Максим Курочкин - Аниськин и сельские гангстеры

Свет померк, но звуки не исчезли. Не пропала и способность к дедуктивному анализу. Слух фиксировал все, что происходило вокруг, а дедуктивное мышление анализировало происходящее.

Треск ломаемых сучьев и тяжелая поступь говорили о том, что Костю, по крайней мере, не вознесло на небеса, а несет по грешной земле. Значит, это не ангелы, не гуманоиды и не сказочная птица Крок. Обнимало его нечто сильное и мягкое, но не волосатое и теплое. Значит, это не удав, не леший и не медведь. Человек? Спрут? Ну, с человеком-то Костя мог справиться легко. Стоило применить пару приемов – и он на свободе.

Легко сказать! А попробуйте пошевельнуть рукой или ногой в железных объятиях человека или спрута, который без видимых усилий одной рукой закрывает рукой глаза и рот жертве, а другой волочет по лесу эту самую жертву весом в добрых шестьдесят шесть килограмм и ростом почти в сто семьдесят пять сантиметров!

Потерпев неудачу, Комаров прибегнул к нерекомендуемым в школе милиции женским приемчикам: изловчился и цапнул спрута в теплую, пахнущую травой ладонь.

– Ой, – вскрикнул спрут, – зачем это вы так со мной?

Щупальца разжались и Костя, не готовый к такой быстрой сдаче врага, упал на теплую мягкую землю.

Перед ним стояла Калерия. Она удивленно смотрела на тяпнутую участковым ладонь.

– Чего это вы, Константин Дмитриевич, кусаться вздумали, – со слезами в голосе спросила она, – если вам неудобно было или жало где, могли бы по-хорошему попросить, я бы хватку ослабила. А то распускает зубы, как младенец какой. Стыдно вам.

– Это мне стыдно? – вспылил Комаров.

Опять эта телка совхозная заставила ощутить ее силу и его немощь, опять унизила его и выставила на посмешище. Пусть только перед самим собой, но что может быть страшнее смеха над собственными слабостями и собственным позором? Злость его подогрел еще и Мухтар. Мерзкая скотина скромненько тусовалась невдалеке, делая вид, что разыскивает в пышной траве растения покалорийнее. А ведь стоило ему только поддеть рогами девушку-спрута, как позор мог миновать голову участкового совхоза имени Но-Пасарана.

– Я, между прочем, при исполнении, – почти прошипел он, – а нападение на участкового при исполнении карается законом.

– Да я и не нападала, – пожала плечами девушка, – я просто хотела помешать совершить вам бестактность. Я боялась, что вы сдуру побежите арестовывать Федора.

– Да кто вы такая, чтобы покрывать убийцу, какие бы мотивы им не руководили! – продолжал бушевать Комаров.

Злость его подогревалась еще и тем, что задержание подозреваемого находилось на грани срыва. Хорошо, если вся троица хоть в душе осталась законопослушна. А если нет? Ну, с Федором он, наверное, сладит. С Еленой – тоже. А вот если Калерия опять начнет демонстрировать свою бычью мощь и силу? Еще и жизни лишат, чего доброго. Или привяжут к дереву под муравейником и оставят умирать мучительной смертью. И Мухтар, гад, не помогает. Вон как ластиться к Калерии!

Мухтар и впрямь терся щекой о бедро девушки, закрыв глаза от удовольствия.

«Вот собака никогда не предала бы хозяина, – клял себя Комаров, – давно надо было договориться об овчаренке, сейчас уже обучал бы его командам, а этого двуличного козла отправил на живодерню».

Возникшая перед его глазами картинка отправления Мухтара на живодерню немного утолила жажду мести и даже вызвала некоторое сострадание к бестолковому напарнику.

«В конце концов, я тоже виноват, – начал оправдывать Костя товарища, – толком не обучил, а требования предъявляю как к матерому сыскному псу».

– Не забирай его, – прервала размышления Кости Калерия, – они же любят друг друга.

– Мало ли кто кого любит, – строго прервал ее Костя, – леди Макбет тоже мужа любила. И Отелло жену. И это не помешало совершить им ужасающие по своей тяжести преступления.

– Про Отелло слыхала, – задумалась Калерия. Он Дездемону будто бы за измену придушил. Ну так он же ясно растолковал, что не конкретно жену гулящую убивает, а зло в ее лице. Тем более, что Ленка-то жива. И убивать ее Федор не собирается. Вон как милуются!

– В кино с Депардье про соседку тоже влюбленные миловались, – со знанием жизни заявил Костя, – а в самый ответственный момент она его: бац! И в висок из пистолета. Да сколько таких случаев и в криминальной практике было! И вообще, я еще не утверждаю, что он убийца, – поправился Костя, – на него падает подозрение, это так, но пока причастность к убийству не доказана, он будет считаться просто задерженным.

– А может такое быть, что это не он Серегу-то в грудь ножом? – с надеждой в голосе спросила Калерия.

– Все может быть, – авторитетным тоном заявил Комаров, – только пока он сам своими действиями подтверждает свою вину. Вместо того, чтобы прийти по повестке в отделение, прячется как уголовник какой. Ну скажите сами, разве будет честный человек скрываться от правосудия, если за ним нет вины?

– Почему ты зовешь меня на «вы»? – совершенно нелогично перевела разговор Калерия.

– Между нами возможны исключительно официальные отношения, – быстро ответил Костя, – поэтому я и обращаюсь к вам официально.

Калерия промолчала. Поняла ли она намек Комарова, или просто постаралась пропустить его мимо ушей – Костя не понял.

– А если ему убежать? Никто не знает, что ты нашел Федора, позволь ему убежать, ну ради любви! Ради Отеллы и Макбеты!

– Нет, – отрезал Костя, – убийца должен сидеть в тюрьме, и он будет сидеть! Я сказал! Он обязан расплатиться за совершенное перед собой, богом и людьми.

– Бог. Он давно простил Федора, даже если тот действительно убил. Иначе зачем он подарил ему любовь жены? Не в наказание же.

Диспут на лесном пенечке начал утомлять Комарова. Если пошел разговор о высшей справедливости, то продолжаться он может до бесконечности. А бессрочные беседы с Калерией в чаще не входили в планы Комарова.

«Неспроста все это. Соблазняет? Не похоже. Нет всех этих дамских приемчиков, о которых предупреждал нас Виктор Августинович. Понял! Она же элементарно заговаривает мне зубы! Я, как полный идиот, развесил уши, а Федорчуки между тем шагают по волчьим тропам и радуются, что так легко улизнули от недотепы-участкового!»

– Пропустите, – вскочил он, прервав Калерию на полуслове, – мне надо идти выполнять свой долг.

– Не пущу, – Калерия загородила внушительным торсом тропу, – не пущу, пока подруга не попрощается с любимым.

– Да они уже десять раз попрощаться могли, – заорал Костя, забыв о конспирации.

– Это городские за пять минут управляются. А деревенские мужики крепкие, экологией не испоганенные. Им и часу мало.

«Вот жена кому достанется, – посочувствовал неведомому бедолаге Комаров, – с такой не то что по серьезным вопросам, и по мелочам-то не поспоришь».