Андрей Попов - Обманутые сумасшествием

– Иными словами, — Кьюнг продолжал развивать ту же мысль, — «Севастия» каким-то образом заслала своего диверсанта на «Асторию», который как-то умудрился покончить со всем экипажем и с самим звездолетом. А теперь это ожидает и нас… Тогда вывод: после Оди должны быть следующие жертвы?

Кажется, сверкнул проблеск чего-то внятного, хоть мало-мальски убедительной версии.

– Если хочешь, можешь ей становиться! Я лично не собираюсь!

Айрант словно выстрелил из себя эти слова, устало погрузился в кресло и поглядел в бездонные зеркала. Их отражения тоже спорили между собой, друг другу что-то доказывая, с жестикуляцией рук и немыми криками. Труп Оди, сотни раз отраженный в стеклянных псевдомирах, и там наводит повсеместную тоску да паническое непонимание происходящего. Впрочем, все это домыслы… За зеркалами находилась банальная пустота. И эта пустота молчала, предоставляя возможность людям самим разбираться со своими проблемами. Вообще-то, гипотеза выглядела уж слишком воздушной, и каждый это понимал. Но так как ничего другого пока не придумали, пришлось за нее и ухватиться.

Кьюнг обвел всю компанию недоверчивым взглядом — столь пронзительным, что буквально спалил бы им каждого, если б человеческие эмоции имели температуру.

– Значит, убийца — один из нас! — он стукнул по столу, чтобы проследить за реакцией остальных.

Впрочем, реакции никакой. Айрант сидел отвернувшись, и вообще, плевать хотел на его слова. Линд был вечно бледен и вечно спокоен. Фастер закрыл лицо руками и не поймешь о чем думал. Фабиан неподвижно стоял на месте как титановый идол: без чувств, без страстей, без всех этих проблем и наверняка без своих личных выводов. Капитан, вдруг вспомнив, что на него тоже падают подозрения, произнес:

– Надеюсь, ваша фантазия не заходит так далеко, чтобы подумать, будто я, сорок лет отдавший Большому Космосу, получающий немалые деньги, способен на такое… быть агентом религиозных фанатиков!

И опять: реакции никакой абсолютно. Шумом, криком и взаимными препирательствами делу, разумеется, не поможешь. Надо было кому-то осмелиться сделать шаг к всеобщему примирению, и потом уже сообща искать выход из тупика. Увы, посеянные семена раздора уже давали свои ростки. Айрант все более и более неприветливо косился в сторону молчаливого служителя Брахмы.

– Конечно, — буркнул он нехотя, но решительно, — в первую очередь подозрения ведут к Фастеру. Он у нас обладатель святых идей, требующих самопожертвования… Человек Божий, слышь о ком идет речь? Ась?

Кьюнг вяло пробовал заступиться:

– Но если бы Фастер действительно был из движения «Севастия», они бы не стали посылать его к нам с четками в руках! Иначе, у нас сразу возникают подозрения!

– Откуда ты знаешь… Может, мы столкнулись с мыслью более утонченной, и они как раз рассчитывают на твою логику.

Узел проблемы закручивался все туже. Как и во всяких словесных прениях, на любой аргумент находились десятки контраргументов. Мысли уже начинали уставать, языки — тоже. Мало… слишком мало имелось в наличии вещественных доказательств, чтобы на их основе можно было выстроить что-то определенное. Лампочка, будь она сожжена и проклята, фотография на памятнике, труп Оди: вот и весь перечень. Ну, еще обильный сброд фантазий в головах.

– Кстати, — вставил свое слово Линд, — а где мы приобрели Фабиана?

Все взоры устремились в сторону служебного робота. Тот продолжал стоять, не выдавая своим белковым коллегам ни звука, ни движения, так как вопрос был обращен не к нему лично.

– У фирмы «Byte», — сообщил Кьюнг.

– Ладно… — врач на секунду замялся. — Уж бредить, так бредить по-настоящему: не могли ли организаторы этого движения вставить в его компьютерную башку тайную программу на убийство?

В течение последующих тридцати секунд не раздалось ни единой реплики. Тупой, малоразговорчивый и послушный во всем Фабиан вмиг превратился в зловещую загадку. Даже его привычный облик (облик начищенного до блеска лакея) в это мгновение показался каким-то устрашающим. Робот-убийца: это очень-очень старый трюк, а поэтому для преступного мира — надежный и проверенный.

– Слушайте, а идея стоит, чтобы ее рассмотреть, — согласился Айрант.

Но воспаленная фантазия Линда пошла еще дальше:

– Может, в нем вообще заложена бомба?.. Ах, черти, если на то пошло, ее можно заложить в любом закоулке этого космического корыта.

Для полноты картины не хватало еще версии, что огромнейших размеров аннигиляционная взрывчатка сокрыта где-нибудь в песках планеты, и как только не нее случайно кто-нибудь наступит, минимум полгалактики разлетится к …… матери. Но эту версию никто так и не выдвинул. Напротив, капитан мигом развеял явно неоправданные опасения:

– Успокойтесь, «Астория» исчезла по какой угодно причине, только не от того, что она взорвалась. А что касается программы на убийство… Фастер, ты в силах это выяснить?

– Пара пустяков, — служитель Брахмы наконец поднялся, отбросил в сторону свои четки и вытащил из кармана отвертку. — Фабиан, иди сюда.

– Иди сюда, титановая скотина! — рявкнул Айрант и для вдохновения притопнул ногой.

– Слушаюсь, господа, — робот покорно приблизился.

Фастер отключил питание и вскрыл ему череп. Как хирург профессионально орудует своим скальпелем, так и он манипулировал отверткой. Не менее мастерски, со знанием дела, безошибочно зная где и какой электронный нерв следует надавить, чтобы вызвать определенный рефлекс. Только вместо крови ему на пальцы брызнули капельки машинного масла. Робот лишь один раз дернулся и замер… Некое подобие наркоза. Фотодатчики погасли, искусственная мимика словно заржавела, левая рука, слегка опережая правую, также застыла в воздухе. Фабиан сейчас напоминал железного дровосека из далекой детской сказки. Того самого дровосека, который уже многие годы ждет маленькую девочку с волшебной масленкой.

Впрочем, Фастеру сейчас было не до романтики. Он осторожно достал изнутри комплекс блоков ОВП — оперативно-вычислительной памяти, кстати, такой же серый как мозг.

– Я пойду в свою лабораторию и проведу тщательное тестирование. Буду через полтора часа.

Он удалился, а робот так и остался стоять с потухшим взором, с мертвой механикой, у которой только что украли душу, и с заледенелыми руками, словно обхватившими Вечность… Зрелище немного комичное, напоминающее сломанную игрушку, которой долго-долго играли, но потом она порядком надоела.

Да… если все происходящее игра, то, пожалуй, самая невеселая на свете. В центральном отсеке вновь пришла к власти тишина, подавив ненавистные ей звуковые раздражения. Тишина эта имела и свой характер, и свой цвет, и даже свой запах. Действовала на нервы своей тяжестью и угнетала полнейшей неопределенностью. Она повелевала всем молчать, в ней тяжело было расслышать даже собственные мысли. Ко всему еще труп Оди и сотни его отражений безмолвными галлюцинациями раздражали взор и тем только усугубляли атмосферу всеобщей подавленности.