Марина и Сергей Дяченко - Рубеж. Пентакль

– Раз-два-три-четыре-пять, – пробормотал Аптекарь, – вышел зайчик погулять…

– Пятак. – Эскулап вытащил из кармана монетку. – Пятнашки. Пятка. Пятачок…

– И Винни-Пух, – отрешенно заметил Сэнсей. – Еще есть идеи?

– Пентакль. – Доцент смачно затянулся.

– Чего?

– Пентакль. Пятиугольник. Магическая фигура, представляющая Бога или человека, четыре первоэлемента природы, пять чувств, пять ран, нанесенных Христу на кресте, а также пять точек человеческого тела с разбросанными в разные стороны конечностями. – Доцент, как мог, тут же проиллюстрировал этот тезис, разведя руки в стороны и широко раздвинув ноги. – Вот так. В моем исполнении недействителен, потому что связывается, как правило, с женским началом, с женской энергией… – И он выразительно посмотрел на Джульетту.

– Что? – спросила она без радости.

– Верховная жрица сама может принять позу пентакля, символизируя такой позой рождение и возрождение…

– Верховная жрица? – мрачно переспросила Джульетта.

– Ну, – Доцент слегка поклонился, – за неимением другой…

– Это неприлично, – заметила Джульетта ровным невыразительным голосом, за которым, как за ссохшимся фиговым листочком, не могла скрыться подступающая истерика. – Я отдохну… Сяду и посижу, пока все закончится.

– Закончится?! – рявкнули в один голос Аптекарь и Эскулап.

– Ну да. – Джульетта обвела всех прояснившимся взглядом. – Вы мне снитесь, это ясно! Вот что бывает, если засыпать в полпятого утра. Лучше бы я попробовала полтаблетки сонована…

Она отошла в сторону и села, прислонившись к бетонной стене. Вернее, попробовала сесть, потому что в следующую секунду стена скакнула вперед, толкнула Джульетту в спину, и она упала на четвереньки.

Кусочек неба над головой сделался почти круглым. Двор-колодец теперь полностью соответствовал своему поэтическому названию.

– Ничего. – Эскулап быстренько помог Джульетте подняться и отряхнуть пыль с кардигана. На лице его был написан лихорадочный мыслительный процесс. Казалось, он вот-вот ткнет пальцем в небо, пытаясь купировать истерический припадок видом пролетающей птички. Но птичка не пролетела. И припадка, к счастью, тоже не случилось: поврежденные на коленях колготки заняли внимание пациентки полнее, чем целая стая какаду.

– Значит, пентакль, – Сэнсей обращался сейчас к Доценту, и только к нему одному. – Верховная жрица тут ни при чем… Как и женское начало… Нас пятеро. И здесь есть дверь. Надо полагать…

Аптекарь осторожно пробовал на прочность кирпичную кладку. В отличие от очага папы Карло, нарисованного на куске старого холста, это были вполне реальные кирпичи, намертво сцепленные раствором.

– Надо полагать…

– Станем в кружок – составим пентакль, – предложил Эскулап.

– Да, – подхватил Доцент. – Можем для верности завести хоровод, похлопать и позвать Деда Мороза…

– Никого не надо звать, – слабым голосом сказала Джульетта. – Это тупик…

– Пять тупиков, – ухмыльнулся Аптекарь.

– Не знаю, как вы, – Джульетта снова обвела их лихорадочно-влажными глазами, – но я давно понимаю, что моя жизнь…

И она замолчала, безнадежно махнув рукой.

Стало тихо. В этой тишине стенки сделали еще один микроскопический шаг вперед, изогнулись сильнее. Упала щепотка бетонной пыли.

Доцент подумал, что кашель – ерунда. Гораздо хуже усталость, наваливающаяся на плечи в первую минуту после подъема. А утро наступает с каждым днем все быстрее, но не приносит ни отдыха, ни радости, ни предвкушения чего-то хоть сколько-нибудь значительного.

Эскулап подумал о красном «Мускате», который ждет в баре с весны и уже, наверное, не дождется. Ну и что? «Мускатом» не вылечить застарелую скуку и не остановить беличье колесо, в котором от скорости сливаются ступеньки-перекладины, сливаются и пропадают из виду, и потому легко поддаться иллюзии, что ты свободен.

Аптекарь подумал о Фармакадемии, о синтезе, и о завлабе, и о совсем другой жизни, которая рисовалась перед ним, когда он был мальчишкой и впервые варил слезогонку. И о том, что выход активного вещества не зря застопорился на цифре тринадцать – это ведьмино число…

О чем подумал Сэнсей, так никто и не узнал. Известно только, что, проведя две минуты в глубокой сосредоточенности, он напружинился, будто готовясь пробивать бетон собственным телом, схватил за плечи Доцента и закричал:

– Выход! Все быстренько ищем выход! Что там еще про пентакли?!

– Талисман, символизирующий радость жизни, – похоронным голосом признался Доцент. – Магический знак Соломона, помогает найти в жизни смысл. Избавляет от депрессии и страха перед неизвестностью…

– То, что надо, – заметил Аптекарь, оглядев смыкающиеся стены.

– Важнейший символ для привлечения добра и света. Дает защиту от колдовства, заклинаний и нападения темных сил… – проговорил Доцент. И вдруг, безо всякого перехода, запел: – Темные силы мяту-утся, ветер нам дует в лицо, за счастье народное бьются отряды рабочих бойцов!

– Тогда чего мы ждем? – просто спросила Джульетта. – Давайте… привлекать добро и свет!

Они стали в круг, почти упираясь спинами в бетонные стены, и взялись за руки. Эскулап оказался между Джульеттой и Доцентом, а Сэнсей – между Аптекарем и Джульеттой. Сжимая ладони соседей, они подняли руки вперед и в стороны, как парашютисты, складывающие «звездочку» в свободном падении.

– Парашютистам хорошо, – дрожащим голосом сказала Джульетта. – Им только за кольцо дернуть – и уже не падаешь…

– В большинстве процентов случаев, – покладисто подтвердил Доцент.

– Думаем о хорошем! – энергично предложил Сэнсей. – Вместе! Поехали!

Снова стало тихо. Неприятно теплые стенки уперлись в спины. Сэнсей оказался в створке двери, лопатками чувствуя кирпичную кладку.

– Не помогает ваш пентакль, – заметил Аптекарь.

– Расслабьтесь! – приказал Эскулап. – Закройте глаза! Представьте себе поле, рассвет, капельки росы на стебельках травы…

Показалось – или бетонные стены в самом деле чуть-чуть отступили?

– Давайте! – завопил Эскулап воодушевленно. – Представьте море… Теплые волны… Теплый песок…

– Медузы… – простонала Джульетта, и стены сдвинулись плотнее.