Обмен времени - Стасс Бабицкий
6
Генка опять достал свой навороченный телефон.
— О! А давайте пока мы трезвые… Ладно, не сильно пьяные… Селфи сделаем. Поближе рожи и улыбочку. Замерли, снимаю! Отлично.
— Какой ты двуличный. Минуту назад за русский язык целое поколение готов был растерзать. И тут же — «селфи», — забрюзжал Эдик.
— Каюсь, грешен. По-нашенски это будет «самострел». Модная штука.
— В детстве мы делали самострелы из доски от ящика, прищепки и резинового жгута, — оживился Жорка. — Стреляли зеленой алычой, шпульками проволочными. Повезло, никто не пострадал от наших игрищ. Но было… зыкински.
Словечко из детства, как яркий луч солнца, заставило всех приятно зажмуриться. Каждый вспоминал что-то свое, близкое только ему. Но эти осколочки складывались в большой ностальгический пазл.
— А в третьем классе мы строили конуру для дворовых собак и подхватили стригущий лишай, — Костик почесал бороду. — В школу два месяца не ходили. Карантин, мультики и Жюль Верн.
— Помнится, сижу я на подоконнике, звоню тебе по телефону, — еще были дисковые аппараты, у всех почему-то на кухнях стояли. А по двору идет несчастный Генка. В школу, на вторую смену, — чертики в глазах Жорки водили хороводы и, кажется, прыгали через костер. — Завидовал нам, болящим?
— А то! В школе-то изучали дроби. И проценты. Я в них ничего не понимал, — Генка вздохнул. — До сих пор путаюсь, когда надо чаевые оставлять.
Официант услышал заклинание и появился буквально из ниоткуда. Правда, эффектный выход подпортил поросенка. Он снова крутился поблизости, в надежде на дармовщинку. «Пионер» споткнулся, пробормотал что-то типа: погоди у меня, свинтус. Потом вернулся к дружелюбному тону.
— Талисман ресторана, что с ним поделаешь… Повторить напитки?
Друзья одобрительно зашумели. Стали наперебой обсуждать, какие тайные талисманы и амулетики носили в детстве. Особой популярностью пользовались камни с дырочкой, привезенные с отдыха у моря. На контрольные с собой брали, чтобы удачу приманить. Впрочем, мало кому помогало. В старших классах лучшим оберегом были нунчаки — неожиданная мода, навеянная видеосалонами. Самодельные, разумеется, из палок и веревки. Мало кому удавалось достать настоящую цепь. Нунчаки носили на дискотеку в городском парке. Культовое место: здесь сходились углом три района, как на эмблеме «Мерседеса». А в самом центре — танцплощадка, обнесенная высоченным железным забором. Редкий вечер обходился без массовой драки. Так что экзотическое оружие мальчишки крутили постоянно, задевая при этом, по большей части, своих. Кричали, напрягая связки, по-брюслиному, тягучее «ийяяяя». А потом, по неписаному кодексу чести, бросали палки на землю и дрались исключительно на кулачках.
— Причем мы-то приходили именно подраться с гопниками, — Жорка нанес несколько быстрых ударов по воздуху. — Зачем на эту же дискотеку приходили девочки мне до сих пор не понятно.
— А в ножички как играли! — Эдик достал из кармана отнятую выкидуху, поставил острое лезвие на кончик указательного пальца. — С локтя, с коленки… Челочка у меня редко получалась.
— Да, поэтому тебя обыгрывали даже девчонки, — съязвил Генка. — Помните Эльвиру?
Костик пнул приятеля ногой под столом. Тот намека не понял.
— Неужели не помните? Через два дома от нас жила. Девочка-чингачгук. По деревьям карабкалась, как кошка. Вот вам интереснейший феномен. В детстве мы играли в казаки-разбойники или в прятки. Прятались с девочками в одних кустах. Самым страшным оскорблением для любого пацана было подозрительное: «А, вы там что, целовались?» За эти слова хотелось дать в морду. Но с возрастом подобные подозрения становятся гораздо приятнее… Интересно, кем Элька стала? Чем занимается?
Священник продолжал подавать знаки, но поздно: такого джинна обратно в бутылку не загонишь. Вернулась неловкость. Жорка сверлил глазами Эдика, в его взгляде читалась угроза. И в голосе тоже:
— Да, интересно узнать, как сложилась судьба Эльки.
Первая кровь. Заалела капля — слишком сильно Эдик надавил, дернулся…
— Ее больше нет, — залпом допил водку и сунул в рот порезанный палец. Потом встал, буркнув: покурю на улице. Нож остался лежать на столе. Генка незаметно подтянул опасную игрушку к себе, сложил и спрятал в карман пиджака. Мало ли что, вон как градус беседы растет…
— Грустная история. Очень болезненная для нашего друга. Не надо его расспрашивать, — Костик нахмурил брови. — Года три назад Элька связалась с дурной компанией: то ли киношники, то ли музыканты. Богема, одним словом, гулянки до утра. Вроде они ее подсадили на героин. Умерла от передозировки. Царство небесное заблудшей душе.
— А Эдик тут при чем? — не врубился Генка.
— Они жили вместе, ты разве не знал? Эдик в Эльвиру влюблен был с детства.
— Не он один, — вздохнул Жорка.
7
Верная примета: если в мужской компании вспомнили одну женщину, то и другим придется икать в этот вечер. От Памелы Андерсон до «моей бывшей, ты ее не знаешь». Когда Эдик вернулся к столу, там вовсю обсуждали: за что мужчины любят женщин.
— Хотите страшную правду? — заговорщицки понизил голос Генка. — Альтернативы нет! Мужиков любить противно, а марки — тупо…
— То есть ты женщин собираешь, как филателист коллекцию? — уточнил Жорка.
— Конечно! Никто же не берет первую встречную в жены. Или в любовницы. Долго выбираем. Хвастаемся самыми удачными экземплярами перед друзьями. Мы все коллекционеры, нет?!
— Скучно рассказываешь, — усмехнулся Эдик. — Типичный потребитель: нашел, купил, положил в сундук… Мужчина — завоеватель. Должен осаждать женщину, как неприступную крепость. Или брать штурмом с наскока. Она должна почувствовать силу и выбросить белый флаг. А дальше три дня на разграбление и прочие бесчинства. До победного конца.
— Вот ты Генку потребителем обозвал. Но сам-то не лучше, — укорил Костик. — Завоеватели — эгоисты. Тебе важна победа, а не любовь.
— А что такое любовь? — Эдик изобразил брутальную ухмылку Конана-варвара и развернулся к священнику.
Но ответил ему, неожиданно, Жорка.
— Любовь, это когда ты не владеешь объектом своего счастья. Это как выйти из пустыни в оазис, а там прохладный ручей. Или как слушать пенье птиц, — не тех, которые в клетке, а свободных…
Жорка в третий раз за вечер скрестил взгляды с Эдиком — будто шпаги в поединке. Тот не выдержал, отвел глаза.
— Не надо завоевывать женщину! Подари ей счастье. Тогда она сама захочет быть рядом. Не растает, подобно миражу в пустыне и будет петь для тебя.
Откровение слушали, затаив дыхание. Застыл и официант, принесший очередную перемену напитков. Боялся спугнуть. Эдик первым стряхнул оцепенение и цинично фыркнул.
— Верно говорят, кто семь лет живет без баб, у того крыша едет.
Напряжение снова зазвенело натянутой тетивой.
— Будете смеяться, мужики. У меня обнаружилась
