Андрей Стригин - Ловушка для химер

Игорёк, как удачно окрестил его Семён, знает суровые правила, понимает, если отстанет, в лесу ждёт смерть, волки научили жизни, поэтому не отстаёт и бежит ногу в ногу с нами.

Чужой взгляд перестаю ощущать, несколько расслабился. Идём достаточно спокойно, деревья в разлёте друг от друга на пятьдесят, сто метров, но неба из-за сцепленных между собой ветвей, невидно. Кустарники и всякие лианы остались позади, дорогу покрывает мох и низкий папоротник. Зверья много, но беспокойство не доставляют, в основном это травоядные животные, не агрессивные и трусливые, моментально исчезают при нашем появлении. Встретились с лесными слонами, с гиппопотама, в густой шерсти. Нас увидели, рванули в сторону болота словно резвые скакуны. Немалое беспокойство доставил крупный зверь, похожий на дикого кабана, но огромный, клыки как у медведя, глаза мутные, пасть слюнявая. Он долго провожает нас взглядом, повизгивает и переваливается из стороны в сторону, видно не может принять решение. В конце концов, он отстаёт и шаркающей походкой направляется в сторону, куда умчались карликовые слоны. При появлении этого зверя Игорёк оскалился и прижался к ногам Семёна, тельце выбивает крупную дрожь, он знает это чудовище.

По моим расчётам скоро должны выйти на плато. Лес посветлел, иногда в просветах между крон лесных великанов, пробивается небо, и брызгают на землю лучи солнца. Появился кустарник, папоротники стали гуще и выше. Орхидеи заполонили все освещённые участки и наполняют воздух сладким благоуханием, а всё пространство заполнено щебетанием птиц и резкими криками мелких зверьков, шныряющих меж ветвей.

Далёкий звериный крик застаёт меня врасплох, споткнувшись, едва не роняю лук. Все остановились, прислушались. Вновь раздаётся вопль и был он ужасен тем, что прослеживается в нём нечто человеческое и наполнен он горем и тоской. Игорёк неожиданно встаёт на ноги, вытягивается в струнку, взгляд тревожный. Некоторое время так стоит, затем, поскуливая, забегает за Семёна и вцепляется в его пояс.

— Это там, где мы похоронили лесного человека, — в волнении говорит князь Аскольд.

— Знаю.

— Игорь ребёнок этой самки… женщины, — поправляется Аскольд.

— Похоже на это.

— Малыша надо оставить.

— Игорёк боится. Он не хочет, — встревает в разговор Семён.

— Надо отдать матери, — я непреклонен.

— Она идёт по нашим следам, необходимо делать остановку, дождёмся её, — предлагает князь Аскольд.

Не хотелось терять время, но моральные соображения одерживают верх: — Привал, — командую я.

Охотники расположились полукругом, копья держат горизонтально лесу.

Игорёк пристроился рядом с приунывшим Семёном, короткие клыки спрятались во рту — ничем не отличишь от обыкновенного ребёнка.

Лес хорошо просматривается, мы замерли. Прошло тридцать минут, никакого намёка на приближение лесной женщины. Думая, что она опасается нас, толкаю малыша вперёд. Ребёнок в недоумении уставился на меня, взгляд чистый, тревожный. В ожидании поддержки поворачивается к Семёну, мой друг отводит печальные глаза, мальчик тоскливо взвыл и неуверенно трусит вглубь леса, на полдороги замедляет бег, останавливается, оглядывается, в глазах ужас.

Садится на корточки и больше не шевелится. Бедный, он не понимает, что от него хотят, так он сидит минут десять, подвывая со страха.

Люди сопереживают маленькому существу, даже Прелый в сочувствии морщится.

Когда ты появишься? С растущим раздражением думаю я. Но она так и не вышла, может горе доконало или испытывает равнодушие к малышу. Кто знает? Чужая душа, потёмки. В любом случае испытываю облегчение, понимаю, как страдает Семён и мучается мальчик.

— Время вышло, Семён, зови мальца, — как можно спокойнее говорю я.

— Игорёша! — вытягивает тот руки, улыбка во всё лицо.

Ох, как тот несётся обратно, как волчонок прыгает и пытается облизать сероглазого богатыря.

— Мать не пришла, ребёнок будет жить у нас, станешь воспитывать как сына, — строго говорю я Семёну, а он не против, глаза светлеют в порыве нежности, что-то мне подсказывает, непростая судьба будет у малыша и весьма значительная.

Итак, мы продолжаем путь, а время склоняется к вечеру, как это некстати, слишком задержались в пути. Разборки с медведем, очевидно, придётся отложить до утра. Где бы стоянку расположить как можно безопаснее? Мысли мучительно стучат по мозгам и отдаются в затылке. Ночью расклад явно не в нашу пользу, при луне на охоту попрёт множество хищников, может, мишка нас учует, а он людоед, в темноте не отобьёмся. Взгляд упирается в маячащую в отдалении чёрную трещину в земной коре. А, что если укрыться на её склонах? Мысль безумная, но всё же подзываю Аскольда: — Время к вечеру, необходимо готовить ночлег.

— И как можно быстрее, — князь тревожно оглядывался.

Солнце безжалостно стремится уйти за горизонт, предвестники надвигающихся сумерек упорно дают о себе знать: дневные птицы замолкли, сочно перекликаются между собой козодои, вдали на болоте — активно жарят с концертом лягушки.

— В лесу оставаться, самоубийство, когда выйдем из леса, неизвестно, но на плато не менее безопасно, в общем, хрен редьки не слаще, костры разжигать нужно — единственный выход, — Аскольд полирует в ладонях тяжёлую стрелу, на лице сосредоточенность и с трудом скрываемое беспокойство.

— Местность болотистая, сушняка не, — вздыхаю я, — костерок, конечно, постараемся разжечь, но на огонь попрёт всякая дрянь.

— Чтобы звери не лезли, нужен большой костёр, — Аскольд ковырнул ногой землю, мох прорывается и проступает тёмная жижа.

— На склонах разлома много трещин, почти как небольшие пещерки. Что думаешь по этому поводу? — глянул я на Аскольда.

— Идея бредовая, — ухмыляется он, — но идея.

— Тогда действуй.

Секунда и народ приходит в движение. С опаской приближаемся к чёрным провалам. Действительно, склоны обезображены всевозможными трещинами, площадками, мини гротами, даже виднеются ходы в пещеры. В то же время, на склонах множество торчащих корней, стеблей колючей травы, застрявших веток, листьев и прочего мусора. Как следствие этому, шныряет и ползает в нём всевозможная гадость. Неприятно поражает метровая сороконожка и свисающие на грязных нитях толстые пауки. Омерзительны гигантские слизни, пожирающие плесень. И, вызывает страх клубящийся зеленоватый туман, заполняющий почти весь разлом.

— Насекомых выгоним, над тем гротом, укрепим пару брёвен, и жить можно, — заявляет неунывающий князь Аскольд.

— Плохое место, — я наклоняюсь над страшной трещиной, она как рана, разодравшая тело земли, до ноздрей доносится слабый запах аммиака, отшатываюсь, с сомнением смотрю на Аскольда.