивляйся, — и скрылась за соседней дверью.

— Ах ты, господи, воистину мир тесен, — слезно дрожал в наступившей тишине голос старушки, жалостливо смотревшей на Егорушку. — Знаю, знаю тетку твою Варвару-то, как не знать. Суседками были, кума я ей… Щас-то редко видаемся, далече друг от дружки живем. Ее в Дом водников поселили, а я, тута вот, за сиротками доглядываю. Не до гостеваний — с вашим братом, ое-ей, как глаз да глаз нужон. Детдом-то мальчишечий…

Открылась дверь, за которой исчезла Люся. Вышла пожилая, с туго зачесанными назад, скрученными на затылке в узел волосами женщина, одетая в черную юбку, белую кружевную блузку.

— Прошу сначала сюда, — женщина открыла дверь с красным крестом — Ну, мальчики, смелей! Этой процедуры вам не избежать.

Еремей, сумрачно посматривая на нее, вошел в комнату, куда уже шмыгнул Антошка.

Склонившийся за столом старичок в белом халате, с сивой остренькой бородкой отложил ручку, отодвинул красную тетрадь.

— А-а, новенькие… — Он встал. — Раздевайтесь. — И, словно отталкивая что-то, взмахнул тонкими желтыми пальцами. — Только не трясите, пожалуйста, одеждой.

Антошка проворно стянул через голову ернас, принялся развязывать тесемки штанов. Еремей, посматривая то на него, то на два широких, покрытых белым дивана, снял китель, опустил его к ногам. Стараясь не морщиться, снял не спеша и рубаху.

— Ох ты, батюшки, страсть-то какая! — ахнуло сзади.

Старушка, прижав пухлую ладонь к щеке, со страхом уставилась на бинты. Старичок тоже посмотрел на Еремея по-иному: удивленно, уважительно.

— Это тоже долой. — Он мизинцем показал на подштанники Антошки.

— Я вурп снимать не буду! — решительно заявил Еремей.

Старичок насмешливо взглянул на него из-под лохматых бровей и потребовал высоким голосом:

— Попрошу покинуть кабинет, товарищи дамы! Видите, молодые люди стесняются. И распорядитесь, пожалуйста, относительно бани и чистого белья.

— Белье у них чистое, — несмело пояснила Люся. — Мы его прожарили на пароходе…

— Извольте не возражать! — выкрикнул старичок. — Вошь — враг страшней Колчака! Ваши слова?..

Люся пожала плечами, прикрыла дверь. Повернулась к Анне Никитичне.

— Вот спасибочки. Я мигом обернусь, — кланялась та начальнице. — Сдам мальчонку Варваре и, не сумлевайтесь, — бегом назад…

— Зачем же бегом? — удивилась заведующая. — Только, прежде чем пойдете, отведите Егора на кухню и покормите.

— Не, не, я не хочу! — Егорушка замотал головой. — Я сытый!

— Вот лгунишка! — Люся засмеялась. — С чего бы это ты сытый? С пароходного чая? Идем, идем. Надо подкрепиться. Не повредит…

— Люция Ивановна, вернитесь! — выглянул из своей комнаты старичок-медик. — Ваш протеже требует, чтобы перевязку ему делали вы. Подайте, настаивает, мою старшую сестру Люсю, и все тут!

Люся виновато улыбнулась Егорушке, развела руками: что поделаешь, придется без меня.

— Я сама послежу, чтобы мальчика покормили, — сказала заведующая и, строгая, прямая, направилась в конец коридора. Старушка и Егорушка двинулись за ней.

В кухне повар с отечным, ничего не выражающим лицом поставил перед гостем чашку дымящихся щей.

Егорушка поднес ко лбу щепоть, чтобы перекреститься, и не решился — увидел, что двое мальчишек в белых куртках, чистивших картошку, переглянулись и фыркнули. Поскреб, словно в раздумье, лоб — мальчишки опять заусмехались. Под их любопытствующими взглядами Егорушка не торопясь выхлебал щи, съел овсяную кашу. Выпил шиповниковый чай, икнул, изображая отрыжку, чтобы показать, как сыт. С достоинством поднялся, взял картуз, поясно поклонился повару.