Джеймс Гарднер - Король в изгнании

Фестина нахмурилась.

– Я видела его на веревочной лестнице, – сказала она. – Тугодума при нем тогда не было. Значит, он, видимо, потерял его, когда убегал от воинов. Или он специально бросил его, чтобы бежать быстрее, или зацепился за что-то ремнем и у него не было времени его отцепить. – Она язвительно усмехнулась. – Когда я думаю о том, насколько часто я сама цеплялась своим тугодумом за кусты… что ж, в конце концов справедливость восторжествовала.

– Ты в самом деле была разведчиком? – спросил я. – С тугодумом и всем, чем положено?

В первый раз, когда Фестина упомянула о том, что была разведчиком, прежде чем я успел хоть что-то спросить, появился Ларри. Мне трудно было поверить, что разведчик когда-нибудь может стать адмиралом. Во времена моей молодости путь к повышению для разведчиков был закрыт и никто из них не мог стать даже капитаном корабля, не говоря уже об адмирале. Такова одна из причин, по которой отец заставил меня надеть черную форму: чтобы быть уверенным, что мне никогда не придется ни за что отвечать. (Или, возможно, просто потому, что среди членов Высшего совета не нашлось никого, кто сказал бы отцу, что от меня не будет никакого толку.)

– Да, Эдвард, – ответила Фестина. – Но историю своей жизни я расскажу тебе позже, а пока что у нас есть более насущные дела. Если мы найдем тугодум того вербовщика, в его памяти могут оказаться кое-какие полезные сведения.

Она устремилась вперед, прослеживая путь убегавшего от мандазарского ополчения вербовщика. Вскоре она крикнула Кайшо, чтобы та двигалась перед ней, – таинственные органы чувств балрога позволяли ориентироваться в темноте куда лучше, чем обычные человеческие глаза. Что касается Зилипулла, то у него не было никакого желания тащиться со скоростью инвалидной коляски, и он тут же обогнал нас. Могло показаться, что ему не так-то просто учуять след, учитывая, что здесь прошла целая орда воинов, но Зилипулл даже ни разу не отклонился от курса. Впрочем, неудивительно – ведь он сам прошел здесь всего полчаса назад и по тому же самому пути среди деревьев.

Вероятно, стеклогрудому пришлось туго, когда он бежал по склону холма сквозь ночную тьму, стараясь не споткнуться о бревно или не запутаться в кустах. К тому же местная растительность была не менее колючей и жгучей, чем земные терновник или крапива. Вербовщик наверняка все время цеплялся на бегу за сучья и ветки, пока в итоге не лишился своего снаряжения.

– Тугодум!

Фестина, присев, разглядывала лежащую в грязи большую сумку с множеством застежек и пряжек, из тех, что обычно вешают на плечо, прицепив к ней всякие мелочи. Она застряла в кустах с торчавшими во все стороны шипами размером со швейную иглу. Стекло-грудый, видимо, зацепился за кусты и запутался в них; в темноте у него не было никаких шансов высвободить сумку, не изранив в кровь руки, особенно если учесть, что его преследовала стая разъяренных воинов. Все, что ему оставалось, – отстегнуть ремень и бросить свое имущество.

Находка могла бы дать нам немало ценных сведений вроде содержимого памяти – если бы ее не втоптали в землю два десятка промчавшихся здесь мандазаров.

Куст с шипами был вмят в землю. То же произошло и с тугодумом – от него не осталось ничего, кроме расплющенного куска металла. И единственными данными, которые можно было с него считать, были отпечатки ног воинов.

Фестина продолжала ковыряться в земле, извлекая раздавленные останки содержимого сумки вербовщика. Большая его часть напоминала флотское снаряжение – служебный коммуникатор, набор инструментов и даже универсальная карта – экран, который мог разворачиваться из коробочки размером с ладонь в квадрат со стороной в метр.

Все это было покрыто грязью, и адмирал делала все возможное, чтобы не испачкать поверхности еще сильнее. Я присел рядом, разглядывая обломки. Пластиковый футляр набора инструментов раскрылся, показывая исковерканные внутренности – складной нож, ножницы, кисточка, несколько электронных ключей… Я вспомнил, где мог видеть такие ключи.

– Такими инструментами пользуются в Службе безопасности.

Все офицеры Службы, охранявшие отца и Саманту, носили при себе подобные штучки.

Фестина отломала пару веток и с их помощью приподняла футляр. Когда она придвинула его ближе к светящимся ногам Кайшо, стало видно, что он оливково-зеленый – цвет Службы безопасности флота.

– Инструменты Службы безопасности, – пробормотала Фестина, – и тугодум разведчика. А универсальными картами пользуются только в Дипломатическом корпусе.

– Так или иначе, но все это – флотское снаряжение, – согласилась Кайшо. – Там должны быть серийные номера.

Адмирал пошарила веткой среди обломков. Несмотря на вмятины и повреждения, обнаружить выбитые на каждом предмете коды оказалось достаточно легко. Во флоте всегда тщательно относились к учету и контролю собственного имущества.

– У тебя коммуникатор с собой? – спросила Фестина у Кайшо.

– Конечно.

– Тогда свяжись с базой Ирис и сверься с реестром материальной части. Свои личные коды доступа я тебе дам. Выясни, кто зарегистрирован в качестве владельца этого снаряжения.

Ноги засветились чуть ярче.

– Это приказ, дорогая адмирал? – с невинным видом спросила она.

– Знаю, знаю – балрог не подчиняется приказам низших существ. Считай это моей скромной просьбой.

– Мы к вашим услугам, – улыбнулась Кайшо.

Глава 18

РАЗМЫШЛЯЮ ОБ АДМИРАЛАХ

Кайшо шепотом бормотала в коммуникатор серийные номера, отдавая команды поиска компьютерам базы Ирис. Зилипулл сосредоточенно обнюхивал землю; Фестина направилась дальше, и, поскольку мне все равно нечего было делать, я двинулся за ней.

Увидев, что я иду следом, она подождала, пока я ее догоню, и даже слегка улыбнулась, когда я подошел. Я не помнил, чтобы адмиралы когда-либо дарили мне свои улыбки – да, иногда они смеялись, но не улыбались. В детстве отец, как правило, старался убрать меня куда-нибудь с глаз долой, когда к нам приходили другие адмиралы, но если кто-то оставался погостить на несколько дней, спрятать меня было невозможно, и тогда отец устраивал «семейные» завтраки, делая вид, будто мы – он, Сэм и я – каждое утро проводим за одним столом; вероятно, он думал, что таким образом сумеет произвести на гостей хорошее впечатление. Когда мы с сестрой стали достаточно взрослыми для того, чтобы поддерживать эту игру, он даже вешал на стену голографию нашей «покойной матери».

(Эта симпатичная блондинка была мне незнакома. Наша настоящая мать всего лишь выносила нас в своей утробе за плату, ее выбрали из-за отличного здоровья и умения хранить тайну. Насколько мне известно, ее изображения отец не хранил.)