Елена Асеева - Полет за горизонт

Искра, услышав слова лекаря, горько заплакала, и тягостно затряслись ее руки, ноги обездвижено поколь покоящиеся на кушетке в бело-голубой, шарообразной комнате, где возле стен, пола, потолка едва курился разрозненный пар, в случае необходимости мгновенно насыщающий воздух кислородом.

– Не нужно плакать, – очень сухо отметил Дан Нискиня ЛИ6С и перстами нежно утер щеки и глаза девушки. – Сейчас это вредно. Сие мною сказано с одной целью, абы при использовании гипноза вы всегда помнили, что неизменно можете навредить своему подопытному.

Менее суровым оказался при общении с ней коннетабль Несда Проочиц А7С, на второй день после ее пробуждения явившийся к ней в палату, и воссевший на широкий стульчак, выдвинувшийся из плоской кушетки девушки, огражденной с двух сторон небольшим стеклянным парапетом. Он тогда ласково гладил Искру по лежащей на кушетке левой руке (функциональность нервной системы которой тоже пострадала от действия зерпина), внимательно слушая ее рассказ о виденной стрекозе и обобщенно Галактике. Промеж того в мягкой форме пояснив, что наказана она Малым Советом АМа именно за использование гипноза, никоим образом не за употребление зерпина. Строгий ко всем иным, коннетабль был всегда заботлив в отношении девушки, зачастую ее успокаивая и довольно-таки трепетно-уважительно общаясь.

– И конечно, – напоследок добавил Несда Проочиц А7С, поднимаясь со стульчака. – Ика, прошу, более не стоит с такой мощью использовать способности вашего мозга. Иначе вы можете навредить себе, ибо тем действиям еще не обучены, что не допустимо.

– Я вам все передала, – в оправдание себе сказала Иса, и склонила вниз голову, не в силах смотреть в глаза ментору.

– Вы могли мне передать это много раньше, когда я вас спрашивал, что происходит, – сурово отозвался Болорев Пелгом и едва выгнул дугой свои полноватые губы. – Дотоль, как такое натворили.

Они находились в квартире Искры, состоящей из трех комнат, спальни, ванной и центрального помещения, служащего не только залой, приемной, но и коридором. С круглыми стенами зеленоватого оттенка помещением имело ровный пол и потолок. Посередь достаточно большой комнаты стояло три нешироких кожаных канапе с низкими спинками слегка дугообразно выгнутыми, и покатыми подлокотниками, да посредине высокий из дымчатого кварца синий столик, на трех тонких ножках. В пролегающих по комнате нишах находилось два диаметрально расположенных щитка ФЛЭ, один служащий для связи квартиры Исы с АМа и ментором, другой для просмотра информации.

Сидевший на канапе напротив девушки Болорев Пелгом в упор глянул на нее, определенно требуя ответа.

– Боялась, что вы меня не поймете, – прошептала Искра и уставилась на свои руки, покоящиеся на коленях. Стыдливо вспоминая, как вожделела губ первого дайнагона.

Болорев Пелгом легохонько качнул головой, и, приподняв правую руку с подлокотника самую толику огладил полноватую верхнюю губу, много тише, словно стараясь поддержать подопечную, добавив:

– Действительно, вас, Ика, сложно понять, – днесь он приоткрыл рот и провел перстом по верхним зубам, пояснительно молвив, – уж слишком много рекламации, не кажется ли вам?

Ибо узнав от Несда Проочица А7С в лечебном корпусе АМа об ограничении свободы перемещения и выбора, Искра Тревзор в те же сутки подала прошение на имя ментора, разрешить ей украсить верхние клыки самоцветами, что считалось в научном мире лужичан не приемлемым. Да, как и понятно, незамедлительно получила отказ.

Старший эдвайзор, наконец, спустилась к подножию бугра узрев пред собой и вовсе разительный растительный мир, досель не то, чтобы не видимый на Сверь, но даже не наблюдаемый на Згинке-3. Сейчас на смену лиственнице и соснам пришли довольно-таки старые деревья с пирамидальными кронами, и мощными в размахе слегка пригнутыми книзу ветвями, хотя и не высокие, едва превышающие пять саженей. Особенно размашисто выступала их крона на верхушках деревьев, с тем слегка уменьшая длину ветвей к корням. Пористо– трещиноватая кора была покрыта желто-сияющей смолой, застывшей не только на стволах, но и висящая на ветвях. Жесткие, в длину не меньше перста, темно-зеленые листья, единожды суженные книзу с острой верхушкой, плотно покрывали сами ветви. Они, казалось, были нечто средним меж листом и иголкой хвойного дерева, абы по грани выглядели более тонкими, чем в середине и явственно острыми. Впрочем, и сами эти деревья, точно доживающие свои последние лета, смотрелись каким-то промежуточным этапом, на смену которым опять же пришли растущие на склоне гряды сосны и лиственницы. Опадающие нижние ветви устилали столь плотно землю, что наступая в их побуревшие останки, ноги Исы проваливались почитай до средины лодыжек, и тогда слышимо скрежетали ломающиеся сучья под жесткими подошвами аларчиков.

Не менее древними выглядели поднимающиеся недалече иные деревья с цилиндрическими стволами, весьма широкие, с темно-серой корой. Разветвляясь только к вершине, они удерживали на дугообразных ветвях лентообразные листья, зачастую оплетенные ползучими кустарниками. Основания у таких стволов были объемными, имелось множество выступов и наростов. В такой же степени высокими и старыми смотрелись деревья, с машистой кроной, ветвями берущими начало подле земли, на коих росли кожистые, остроконечные до полусажени в длину листья. Иногда такими листами обладали и кустарники, хоронящиеся в глубинах леса. Ветви, стебли и стволы, особенно коли там находились щели, трещины опутывали тонкие стебли эпифитов. Иногда свисающих в виде перепутанных шарообразных гнезд, толстых веревок, нитевидных волоконцев.

Деревья своим скученно-монолитным стоянием придавали балке полумрак. А влажность в этой низине была столь сильна, что чудилось, и сам воздух стал волглым, и запах насыщен приторной сыростью. Отсутствие и малого ветра придавало ему еще и спертости, трудности для вздоха.

Множество небольших родников струились по земле, выбиваясь из нее и через пару-тройку шагов вновь ныряя под поваленные огромные вывороченные стволы, упавшие ветви, в небольших разломах почвы и ямах, образовывая маленькие водоемы. Толстые древовидные побеги, покрытые мелкими пластинками, отслаивающейся коры стелились по почве удерживая на себе аршинные, кожистые листья, отходящие от единого центра густыми пучками. По берегам родников и водоемчиков росли многочисленные папоротники с шершавыми мощными стволами (где зеленые, бурые листья на самом деле являлись многократно расчлененными, уплощенными ветвями), коричневые ветвистые кустики (не имеющие листвы и едва увитые корневыми нитями), и прямо-таки огромные клубни. Шарообразные, цилиндрические или слегка вытянутые не менее половины аршина в высоту, клубни удерживали на себе в тон зеленые плотные длинные листья. Сухие листья, корни, побеги и крупные каменья, опушенные прямостоячими, короткими с мелкими листочками стебельками мха, али лишайниками в виде желтой, синей, серой корочки, делали низину труднопроходимой.