Питер Уоттс - Морские звезды

Ее поражает еще одна мысль, более отвратительная, чем предыдущая. Большой рыбе больше не нужен рот. Она поглощает маленьких всем телом, словно какой-то гигантский деградирующий микроб.

— Групповой секс на рифте, — поясняет Актон. — Все большие, которых мы видели, это самки. А самцы — вот эти мелкие трахальщики размером с палец. Тут внизу со свиданиями туговато, поэтому они пристают к первой попавшейся женщине, которую могут найти, и вроде как сливаются с ней — их головы поглощаются, кровеносные потоки соединяются. То есть они — паразиты, уловили? Проникают в нее, а потом всю оставшуюся жизнь с нее кормятся. И их тут до хрена, но она больше парней, сильнее и могла бы съесть их заживо, если бы только…

— А он опять сидел в библиотеке, — замечает Карако.

Актон какое-то время пристально смотрит на нее.

Потом подчеркнутым жестом тыкает пальцем в раздутый труп, лежащий на палубе.

— Вот это мы. — Потом хватает одного из самцов-паразитов и отрывает его от тела. — А вот это все остальные. Уловили?

— А, — говорит Лабин. — Метафора. Умно.

Карл делает один-единственный шаг к нему:

— Лабин, я ужасно от тебя устал.

— Да ну. — Тот совсем не кажется напуганным и никак не реагирует на угрозу.

Кларк трогается с места; встает не прямо между ними, а немного в стороне, образуя вершину человеческого треугольника. Она понятия не имеет, что делать, если дело дойдет до драки, и не знает, что сказать для ее предотвращения.

Неожиданно она понимает, что даже не уверена, хочется ли ей их останавливать.

— Да ладно вам, парни, — Карако прислоняется к штативу для сушки. — А вы свои проблемы как-то по-другому уладить не можете? Может, вытащите линейку и померяетесь членами? Ну или еще как-то.

Все смотрят на нее с удивлением.

— Берегись, Джуди. Какая-то ты нагловатая стала.

А теперь все дружно переводят взгляд на Кларк.

«Неужели это сказала я?»

Долго, очень долго ничего не происходит. Потом Лабин хмыкает и уходит обратно в мастерскую. Актон смотрит ему вслед и, лишившись непосредственной угрозы, возвращается в шлюз.

Мертвый удильщик дрожит на палубе, топорщась паразитами.

— Лени, он действительно какой-то странный, — говорит Карако, когда шлюз затопляет вода. — Мне кажется, тебе лучше его отпустить.

Кларк только качает головой:

— Куда?

Ей даже удается выдавить из себя улыбку.

Она ищет Карла Актона, но каким-то образом находит Джерри Фишера. Тот грустно смотрит на нее с другого конца длинного туннеля. Их словно разделяет целый океан. Он ничего не говорит, но Лени чувствует его печаль, разочарование. «Ты солгала мне, — говорят ощущения. — Сказала, будешь приходить, видеться со мной, и солгала. Ты совсем про меня забыла».

Он ошибается. Она не забыла про него. Только пыталась.

Кларк не произносит этого вслух, но каким-то образом Джерри улавливает ее мысль. Его отношение меняется: грусть уходит, что-то холодное просачивается на ее место, столь глубокое и старое, что у нее нет слов для его описания.

Что-то чистое.

Сзади кто-то трогает ее за плечо. Она разворачивается, встревоженная, рукой прикрывая живот.

— Эй, успокойся. Это я. — Силуэт Актона вырисовывается на фоне слабого света, идущего от Жерла. Кларк расслабляется, мягко толкает его в грудь и ничего не говорит.

— С возвращением. Давно тебя тут не видел.

— Я… я тебя искала.

— В иле?

— Что?

— Ты там плавала на месте, вниз лицом.

— Я… — Она чувствует отзвук беспокойства, но не может вспомнить, по какому поводу. — Наверное, задремала. Сон видела. Столько времени прошло с тех пор, как я тут спала…

— Четыре дня, кажется. Я по тебе скучал.

— Мог и внутрь зайти.

Актон кивает.

— Пытался. Но я никак не мог протиснуть всего себя сквозь шлюз, а та часть, которая проходила… ну, получалась довольно жалкая замена меня. Если ты помнишь.

— Я не знаю, Карл. Ты знаешь, как я отношусь…

— Да. И я знаю, что на дне тебе нравится так же, как и мне. Иногда мне кажется, что я могу остаться здесь навсегда. — Он замолкает на мгновение, словно взвешивает слова. — Фишер все правильно понял.

Ей становится холодно.

— Фишер?

— Он все еще тут, Лен. И ты об этом знаешь.

— Ты видел его?

— Нечасто. Он довольно пугливый.

— А когда?.. В смысле…

— Только когда я один. И довольно далеко от станции.

Кларк оглядывается по сторонам, ее охватывает необъяснимый страх.

«Конечно, ты не можешь его видеть. Его тут нет. А даже если бы был, то слишком темно для…»

Огромным усилием воли она заставляет себя не включать фонарь.

— Он… Мне кажется, он очень сильно к тебе привязан, Лен. Хотя, думаю, ты об этом и так знаешь.

«Нет. Нет. Не знала. И не знаю».

— Он с тобой разговаривает? — Она не понимает, почему ей так не нравится эта мысль.

— Нет.

— Тогда как?

Актон какое-то время молчит.

— Не знаю. У меня просто такое впечатление. Но он не говорит. Это… Не знаю, Лен. Он там просто слоняется и наблюдает за нами. Не знаю даже, насколько его уже можно считать… нормальным.

— Он наблюдает за нами, — ее жужжание тихое и монотонное.

— И знает, что мы вместе. Я думаю… Думаю, он считает, что это как-то объединяет его и меня, — Актон замолкает на секунду. — Он тебе небезразличен, так?

О да. Это всегда начинается столь невинно. «Он тебе небезразличен, это так мило», а потом «он тебе нравился?» и затем «ну, ты, наверное, сама сделала что-то, иначе почему он продолжает к тебе клеиться», ну и кончается все стандартным «ты, долбаная шлюха, я тебя…».

— Лени, — говорит Актон, — я ничего не пытаюсь начать.

Она ждет и наблюдает.

— Я знаю, что ничего такого не было. А если бы и было, то сейчас никакой угрозы ваши отношения не представляют.

Такие фразы Кларк тоже слышала.

— Если подумать, это всегда было моей проблемой, — пускается Карл в рассуждения. — Я всегда должен был следовать тому, что говорили мне другие люди, а они… Люди лгут постоянно, ты же знаешь об этом, Лен. Потому неважно, сколько раз она клянется, что не пудрит тебе мозги, или что даже не хочет пудрить, как ты можешь знать об этом наверняка? Не можешь. Таким образом, предположение по умолчанию только одно: она врет. А поскольку лгут тебе постоянно, то это чертовски хороший повод для… ну для того, что я иногда делаю.

— Карл… знаешь…

— Я знаю, что именно ты мне не врешь. И даже не ненавидишь меня. А это вроде как весомые перемены.