Роберт Шекли - Алхимический марьяж Элистера Кромптона

- Для чего вам эти предметы?

- Побриться, - ответил Кромптон.

- Но бриться вовсе не обязательно.

- Я знаю, - сказал Кромптон. - Но я люблю бриться.

- В самом деле? - понимающе улыбнулся продавец. - Не хочу заострять ваше внимание, но намного рациональнее обходиться без бритья.

- Не знаю, что вы считаете рациональным, - сказал Кромптон, - но я не понял, вы дадите мне крем и лезвия или нет?

- Не сердитесь, - сказал продавец. - Я просто пытался поставить себя на ваше место, используя те немногие данные, которыми располагаю. - Он выложил на прилавок набор лезвий и кремов. - Выбирайте, что вам нравится, и не обращайте на меня внимания, я всего лишь безликое ничтожество с единственным назначением в жизни - обслуживать вас.

- Я не хотел обидеть вас, - сказал Кромптон. - Мне только хотелось получить немного крема для бритья.

- Мне совершенно ясно, - сказал бородач, - что у вас куча важных дел, таких, например, как бритье вашего глупого лица, и что вам недосуг пообщаться с ближним, которому в этот быстролетный момент вдруг захотелось поделиться с вами соображением о том, что мы - это нечто большее, чем навязанная нам кем-то роль, чем наша телесная оболочка.., что мы - это наше самосознание, встретившееся с самим собой в необычных условиях.

- Да что вы говорите? - удивился Кромптон и покинул аптеку.

Выходя, он услышал за спиной дружные аплодисменты, которыми наградила бородача его психотерапевтическая группа.

...Кромптон уже успел заметить, что люди в Эйоне общаются друг с другом по малейшему поводу, словно они всегда слегка под мухой и просто жаждут стычек. Немного позднее в этот же день ему повезло наблюдать этот эйонский стиль во всей красе.

Две машины слегка столкнулись на одном из перекрестков. Водители, абсолютно целехонькие, повыскакивали из своих машин. И хотя один из них был маленький и толстенький, а второй - выше среднего роста и худой, оба они походили на банковских служащих, переживающих острый средневозрастной кризис. И оба вежливо улыбались.

Высокий осмотрел повреждения и сказал томным и довольным тоном:

- Кажется, нас настигла длинная рука судьбы и привела к столкновению, так сказать. Надеюсь, вы согласитесь со мной, что вы, как говорится, заварили эту кашу и потому вся ответственность за последствия ложится на вас. Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя виноватым, вы же понимаете; я просто пытаюсь все расставить по своим местам, разумно, беспристрастно и объективно - насколько это возможно.

Из быстро собравшейся толпы послышались возгласы одобрения. Теперь все взоры обратились к коротышке, который, заложив руки за спину, покачивался на пятках, как, говорят, любил делать Фрейд, размышляя над вопросом, существует ли инстинкт смерти. Потом он сказал:

- Не кажется ли вам, что аргументы, основанные на предположении о собственной объективности, мягко говоря, несколько некорректны?

В толпе согласно закивали. Высокий непринужденно продолжил:

- Допустим, что все частные суждения по своей природе не могут не быть предубеждением. Но суждение - это единственный инструмент познания действительности, которым мы располагаем, и мы, как существа живые и развивающиеся, естественно, сначала распознаем явление, а затем неизбежно даем ему оценку в виде суждения. И так и должно быть, несмотря на парадоке субъективности, который подразумевается в любом "объективном" утверждении. Вот почему я недвусмысленно заявляю: вы были не правы, и никакие ссылки на дихотомию наблюдателя-наблюдаемого ничего не изменят.

Толпа одобрительно загудела. Многие что-то записывали, а на обочине сформировался небольшой дискуссионный клуб.

Коротышка понял, что допустил тактическую ошибку, которая дала оппоненту возможность произнести длинную речь. Он сделал отчаянную попытку перехватить инициативу и перевел дискуссию в другую плоскость:

- А вам самому никогда не приходилось подвергать сомнению свои слова? спросил он с ядовитой улыбкой Яго на устах. - Вы всегда прибегаете к таким вот сокрушающим атакам, чтобы доказать свою правоту? Как долго трудились вы над изобретением ситуаций, в которых всегда виноват кто-то другой, чтобы таким образом отдалить момент, когда вам придется волей-неволей признать свою изначальную и непоправимую вину?

Высокий, уже предвкушая победу, ответил:

- Друг мой, все это пустое психологизирование. Вы, очевидно, расстроены "демоническим" аспектом своего собственного поведения и намерены оправдать себя любой ценой.

- Ага, теперь вы уже читаете мои мысли? - парировал коротышка.

Зрители зашумели. Высокий нейтрализовал удар следующим заявлением:

- Нет, мой друг, я не читаю чужих мыслей, я просто использую широкие возможности своего подсознания для объяснения этиологии вашего поведения. Думаю, это ясно всем здесь присутствующим.

Толпа живо зааплодировала.

- Но, черт побери, - обратился к зрителям коротышка, - неужели вы не видите, что он просто играет словами? Факты свидетельствуют против него, не говоря уже о том, что эти подсознательные озарения - всего лишь плод его искренней веры в собственное всемогущество.

Послышался недовольный ропот, и один из зрителей шепнул на ухо Кромптону:

- Вечно они прибегают к аргументам ad hominem [Применительно к человеку (лат.). Argumentum ad hominem - доказательства, основанные не на объективных данных, а рассчитанные на чувства убеждаемого.] как к последнему средству!

...Высокий закончил дискуссию убийственным выступлением:

- Мой несчастный друг, вы непременно хотите сделать из меня виноватого? Прекрасно, я восхищен, я рад быть виноватым, если это хоть в какой-то мере поможет вашей больной психике. Но ради вашего же блага я вынужден подчеркнуть, что такие символические победы вряд ли послужат вам утешением, когда придет судный день. Нет, добрый мой товарищ, лучше взгляните смело в лицо реальности, посмотрите на окружающий мир - в нем есть страдания и боль, но есть и радость, и невыразимое блаженство в нашей, увы, быстротечной жизни на этой зеленой планете!

Воцарилось молчание, слышно было только шуршание кассет в записывающих устройствах. Потом коротышка закричал:

- Иди ты к такой-то матери, словоблуд, ублюдок чертов!

Высокий поклонился иронически, толпа заволновалась. Коротышка попытался сделать вид, что эта вспышка раздражения была умышленной пародией на обычный поведенческий стереотип. Но никто не попался на эту удочку, кроме Кромптона, который нашел весь этот спор крайне странным и непонятным.

Вернувшись к себе в отель, Кромптон обнаружил на столе повестку: завтра к десяти часам утра его приглашали явиться на прием в Центр взаимочувствующей терапии.