Дмитрий Янковский - Третья раса

Так мы преодолевали коридор за коридором, палубу за палубой, оставляя позади кромешную темноту. Минут десять, не меньше, понадобилось группе на то, чтобы достигнуть прорезанного нами прохода. Однако тут снова возникла проблема. Между обшивкой и отогнутым листом могли протиснуться далеко не все, поскольку кое у кого комплекция оказалось куда более тучная, чем у нас с Долговязым. Чтобы не тратить время и усилия, я выбрался наружу и с помощью резака закончил начатое, полностью выварив фрагмент обшивки. Так или иначе, это все равно пришлось бы сделать, поскольку резаки с баллонами в щель все равно не пролезли бы.

После этого я вызвал Тошку и Лидочку, объяснив им задачу. На этот раз дельфины и не подумали демонстрировать независимость — то ли подействовало присутствие Леси, то ли у них все же были представления об ответственности за жизнь других. А может, попросту задача не представляла для них ни малейшей опасности. Как бы там ни было, они взялись попарно конвоировать спасенных наверх, в кроличью нору, где их должна была встречать команда «Рапида».

«Мне надо возвращаться к Долговязому, — жестами сообщил я Леське. — Вызволять оставшихся».

«Будь осторожен», — ответила она.

Я кивнул, вскинул на спину тяжелые резаки и медленно побрел по темному, полностью затопленному коридору обратно, к выходу на первую палубу. Плыть с такой ношей не было ни малейшей возможности, так что приходилось передвигаться длинными прыжками. Так в фильмах двигались астронавты на планетах с уменьшенной силой тяжести. Но у меня не было в этом ни малейшей сноровки, так что получалось так себе.

Добравшись наконец к Долговязому, я нашел его в пасмурном расположении духа.

«Люк не закрывается герметично», — сообщил он мне, показав щель почти с палец толщиной.

Похоже, конструкторы не рассчитывали на то, что кому-то придется герметизировать самую верхнюю палубу. Это не сулило ничего хорошего — пока я выводил группу, тут все могло затопить. В принципе, если воздух из корабля не выходит, то полностью залить судно не может, как не может вода заполнить перевернутую вверх дном банку. Но у меня не было ни малейшей уверенности в герметичности верхних отсеков и палубных надстроек. Ну кто будет специально проектировать судно под полное затопление? Одно дело рассечение трюмов на герметичные отсеки с целью повышения живучести, и совсем другое — затраты на подгонку палубных листов, герметизацию якорных портов и прочих технологических отверстий, которых на корабле уйма. Чего стоят только кабельные ниши и желоба!

Включив резаки, мы за несколько секунд расправились с запорами люка и проникли на первую палубу. Как и ожидалось, она была затоплена полностью, до самого верха. Даже не надо было специально искать, куда ушел воздух — четыре кондиционера в кают-компании были вполне достаточными местами утечки, особенно когда речь идет о воздухе под давлением в три атмосферы.

Трупы Анны и Раджа плавали тут же, среди медленно кружащихся в прозрачной воде книг, резных стульев и размокших чучел морских обитателей.

«Их полностью затопило минуты три назад», — жестами показал Долговязый.

«С чего ты взял?»

«Три минуты назад прекратилась турбулентность возле двери. Я наблюдал».

Отставник не переставал меня удивлять. Он руководствовался на охоте такими приемами, которые мне бы и в голову не пришли. В этом было что-то от шаманства, как мне казалось, от гадания по стаям птиц, но результат приносило совершенно не эфемерный. Сказывалось скорее всего то, что он охотился еще в те времена, когда половины сегодняшнего снаряжения не было и в помине. Но несмотря на это как-то надо было ориентироваться в глубине, находить следы и поражать очень сложные цели. И старые охотники делали это, причем порой во много раз эффективнее, чем мы, молодые. Они были ближе к стихиям, больше верили им и собственным ощущениям, не очень-то полагаясь на несовершенные тогда приборы.

В нашей ситуации такие умения имели огромное значение, поскольку почти никакого снаряжения у нас не было. Я имею в виду специальное снаряжение, а не те игрушки, вроде плазменных резаков, какие есть у спасателей на всех континентах.

«Думаешь, их можно спасти?» — жестами спросил я у Долговязого.

Он только описал резкий полукруг поднятым вверх большим пальцем, что на Языке Охотников означало «отвали и не мешай». Достав инъектор, он по очереди вколол утопленникам грибковую культуру.

«Мозг еще не успел погибнуть от кислородного голодания, — объяснил Долговязый. — Если грибок успеет развиться в остывающей крови, он выделит не только необходимый кислород, но и стимуляторы сердечной активности».

Прошло секунд тридцать напряженного ожидания. Я уже понял, что из затеи ничего не выйдет, когда женщина рванулась, по ее телу пробежала судорога, и она резко распахнула глаза. Из ее горла вырвался крик, а вместе с ним и весь воздух. Долговязый ринулся вперед, и зажал ей рот и нос ладонью, чтобы помешать сделать рефлекторный вдох, но она продолжала яростно отбиваться. Оно и понятно — она ведь совершенно не понимала, что происходит с ней и вокруг нее.

«Уходим! — показал он свободной рукой. — Второго не спасти, он умер».

Я распахнул дверь, позволяя Долговязому вытащить Анну на вторую палубу, затем обогнал их и со всей мыслимой скоростью рванул по коридору вперед, освещая путь и устраняя препятствия. К тому же без меня Долговязый попросту не отыскал бы дорогу назад.

Серьезные проблемы начались, когда мы преодолели примерно половину пути до пробоины. Сначала я потерял Долговязого из вида, а когда вернулся, оказалось, что с ним случился обморок от чрезмерных усилий. Грибок выделяет достаточно кислорода для нормальных и средних нагрузок, но когда пульс учащается, а мышцы усиленно сокращаются, он уже не в состоянии удовлетворить возросшие потребности организма. Я уже испытал эту коварную особенность на собственной шкуре, но до обморока тогда не дошло — ограничилось красными кругами перед глазами. Долговязый же, похоже, перенапрягся, борясь с обезумевшей женщиной.

Освободившись из его хватки, Анна заметалась в темном проходе, совершенное не представляя, где искать спасения. Я хотел уже броситься к ней, чтобы утихомирить, но потом понял бесполезность этой затеи. Еще неизвестно, кто из нас первым выключится от кислородного голодания, если завяжется серьезная потасовка. Анна хоть и была женщиной, но имела крепкую комплекцию.

Подумав, я решил не трогать ее. Если Анна и дальше продолжит метаться, то вскоре большая часть кислорода в ее крови израсходуется, и ее постигнет участь Долговязого. Плохо было другое — я не знал, способен ли человек после такого обморока самостоятельно прийти в себя, или мне придется вытаскивать Долговязого на плече. В этом случае Анну придется неминуемо бросить, но у меня, если честно, не было особенных мук совести по этому поводу. Двоих бы я вытащить не смог, а Долговязый был мне дороже. Хотя бы потому, что он отставной охотник.