Плюс - Макэлрой Джозеф

Центр говорил слова. Слова, которые он уже слышал. Сам голос достался в память — подслушал? передал? разделить каждое-ПОДТВЕРЖДАЮ ИМП ПЛЮС В ЧЕМ БУДЕТ ПРЕИМУЩЕСТВО КАПСУЛЫ СПОСОБНОЙ ИЗМЕНЯТЬ РАЗМЕР, И ВНОВЬ ПРИВЕТ ИМП ПЛЮС ВЫ БЫЛИ НА МЕСТЕ ДОЛГО НЕ БЫЛО СЛЫШНО. ДУМАЛИ ВЫ НАС ПОКИНУЛИ.

Но что было его открытием?

Морфогены выставили из буротвестня большие пальцы, непротивопоставленные, негибкие и вместе, и они также конвульсировали буротвестня. Имп Плюс чувствовал симметрическое отвердевание в буротвестне с морфогеном, но также в том другом буротвестне, что снова был над растительными грядками и в других темневших формах. Он сообщил о показаниях датчиков кислорода и глюкозы как стабильных и об отсутствии недолжного скопления СО2. Имп Плюс думал, что ответил Центру, не выдав Центру свое открытие.

Открытием была вода.

Он припомнил, как говорил вода, видя, как вода падает, настолько плотно связанная, что, хоть она и сплющивалась в диски, но била землю, как бомбы. Но открытие было больше того, в чем отражение было отражено; то было открытие времени: времени истекшего, времени возможного. Времени впереди в солнечном ветре, от которого не было укрытия.

Бредущий буротвестень обнаружил длину своей мембраны поблескивающей не в пластиковой крышке над водорослями, а в воде.

Суета, поступил растворившийся голос из соленой воды Земного моря.

Не этой воды. Эта вода была открытием Имп Плюса. Вода.

Вода настолько глубокая, что он впервые задумался о том, как мало от него осталось, когда стало слишком поздно отвечать тому голосу из открытого рта: Суетное животное.

Вода к тому же глубокая, учитывая все плотные часы, проведенные здесь в сезон пространства, который Имп Плюс припоминал, как затмение Земли.

Запросы, насколько давнее действие фермента в хлорелле. Запросы, которые теперь выглядели как проверки просто-напросто на бдительность чудака, брошенного с шансом оголодать. Время теней, больших, чем птицы. Тел, больших, чем тело. Смещений настолько новых, что не было слов их выразить. Поэтому он лишь отвечал великому Солнцу каждый день и отвечал при работе растительных грядок в ночное время, а виды и сети общинных и независимых люменов менялись сквозь темноты, что, в свою очередь, заменялись люменами.

Но времени возможного. Так как Проект ПС тогда запустил его с водой, какой хватило бы лишь для того, чтобы дать растениям шанс на сражение за то, чтобы их исследовали лучи. Солнечные лучи, свободные от давящей пленки Земли, однако тонко зарешеченные новыми гигантскими молекулами, построенными специально для этого минерального окна ИМП.

Лучи также большие, тяжелые и неизвестные.

Но вода. Сколько ее могло быть спустя сколько времени?

Буротвестень восстановил щепку и перед тем, как он вновь нашел свою грядку, щепка уже говорила.

Запрашивая и снова запрашивая Имп Плюса проверить кислород. Будто бы у Центра не было своей телеметрии. И запрашивая Имп Плюса, словно почти многие годы или дни и дни не запрашивала о частоте и орбите.

Но перед тем, как Имп Плюс смог сказать СИНХРОННАЯ или услышать, как Центр сказал ОТКАЗ ИМП ПЛЮС, ПОВТОРИТЕ ЕЩЕ, и до того как Имп Плюс смог припомнить, что маскировочная крыша орбиты вполне отличается от синхронной, и до того, как он смог сразу увидеть, что Центр подозревает чужого исследователя, Имп Плюс увидел, что несколько мгновений назад он передал рутинные показания глюкозы и кислорода даже раньше, чем буротвестень и его костлявая хватка вживили щепку. Щепка уже разместилась над своей грядкой в стороне от потокового конуса неплотной энергии, выходившей в субстанцию его самого, для которой у него еще не было имени, но которая, как тот, кто припомнил ультрамикроны и ограду с красным знаком, извещающим его, что он умрет, как он додумался, была решеткой, выступающей кристаллом в солнечных элементах-клетках, установленных снаружи. Слово было решетка, он тогда получил его все заново и сейчас, так, что оно направило его к Земле.

Он хотел держаться поодаль от ограды. Однако она ничего не могла с ним сделать, поскольку он уже был оградой.

Он должен увидеть воду. Он должен войти в нее. Он должен быть в растениях. Видеть, что там уже сделало Солнце. Он упорствовал в этом. В этой мысли. О том, что Солнце уже спасло его, как он и планировал.

Его части по-прежнему посылали малиновый сигнал, но не часто. Но они не увеличивались в размере. И они собрались в состояние, какое не походило на движение; однако это могло быть, потому что, не больше, чем он мог переформировать частиц того гипоталамуса, что назвало Слабое Эхо, мог ли Имп Плюс хотеть отозвать из мультивзора; и в одновременности мультивзора, казалось, присутствовав элемент движения, который поочередно, казалось, держит объект своего фокуса неподвижно. Но в его частях было движение. Он знал, что гипоталамус, который сейчас утерян в его субстанции, раньше был набором управлений: и был ли этот набор тогда в процессе растворения или же тонко распространялся? Движение в его частях было спиральным смотрел ли он пристально на растительные грядки или нет. И медленнее, словно его сложный глаз навелся на то, что он лишь частично знал, что хочет. Это было тем, что его натужный микровзор изучал, и оно само было тем микровзором. Он вспомнил уставший. То было нежелание продолжать, и он раньше был им какое-то время перед запуском.

Это было, когда он измыслил себя той оградой.

Или оградой, которой ему суждено было стать.

Поскольку это он тоже измыслил. Хотя потом это было — он был — решеткой, через которую продвинулся персонал Проекта. Он прежде думал так из-за места между большей и меньшей зелеными комнатами, места, где он прилег и выпустил управление. Чтобы заснуть с голосом ни Въедливым, ни Хорошим.

Голосом, говорившим, что делать: во время запуска, вывода на орбиту, на орбите. Впечатляя его решеткой действий, чтобы отзываться эхом не себя, а Проекта. Но больше решеткой с блестящими узлами у каждого угла перекрестья: решеткой, по которой проходили туда и сюда.

Поэтому он дал этому произойти и обратился к параллельному: ограде с красным знаком о высоком напряжении.

В обороте этом он не понимал, почему задержался на той ограде, поскольку оборот говорил ему, что он умирает. Он не знал умирает. Но когда голос дал ему подняться вновь, он почувствовал расщепление. И теперь Центру, который не видел никаких преимуществ в увеличиваемой капсуле, он не объяснил бы, что даже после программирования он вовсе не жил припеваючи, его охватило затаенное расщепление: то была ограда ужасная в своем обещании: своем обещании его использовать.

Два обещания. Одно, если он послужит оградой. Одно, если нет. Что мог знать Центр о такой ограде? Для Земли Имп Плюс мог с таким же успехом быть одним из тех старых экспериментов с сальмонеллой.

Он уставился в воды растений. Обратно же пришло желание части: желание, ничто не составляющее, кроме того, что с ним уже стало, — сегмент плазмы, повернутый словно локтевой костью, — секция плазмы, затененная до обесцвечивания, но с кожей, очищенной от чешуи, которая, как он видел, была клетками, выросшими к поверхности; щепка свечения, мембрана ложношири, посылающая мягкий свет после падающего лика Солнца, у которого она прежде научилась. Среди этого состава жажда кругов сообщила, что центры уже вернулись. И затем вместе с огнями, бегущими вниз по трубке к растениям из кожуха, он увидел, как картофельные формы посверкивают и падают из чашечек водорослей, уже не зеленых сине-бурыми вечерами, какие сплавились наружу с днями в поле. И поле было им, выросшим не до какого масштаба, кроме альфы великого Солнца, затеняющего тягу всей магмы под Земным Центром.

Но если чешуя была непостижима и утомительна, то форма выглядела так же, как энергоустановка в форме картофелины, которую он прежде обнаружил в клетках того, что было его мозгом. Силовые энергоустановки, называемые митохондрии, уставились сквозь шафрановую цитоплазму и чехлы глии, сверкающие платиной, и каждая энергоустановка выдыхала тропу частиц сквозь запоры света. И здесь сейчас в растениях, что на вид были все той же картофельной формы. Но, стало быть, а если бы он и Солнце соединили энергетические установки его клеток с энергетическими установками водорослей? Каждая картофельная форма с двумя мембранами, внутренняя свернута внутрь.