Октавия Батлер - Дикое племя

8.

Нвеке лежала в середине широкой кровати Исаака и Энинву. Она все еще не приходила в себя и лишь время от времени вздрагивала. Энинву сказала, что так ей будет удобней ухаживать за ней, чем в одной из детских кроватей, стоявших в альковах детских комнат. Забыв даже о присутствии Доро, Энинву раздела ее и вытащила заколки из ее волос. Казалось, что сейчас девочка выглядела еще меньше, чем обычно, почти теряясь в глубине мягкой пуховой перины. Она напоминала маленького ребенка. Доро на какое-то мгновенье почувствовал тревогу, а может быть и страх, за нее. Он припомнил, как она смеялась всего лишь несколько минут назад, и хотел знать, услышит ли он хоть еще раз ее смех. - Это переходный процесс, - сказала ему Энинву, и ее голос прозвучал без всяких оттенков. Доро взглянул на нее. Она стояла около кровати измученная и озабоченная. Ее прежняя враждебность отодвинулась куда-то в сторону, но только лишь отодвинулась. Доро слишком хорошо знал ее, чтобы думать о том, что она могла все забыть. - Ты уверена? - спросил он. - Ведь ей и раньше случалось выходить из подобных ситуаций, разве не так? - Да, но на этот раз все подошло слишком близко к перелому. Я знаю это. Мысленно он согласился с тем, что пожалуй она была права. Сейчас он отчетливо ощущал присутствие девочки. Если бы его тело было гораздо меньшей комплекции, или оно было бы слишком изношено, он не отважился бы оставаться так близко от нее. - Ты останешься? - спросила Энинву, словно прислушиваясь к собственным мыслям. - Ненадолго. - Почему? Раньше, когда у моих детей случались перемены, ты никогда не оставался здесь. - Этот случай особый. - Я это уже заметила. Она бросила в его сторону один из самых ядовитых взглядов. - Но почему, Доро? Он не стал притворяться, что не понял вопроса. - А ты знаешь, что именно она воспринимала? Какие мысли она могла вобрать в себя? - Она рассказывала мне о мужчине, которого истязали прошлой ночью. - Я имею в виду не это. Она воспринимает мысли и ощущения людей, когда те занимаются любовью, и воспринимает их очень часто. - И ты решил, что этого никак не достаточно для незамужней девушки! - Ей уже восемнадцать лет. И, следовательно, уже недостаточно. Нвеке издала слабый звук, будто ей приснился плохой сон. Да, это без сомнений было именно так. Самый худший из снов. И она не могла проснуться, пока он полностью не закончится. - Раньше ты никогда не приставал к моим детям, - заметила Энинву. - Мне было интересно, сможешь ли ты это заметить. - Что это значит? Она повернулась к нему лицом. - Ты хочешь наказать меня за мою....за мою неблагодарность? - .....нет. Его взгляд некоторое время был направлен мимо ее, однако сам он не двинулся с места. - У меня нет желания наказывать тебя до сих пор. Она быстро повернулась и села около кровати. Она села на стул, который Исаак сделал специально для нее, который имел не стандартный размер, так что несмотря на ее маленький рост и высоту кровати, она могла легко наблюдать и при необходимости дотянуться до Нвеке. В конце концов, она могла прилечь в постель рядом с ней. Люди, переживающие подобные изменеия, обычно нуждаются в физической близости кого-то, кто может поддержать в них ощущения реального. Но на этот раз Энинву подошла к стулу, чтобы скрыть собственное волнение. Доро было интересно знать, чем именно он было вызвано? Страхом, стыдом, ненавистью или гневом....? Его последние самые серьзные попытки наказать и унизить ее были связаны как раз с отцовством Нвеке. Теперь эта попытка стояла между ними на протяжении всей жизни Нвеке. Из всего, что по ее мнению он причинил ей, это было самым худшим. Да, это была борьба, в которой она очень близко подошла к победе. Возможно, что она уже и победила. Возможно, это было потому, что этот случай мог так подействовать на него. - Еще никто из них не умирал, когда я сама заботилась о них. Он не обратил внимания на ее слова. - Что ты можешь чувствовать, Энинву? Как ты можешь им помочь должным образом, если ты не можешь проникнуть в их сознание, даже таким неотчетливым образом, как это могу делать я? - Я слегка укусила ее. Девочка сильна и здорова. Нет никаких признаков того, что она должна умереть. Он открыл было рот, но она жестом заставила его замолчать. - Если бы я могла сказать тебе более определенно, я бы сказала. Возможно, что я найду такой способ, возможно в тот день, когда ты сможешь объяснить мне, как тебе удается переходить из тела в тело. - На ощупь, - сказал он, пожимая плечами. Он взял стул, стоявший в стороне, и передвинул его поближе к кровати. Там он и ждал. Когда Нвеке проснулась, дергаясь и дико вскрикивая, он было заговорил с ней, но она, казалось, не слышала его. Энинву присела на постель рядом с ней, молчаливая, с мрачным зловещим лицом, и старалась удержать ее, пока слезы не исчезли, а судороги не прекратились. - Она на грани перехода, - услышал Доро шепот Энинву. - Оставайся с нами до завтра, и ты сможешь убедиться в божественных силах. Это было все, что она успела сказать. В этот момент тело Нвеке стало жестким, она начала издавать рыгающие звуки, и Энинву чуть отстранилась от нее. Но не смотря на рвоту, она вновь ослабла, и ее сознание скорее всего подключилось еще к чьему-то. В конце концов, она, казалось, вновь приходит в себя, но ее открытые глаза выглядели остекленевшими, а речь напоминала невнятное бормотанье, подобное тому, которое Доро доводилось слышать в сумасшедших домах, большей частью в тех, куда попадали его люди, когда перемены в связи с переходным возрастом заставали их за пределами поселений. Вот и сейчас лицо Нвеке напоминало лица из этих домов: перекошенное до неузнаваемости, покрытое потом, слезящиеся глаза, мокрый нос и рот. Ослабевший и опечаленный Доро собрался уходить. Было время, когда он наблюдал за подобными процессами, особенно тогда, когда никому нельзя было верить и рассчитывать, что кто-то не сбежит или не убьет корчащегося от боли своего подопечного, или не исполнит один из тех, очень опасных ритуалов по изгнанию злого духа. Но это было очень давно. Сейчас он не был единственным создателем этой разновидности людей, они сами участвовали в этом процессе. И поэтому теперь стало необязательным для него просиживать так долго, чтобы видеть все и делать все самому. Он оглянулся в тот самый момент, когда уже дошел до двери, и увидел, что Энинву наблюдает за ним. - Гораздо легче обрекать ребенка на такие мученья, чем оставаться и наблюдать за случившимся, верно? - сказала она. - Я уже наблюдал подобное, когда оно происходило с твоими предками! - с гневом ответил он. - И я буду наблюдать это у твоих потомков, даже когда ты сама превратишься в пыль! Он повернулся и вышел.

Когда Доро ушел, Энинву поднялась с кровати и подошла к умывальнику. Там она налила из кувшина воду в таз и намочила полотенце. Нвеке, бедная девочка, переживала тяжелые времена. И все предвещало длинную ужасную ночь. Не было большей заботы, которую так ненавидела Энинву, как эта, а особенно, когда это случалось с ее собственными детьми. Но никто другой не мог справиться с этим так, как могла она. Она вытерла Нвеке лицо, продолжая причитать про себя: "~Ах, Нвеке, моя малышка, потерпи до завтра. Завтра боль уйдет прочь~". Нвеке успокоилась, будто услышала эти мольбы отчаяния. Возможно, она могла услышать их. Теперь ее лицо было серым и спокойным. Энинву гладила его, стараясь угадать в нем черты ее отца, как она делала почти постоянно. Это был человек, проклятый с момента своего рожденья, и все благодаря Доро. Да, он был весьма подходящим материалом для разведения породы. Он был словно дикое лесное животное, неспособный выносить общества других людей, неспособный находить покой в окружении их мыслей. Но он не был таким, как сейчас Нвеке, воспринимавшая воздействия только от больших потрясений и эмоций. Он же воспринимал все. И к тому же, он мог наблюдать явления, происходившие далеко от него, даже за пределами его зрения, и скрытые вообще от всяких глаз. И эта его восприимчивость была не просто приходящим состоянием, не простым возрастным переходом от бессилия к богоподобной силе. Это было состояние, которое он сохранил до дня своей смерти. Он любил Доро до самозабвения, потому что Доро был единственным человеком, чьи мысли не причиняли ему неудобств и не путали его. Его сознание никоим образом не могло проникнуть в сознание Доро. Доро говорил, что все дело заключалось в самозащите. Постороннее сознание, проникавшее к нему, становилось его собственным. Оно начинало работать, и Доро, таким образом, получал власть над телом, которое воодушевлял собственными мыслями. Доро утверждал, что даже люди, подобные Томасу, так звали этого человека, которые могли полностью управлять процессом собственного восприятия чужих мыслей, никогда не могли проникнуть в сознание Доро. Люди, обладающие способностью управлять этим процессом, разумеется, могли заставить себя попробовать сделать это, точно так же, как могли попытаться сунуть собственные руки в огонь, но они не могли довести свои попытки дальше первых ощущений "жары", и тут же осознавали, что делают очень опасную вещь. Томас же вообще не пытался сунуть свои "руки" куда-либо. Он жил уединенно в грязной избе, надежно укрытой среди темных пугающих людей лесов Вирджинии. Когда Доро привел ее к нему, он только обругал ее. Он сказал ей, что она не имеет понятие о его образе жизни, поскольку приехала сюда из Африки, где люди лазят по деревьям и ходят голыми, как дикие звери. Он спросил Доро, чем он провинился пред ним, что тот привел ему черную женщину. Но и это не было его победой над Энинву, это сделала она сама. И теперь и тогда, Доро преследовал ее на свой собственный манер. Он появлялся с новым телом, иногда очень привлекательным. Он начинал уделять ей вниманье, обходясь с ней так, будто она была не просто животным для разведения породы. Когда ухаживанье заканчивалось, он забирал ее из постели Исаака в свою, и удерживал рядом с собой, пока не убеждался, что она была беременна. Все это время Исаак стремился привязать Доро к ней, стремясь поддержать ее влияние на него. Но Энинву никогда не могла простить Доро все те бессмысленные убийства, его непреднамеренные оскорбления, когда он не искал ее расположения, его откровенное презрение к любым из ее убеждений, которые расходились с его представлениями, удары, за которые она не могла отплатить и от которых она не могла убежать, за все поступки, к которым он вынуждал ее, не смотря на собственное к ним отношение. Она даже проводила с нми время в облике мужчины, когда он носил женское тело. При этом она не могла добиться нормальной эрекции, поскольку, хоть он и был весьма красивой женщиной, но тем не менее вызывал у нее отталкивающее чувство. Все, что бы он ни делал, не доставляло ей удовольствия. Ничто. Однако... Она вздохнула и вновь уставилась на неподвижное лицо своей дочери. Нет, все-таки ее дети доставляли ей радость. Она любила их, но одновременно она и боялась за них. Возможно и сейчас, какая-то часть души Нвеке знала о том, что Энинву была рядом. Энинву наблюдала людей в таком состоянии, которые вели себя спокойней, когда лежала рядом с ним достаточно близко и порой удерживала от беспокойных движений. И если ее близость, ее прикосновения приносили им хоть какое-то облегчение, она предпочитала оставаться как можно ближе. Ее мысли вновь вернулись к Томасу. Доро был очень жесток с ней. Казалось, что на самом деле он никогда и ни с кем не был столь жестоким, и все его люди любили его. Он мог и не говорить о своем гневе, поскольку она не любила его. Даже он не мог объяснить этой глупости. Да, он определенно не любил ее. Он не любил никого, за исключением, может быть, Исаака и еще нескольких своих детей. Тем не менее, он хотел иметь около себя Энинву, как и многих других женщин, чтобы она, как и они, почитала его за живого бога в человеческом обличье, соревнуясь с ними, чтобы привлечь его внимание, независмо от того, каким отталкивающим было его последнее тело, и каким может оказаться следующее новое. Они занли, что он забирает женщин с такой же готовностью, как и мужчин. Особенно часто он забирает женщин, которые уже дали ему все, что он хотел, обычно нескольких детей. Они же служили ему и никогда не думали, что могут стать очередной жертвой. Кто-то еще, но только не они. Много раз Энинву спрашивала сама себя, сколько еще времени у нее осталось. Будет ли Доро ждать, когда она поможет и этой дочери миновать преходный период? Если так, то его должен ожидать сюрприз. Как только Нвеке станет здорова и сможет заботиться о себе сама, Энинву не собирается оставаться в Витли. Она сыта по горло и самим Доро, и всем, что связано с ним. И нет ни единого человека, кроме нее, который наиболее приспособлен, к тому, чтобы сбежать от Доро. Если только Томас был способен на побег... Но Томас не имел достаточной силы, он обладал лишь потенциальными возможностями, нереализованными и, возможно, нереализуемыми. Когда Доро привел ее к нему, у него была длинная косматая борода и длинные черные волосы, свалявшиеся от жира и многолетней грязи, как следствие небрежности хозяина. Его одежда могла бы стоять самостоятельно, сама по себе, такой она была заскорузлой от наслоений грязи и пота, и она не стояла лишь по причине своей изношенности. Казалось, что отдельные части в некоторых местах держатся только за счет налипшей грязи. Его тело было покрыто болячками и язвами, будто он гнил заживо. При всем этом он был еще молодым мужчиной, хотя и растерял большую часть зубов. И от него шла жуткая вонь. А он не заботился об этом. Он не заботился ни о чем, кроме как об очередной выпивке. Он походил, если не считать лохматую бороду, скорее на индейца, хотя сам считал себя белым человеком. А Энинву же была для него просто негритянкой. Доро знал, что делал, когда, доведенный до белого каления, он как-то сказал ей: - Ты думаешь, что я прошу от тебя слишком многого? Или ты думаешь, что я хочу оскорбить тебя? Я просто хочу показать тебе, как тебе везло до сих пор! И он отдал ее Томасу. При этом он остался посмотреть, что она не сбежит от него или не убьет эти ходячие человеческие останки, вместо того, чтобы разделить с ним кишевшую паразитами постель. Но Энинву никогда и никого не убивала, кроме как для самозащиты. Убийство было не ее занятие. Она занималась леченьем. Прежде всего Томас обрушился на нее с проклятьями и оскорбил ее за цвет кожи. Она никак не реагировала на это. - Доро свел нас вместе, - спокойно сказала она ему, - и если бы я была даже зеленого цвета, никакой разницы не было бы. - Закрой свой рот! - прикрикнул он. - Ты, всего лишь черная сука, которую привели сюда для приплода, и ничего больше. Я не желаю слышать твою болтовню! Это ее не остановило. После нескольких первых моментов, она больше не проявляла ни гнева, ни раздражения. Она знала, что Доро ожидает от нее либо жалоб, либо протеста, но это не доказывало ничего, кроме как тот факт, что на самом деле за все эти десятилетия, он так и не узнал, какова она может быть на самом деле. Человек, к которому ее привели был подвержен многим недугам, скорее это были жалкие остатки человека. Могла ли она, со своими способностями к леченью, к созданию лекарств и ядов, к сращиванию костей и созданию условий для выздоровления, могла ли она собрать эти остатки и вновь сделать из них человека? Доро глядя на людей, больных или здоровых, интересовался только тем, какое потомство они могут дать. Энинву же смотрела на больных, особенно с такими болезнями, которые не встречались ей раньше, и думала о том, сможет ли она вылечить их от недуга. От безысходности, Томас ловил ее мысли. - Держись подальше от меня! - с беспокойством бормотал он. - Ты язычница! Уноси свои кости отсюда куда-нибудь еще! Язычница, да. Но он сам был богобоязненным человеком. Энинву подошла к его богу и сказала: - Отправляйся в город и купи нам еду. Ведь этот человек не сможет произвести никаких детей, если будет продолжать эту жизнь на пиве, сидре или роме, которые он, скорее всего, ворует. Доро уставился на нее, словно не мог ничего придумать в ответ. На этот раз он носил большое дородное тело, которое он использовал для рубки деревьев, в то время как Энинву знакомилась с Томасом. - Здесь достаточно еды, - возразил он ей наконец. - Есть и олени, и медведи, и птицы, и рыба. Кроме того, Томас выращивает кое-что. Так что, все что ему надо, здесь есть. - Если все это здесь есть, то выходит, что он этого не ест! - Тогда он сдохнет от голода. Но прежде он должен наградить тебя ребенком. В эту ночь, полная гнева, Энинву преобразилась в леопарда, первый раз за многие годы. Теперь она охотилась на оленя, подкрадываясь к ним точно так же, как она делала это дома, много лет назад, двигаясь тайком, используя свои глаза и уши гораздо лучше, чем мог делать настоящий леопард. И результат был точно такой же, как и дома. Олень был как олень. Она бросила свою добычу на землю, затем вновь приняла человеческий облик, перебросила оленя через плечо и потащила его к избе Томаса. Утром, когда оба мужчины проснулись, олень был ободран, разделан, очищен и порублен на куски. Изба наполнилась запахом жареной оленины. Доро с охотой закусил и вышел. Он не спрашивал, откуда появилось свежее мясо, и не собирался благодарить Энинву за завтрак. Он просто принял это как должное. Томас был менее доверчив. Он выпил немного рома, презрительно фыркнул на мясо, которое Энинву подала ему, затем чуть отщипнул и попробовал. - Откуда это пришло? - поинтересовался он. - Я охотилась прошлой ночью, - просто сказала Энинву. - Ведь у тебя здесь ничего нет. - Охотилась? С чем же ты охотилась? С моим мушкетом? Кто разрешил тебе... - Я охотилась не с твоим мушкетом! Вот он, здесь, видишь его? Она указала рукой в ту сторону, где рядом с дверью на деревянном колышке вмсело ружье, самая чистая вещь в этом доме. - Я никогда не хожу на охоту с ружьями, - добавила она. Тогда он встал и, тем не менее, проверил мушкет. Когда же он удовлетворился состоянием ружья, то подошел к ней, испуская вонь, заставляя ее тем самым дышать очень коротко. - Так с чем же тогда ты охотилась? - поинтересовался он. Он был не очень крупным мужчиной, но иногда он говорил глубоким грохочущим голосом. - Что ты использовала для охоты? - повторил он свой вопрос. - Свои ногти и зубы? - Да, - тихо ответила Энинву. Некоторое время он молча смотрел на нее, не отводя глаз, которые неожиданно округлились. - Кошка! - прошептал он. - Из женщины, в кошку, а затем назад. Но как....? Доро объяснял, что поскольку этот человек никогда не имел трудностей в переходном возрасте, он не обладал высокой степенью контроля над своими способностями. Так, он не мог преднамеренно проникнуть в мысли Энинву, но в то же время он не мог и сдержать себя от такого желания, если бы оно непроизвольно возникло. Энинву же была рядом с ним, и ее сознание, в отличие от сознания Доро, было открыто и незащищено. - Я была кошкой, - просто сказала она. - И я могу быть кем угодно. Хочешь я покажу тебе? - Нет! - Это похоже на то, что делаешь ты, - уверяла она. - Ты можешь "видеть" о чем я думаю. А я могу изменять свой облик. Так почему бы не съесть мясо? Оно очень хорошее. Ей следовало бы вымыть его, решила она. Сегодня днем она вымоет его и возьмется за болячки. Вонь, исходящая от него вонь, становится нестерпимой. Он схватил свою порцию мяса и бросил ее в огонь. - Колдовская еда! - пробормотал он, поднося ко рту свой кувшин. Энинву подавила возникшее внутри нее импульсивное желание бросить ром в огонь. Вместо этого, она встала и взяла кувшин из его рук, когда он опустил его. Он даже не пытался вырвать его у нее. Она отставила его в сторону и взглянула на Томаса. - Мы все здесь колдуны, - сказала она. - Все люди Доро. Почему бы он вдруг заметил нас, если бы мы были обычными людьми? Она пожала плечами. - Он хочет получить от нас ребенка, потому что он тоже будет необычным. Он промолчал. Все, что он делал, это подозрительно смотрел на нее, выказывая свое отвращение. - Я уже видела, что ты можешь делать, - продолжала она. - Ты продолжаешь высказывать мои мысли, узнавая то, чего знать не должен. Я же покажу тебе то, что я умею делать. - Я не хочу... - Если ты увидишь это, ты будешь более реально смотреть на подобные вещи. Ведь не такая это трудная вещь, просто понаблюдать. Уверяю тебя, что ничего ужасного в этом зрелище не будет, потому что большая превращений происходит внутри меня. В процессе разговора она начала раздеваться. В этом не было необходимости. Ведь она могла лишь поводя плечами выскользнуть из одежды в процессе превращения, и сбросить ее как змеиную кожу, но она хотела проедлать все очень медленно перед этим человеком. Она не рассчитывала на то, что ее нагота возбудит его. Он видел ее в таком виде еще прошлой ночью, но просто отвернулся и пошел спать. Она подозревала, что он был импотент. Она даже сделала свое тело молодым и красивым, в надежде на то, что сможет заполучить его семя и быстро освободиться, но прошлая ночь показала, что ей придется проделать здесь гораздо большую работу, чем она рассчитывала. А если мужчина был импотент, то все что она делала, было недостаточно. И что после этого будет делать Доро? Она изменялась очень медленно, принимая формы леопарда и стараясь держаться все время между Томасом и дверью. Между Томасом и ружьем. Эта предусмотрительность была весьма мудрой, потому что когда она закончила превращение и, вытянув небольшое, но сильное кошачье тело, поскребла когтями земляной пол, оставляя на нем заметные следы, он бросился за своим ружьем. Когти были убраны внутрь мягких лап. Энинву ударом отогнала его в сторону. Он вскрикнул и в страхе отскочил от нее. Судя по его позе, когда он, с округлившимися от страха глазами, приложил руки к горлу, будто пытаясь таким образом защитить его, было ясно, что он ожидает ее нападения. Он явно приготовился к смерти. Вместо этого, она медленно приблизилась к нему, расслабив свое тело. Что-то мурлыкая, она потерлась головой о его колено. Она взглянула на него снизу вверх и заметила, что руки, поднятые для защиты, опустились вниз. Она терлась мехом об его ногу и продолжала урчать. Наконец, почти против желания, его рука опустилась на ее голову и для начала погладила ее. Когда же она позволила ему почесать ее шею, которая, разумеется, не чесалась, и он пробормотал что-то вроде: - Мой Бог! Она бросилась в сторону, схватила кусок оленины и принесла ему. - Я не хочу это! - сказал он. Тогда она начала рычать. Он сделал шаг назад, но в результате уперся в неровную поверхность бревенчатой стены. Когда же Энинву продолжила преследование, то все пути ему были отрезаны. Она пыталась вложить мясо в его руку, но он все время прятал ее. Наконец, стоя около мяса, она издала громкое хриплое рычанье. Томас в испуге опустился на пол, не сводя с нее глаз. Она же вложила мясо в его руку и зарычала в очередной раз. Он схватил мясо и начал есть, а ей стало любопытно, сколько времени прошло до этого, может первого, его обеда? Ведь если бы он хотел убить себя, то зачем он шел к этому таким долгим ужасным путем, позволяя себе заживо сгнить? О, сегодня она вымоет его и примется за лечение. Если он действительно хочет умереть, пусть повесится и покончит с этим раз и навсегда. Когда он справился с олениной, она вновь стала женщиной и медленно оделась, пока он наблюдал за ней. - Я мог видеть это, - прошептал он после долгой паузы. - Я мог видеть как твое тело меняется изнутри. Как меняется все... Он покачал головой, как бы подчеркивая непостижимость увиденного, а затем спросил: - А ты можешь стать белой? Вопрос заставил ее вздрогнуть. Неужели он так озабочен цветом ее кожи? Обычно люди Доро не обращали внимания на это. Большинство из них имели смешанное происхождение, так что им не приходилось издеваться над кем-то по этому поводу. Разумеется, Энинву не знала предков этого человека, но она была уверена, что он нетакой уж белый, как воображает об этом. Внешность индейца проявляется в нем достаточно заметно. - Мне еще никогда не приходилось превращаться в белую женщину, - сказала она. - В Витли меня знают все. Кого я буду там обманывать, и зачем мне пытаться делать это? - Я не верю тебе, - сказал он. - Если ты можешь стать белой, значит ты должна! - Но почему? Он не сводил с нее враждебного взгляда. - Мне и так не плохо, - сказала она наконец. - Если же мне придется в один прекрасный день стать белой, чтобы выжить, нучто ж, я стану белой. Если мне придется стать леопардом, чтобы охотиться и убивать, я стану леопардом. Если мне понадобится быстро передвигаться из конца в конец земли, я стану большой птицей. Если мне будет необходимо пересечь море, я стану рыбой. Она слегка улыбнулась. - Возможно, дельфином. - Можешь ты стать белой для меня? - спросил он. Его враждебность исчезла, как только она заговорила. Казалось, что он поверил ей. А возможно, он просто воспринял ее мысли. Но если так, то он смог "расслышать" их достаточно отчетливо. - Я думаю, что тебе каким-то образом придется перетерпеть то, что моя кожа черного цвета, - сказала она, проявляя на этот раз собственную враждебность. - Ведь именно так я выгляжу, и никогда никто еще не сказал мне, что я безобразна! Он только вхдохнул. - Нет, ты не безобразна. Ни с какого расстояния. Просто дело в том.... Он сделал паузу и облизал губы. - Просто дело в том, что я подумал, что ты сможешь стать похожей на мою жену....хоть немного. - У тебя есть жена? Он потер чешушуюся язву на своей руке. Энинву смогла разглядеть ее сквозь дыру в рукаве, и вид у руки был такой, что о заживании не могло быть и речи. Кожа вокруг язвы была красной и опухшей. - У меня была жена, - сказал он. - Большая и красивая девушка с золотистыми волосами. Я подумал, что будет совсем неплохо если мы не будем жить в городе и иметь около себя соседей. Она не имела никакого отношения к людям Доро, но тем не менее, он заставил меня жениться на ней. Он дал мне денег, достаточно, чтобы я смог купить землю и начать разводить табак. Поначалу я думал, что все будет прекрасно. - А она знала, что ты мог читать ее мысли? Он с презрением взглянул на нее. - Разве бы она вышла за меня замуж, если бы знала? Да вышел ли бы кто-нибудь вообще? - Возможно, что кто-нибудь из людей Доро. Возможно кто-то, имевший такой же талант. - Ты даже не понимаешь, о чем говоришь, - с горечью заметил он. Его тон заставил ее задуматься и вспомнить о том, что большинство самых ужасных людей Доро, были вот такими же, как Томас, хотя, возможно, и не обладали такой, как у него, чувствительностью. Жизнь в городах казалось не беспокоила их. Но они слишком много пили, ругались и вздорили, измывались над своими детьми, или случайно убивали друг друга, прежде, чем Доро мог забрать их. И Томас был, вероятно, прав, женившись на самой обыкновенной женщине. - И почему же твоя жена сбежала? - спросила Энинву. - А как тебе кажется! Я не смог удержаться, от того, чтобы не проникать в ее мысли, так же, как в твои, а может быть и больше. Я изо всех сил старался, чтобы она этого не узнала, но....некоторые вещи приходили ко мне так явно и так отчетливо....Я отвечал на вопрос, полагая, что она произносила его вслух, в то время, как она молчала....а она не понимала этого, и.... - И она испугалась. - Господи, да, да. Через некоторое время она была уже охвачена ужасом. Она ушла в дом своих родителей, и не пожелала даже видеть меня, когда я пришел за ней. Я не имел намерений в чем-то обвинять ее. А после этого...были только женщины, которых приводил Доро, так же, как он привел тебя. - Но мы не такие уж и плохие женщины, во всяком случае, я. - И ты, не задумываясь, сбежишь от меня! - Интересно, что бы ты мог чувствовать по отношению у женщине, грязной, покрытой язвами и болячками? Он заморгал, а затем оглядел себя. - И я подозреваю, что ты привыкла к лучшему! - Разумеется! Позволь мне помочь тебе, и тебе станет лучше. Ты не должен был так вести себя со своей женой. - Но ты - не она! - Конечно, нет. Она не смогла помочь тебе, а я смогу. - Я не просил тебя... - Послушай! Она сбежала от тебя, потому что ты принадлежишь Доро. Ты колдун, и она была напугана этим до отвращения. Я же не боюсь этого, и я не испытываю от этого отвращения. - А у тебя и нет права на это, - угрюмо пробормотал он. - Ты очень способная колдунья, гораздо способней меня. Мне еще до сих пор не верится, что я видел все твои проделки. - Если мои мысли были открыты для тебя хотя бы некоторое время, то ты должен верить тому, что я делаю и тому, что я говорю. Я ничего не врала тебе. Я на самом деле прожила на свете почти три с половиной сотни лет. Я целитель. Я видела и проказу и чрезмерное развитие у людей, которое вызывает смерть, и детей, родившихся с ввалившимися лицами, и многое другое. Ты же слишком далек от подобной, не поддающейся исправлению категории людей, которых я встречала. Он хмуро взглянул не нее, намеренно не скрывая своего недовольства, словно пытался прочесть ее мысли. Наконец, как ей показалось, он бросил это занятие. Он вздохнул и только пожал плечами. - А могла ли ты помочь кому-нибудь из тех, других? - Иногда мне удавалось помочь. Временами я могу приостановить чрезмерный рост, или открыть слепые глаза, или вылечить язвы, которые не проходят сами... - Но ведь ты не можешь освободить человека от посторонних голосов или видений, ведь так? - Ты имеешь в виду мысли, которые ты воспринимаешь от других людей? - Да, и то, что я "вижу". Временами я не могу отличить реальность от видений. Она лишь печально покачала головой. - Мне хотелось бы быть в состоянии делать это. Я видела многих других, страдающих так же, как и ты. Я нечто лучшее, чем то, что твои люди называют словом "врач". Гораздо лучше. Но не настолько, как мне самой хотелось бы быть. Мне кажется, что я столь же несовершенна, как и ты. - Все дети Доро несовершенны, это всего лишь божки на глиняных ногах. Энинву поняла намек. Она прочитала Библию, священную книгу, почитаемую на ее новой родине, в надежде расширить свое понимание окружающих ее людей. В Витли Исаак говорил всем, что она становится христианкой, и некоторые из них отнюдь не принимали его слова за шутку. - Но я не отношусь к его детям, - сказала она Томасу, - я родилась не от него. - Я скорее то, что он называет диким племенем. Но это не имеет решающего значения. Ведь я тоже несовершенна. Он посмотрел на нее, затем вновь уставился в пол. - Ну, хорошо. Я тоже не до такой степени несовершенен, как ты думаешь. Он старался говорить очень тихо. - Я не импотент. - Хорошо. Если бы ты был им, и Доро узнал бы об этом....то он решил бы, что ты больше не нужен ему. Ее слова едва ли не поразили его. Он подскочил на месте, посмотрел на нее таким взглядом, что она была готова в страхе бежать без оглядки, а затем сказал: - Какое тебе до этого дело! Как ты можешь думать еще и о том, что случиться со мной? Как ты можешь позволять Доро скрещивать тебя как проклятую корову, со мной! Ты не похожа на других. - Ты сам сравнивал меня с собакой. Черная сука, вот что ты говорил. Даже сквозь покрывавшую его грязь она смогла заметить, как он покраснел. - Мне очень жаль, извини, - сказал он через несколько секунд. - Ну, хорошо. я едва не ударила тебя, когда ты сказал это, а ведь я очень сильна. - Я не сомневаюсь в этом. - Меня беспокоит то, что Доро сделает со мной. Он знает об этом. Я сказала ему. - Обычные люди не делают этого. - Да. Вот поэтому я здесь. Многие вещи не могут быть правильными для меня, лишь только потому, что он так считает. Он не является моим богом. Он привел меня к тебе в качестве наказания за мое кощунство. Она слегка улыбнулась. - Но он не понимает одного, что я предпочту лечь с тобой, чем с ним. Томас молчал так долго, что ей пришлось тронуть его за руку. Он взглянул на нее и улыбнулся, на этот раз стараясь не показывать гнилые зубы. Она еще не видела, чтобы он так улыбался. - Но будь осторожна, - сказал он. - Доро никогда не должен узнать, как глубоко ты его ненавидишь. - Он знает это уже много лет. - И ты все еще жива? Ты должна быть очень ценной для него. - Должна, - с горечью согласилась она. Он вздохнул. - Я и сам должен был бы ненавидеть его. Но, так или иначе, я не могу. Однако...Мне кажется, я рад, что у тебя получается это. Я никогда раньше не встречал таких людей. Он вновь замолчал, видимо от нерешительности, и поднял на нее свои черные как ночь глаза, встретившись с ее взглядом. - Только будь осторожна. Она кивнула, подумав о том, что он чем-то напомнил ей Исаака. Исаак тоже всегда проявлял заботу о ней. Затем Томас встал и направился к двери. - Куда ты? - спросила она. - К ручью, который протекает сзади дома, хочу умыться. И вновь последовала попытка улыбнуться. - Ты и на самом деле думаешь, что можешь справиться с этими язвами? Многие из них у меня уже очень давно. - Я могу вылечить их. Конечно, они могут появиться вновь, если ты не будешь следить за чистотой и не престанешь столько пить. Тебе нужно побольше есть! - Я не знаю, то ли ты здесь для того, чтобы зачать ребенка, то ли для того чтобы превратить в ребенка меня, - прбормотал он, закрывая за собой дверь. Энинву вышла из избы и сделал веник из свежих веток. Она смела и вымела все, что можно было вымести из избы, а затем вымыла все, что можно было вымыть. Она не знала, что можно было бы сделать с паразитами. Блохи сами по себе, были ужасны. Если бы дело касалось ее, то она наверняка сожгла бы эту избу и построила новую. Но Томас, видимо, не будет долго оставаться здесь. Она мыла, чистила, чистила, чистила, а вид этой ужасной маленькой избы все еще не удовлетворял ее. Здесь не было ни чистых одеял, не было и чистой одежды для Томаса. Так или иначе, но он явился опять все в тех же грязных лохмотьях, под котоыми виднелась исцарапанная бледная и влажная кожа. Казалось, что он испытывал явное смущенье, когда Энинву принялась срывать с него эти лохмотья. - Не валяй дурака, - сказала она ему. - Когда я начну заниматься этими болячками, у тебя не останется время ни для стыда, ни для чего-то еще. У него стала заметна эрекция. Сухопарый и болезненный на вид, он все же, как и говорил, не был импотентом. - Хорошо, - пробормотала Энинву, приятно удивленная. - Тогда сначала получи свои удовольствия, а затем уже болезненные ощущения. Его неуклюжие пальцы начали было перебирать складки ее одежды, но тут же неожиданно остановились. - ~Нет!~ - сказал он, хотя боль пришла к нему прежде всего. - Нет. Он повернулся к ней спиной. - Но....почему? Энинву опустила руку на его плечо. - Ведь ты хочешь, значит все в порядке. Для чего же еще я нахожусь здесь? Он заговорил сквозь сжатые губы, словно каждое слово причиняло ему страдания. - Неужели ты все еще так усердна в своих намерениях сбежать от меня, что не хочешь задержаться здесь еще ненадолго? - Ах, вот оно что... Она погладила его плечо, чувствуя отчетливо проступающие кости, на которых почти не чувствовалось мышц, кроме обтягивающей их кожи. - Все женщины забирали твое семя и покидали тебя как можно быстрее. Он промолчал. Она подошла еще ближе к нему. Он был ниже, чем Исаак, ниже чем все те мужские тела, в которых Доро являлся к ней. Ей казалось немного странным смотреть в глаза мужчины, не поднимая вверх головы. - Так будет и со мной, - сказала она. - У меня есть муж, у меня есть дети. А также.... Доро прекрасно знает, как быстро я могу зачать. Я всегда делаю это очень быстро с ним. Я должна получить твое семя и уйти, но я не оставлю тебя сегодня. Он некоторое время не отрываясь смотрел на нее, его черные глаза были очень внимательны, будто он хотел вновь взять под контроль свои способности и проникнуть в ее мысли, именно сейчас, когда он так хотел этого. Она поймала себя на том, что ее ребенок, и его ребенок тоже, будет иметь вот такие же глаза. Это было пожалуй единственное в его облике, что не требовало мытья или леченья, чтобы можно было разглядеть их красоту. Они были удивительными, если учесть, как много он пил. Он схватил ее так неожиданно, будто ему только сейчас пришло в голову, что он может сделать это, и некоторое время держал в объятиях, прежде чем они направились к его развалившейся кровати.