Дмитрий Володихин - Мастер побега

«Хорошо бы мой дорогой цирюльник с белой повязкой имел сегодня множество дел. Тогда он не окажется здесь слишком быстро», – но в конце концов обязательно явится… На сей счет Рэм не имел ни малейших сомнений..

Профессор имел пристрастие ко всему изящному, удобному и красивому а значит, как правило, еще и дорогому. На стол он поставил сахарницу и две фарфоровые чашки с блюдцами из пандейского сервиза с клеймами знаменитой на всю Империю фабрики. Ее владельцы ходили в поставщиках двора Его Величества, о чем без ложной скромности сообщали на каждом клейме. Ложечки из витого серебра с эмалью легонько звякнули о блюдца. У профессора не было в доме сахара – ни крупицы! Точно так же, как не было у него и варенья, джема, протертых фруктов – иначе говоря, никакого продукта, нуждающегося в союзе с ложечкой. Зато хозяин всех этих красивых вещиц еще мог позволить себе роскошь любоваться ими. Вот почему, наверное, он столь долго разглядывал чайные принадлежности, не торопясь продолжить разговор.

Чай господин Каан любил весьма крепкий.

– Уважаю, знаете, такой чаёк, чтобы ложка торчком стояла! Иначе – бурда… – с этими словами он все-таки приступил ко второму раунду беседы.

Рэм усмехнулся. В столице пока не научились радоваться светленькому мочевидному кипятку с дюжиной чаинок. Еще научатся. Впрочем, ему же, Рэму, лучше. Чай поменял владельца, и теперь это не он расходует чай, а на него. Совсем другое дело!

– Превосходный чай, господин Каан, давно не пробовал такого. – Рэм усмехнулся. Он сказал одновременно правду и ложь. Забавно.

Профессор сделал попытку улыбнуться.

«Совсем плохо дело», – подумал Рэм.

– Попейте, попейте! Что же вы… Попейте как следует. Потом я все это спрячу, будем пить из простенького.

Рэм, по старой памяти подчиняясь рекомендациям учителя, сразу сделал большой глоток. Начал делать второй и поперхнулся, услышав из уст профессора коротенькую фразу:

– Твоего отца нет в живых.

– Что?

– Ну вот, я не предназначен для того, чтобы сообщать скверные новости… Как давно скончалась твоя мать?

– Шесть лет назад. Но с отцом-то… Отец-то… Я ведь к нему сейчас еду.

– Нет. Ехать там некуда. Три месяца назад городок, где он жил, где твой дом… был… его разбомбили южане. Отец твой писал мне: он пошел на службу в кавалерийскую бригаду добровольного резерва, секунд-лейтенантом Он и вам писал, но письма отчего-то возвращались…

– Да там некуда было доходить, мы сидели в котле на побережье!

– Понятно. Рэм, про все остальное я знаю из газет. Извините меня, извините меня, я… тут ничего не сделаешь. Командование как раз начало контрнаступление за Голубой Змеей, всех резервистов в одну ночь сделали бойцами регулярной армии. Целый корпус таких вот новобранцев ввели в прорыв, а сутки спустя он попал под каскадный ядерный удар. Там никого не осталось, Рэм. Ни единого человека. Я вычитал это из оппозиционных листков, за распространение которых сажают в тюрьму. Там часто врут. Но на сей раз сказали правду: в официальной прессе через неделю сообщили о том же, только мягче, обтекаемее, словно произошла какая-то частная неудача. Рэм, вы даже не сможете отыскать его могилу. Там, наверное, никакой могилы нет, и такая радиация, что… людям туда просто нельзя. Большая трагедия… я не знаю, какие еще слова добавить. Наверное, надо сказать: «Мужайтесь!» – но звучит почему-то до крайности глупо. Верно?

Профессор не знал, как ему закончить. Он так и не вышел из вопросительной интонации. А Рэм смотрел на господина Каана оторопело и все никак не мог понять: о нем идет разговор, о его отце или это слова из какой-то книжки? Последний раз он видел отца два с половиной года назад и тогда же последний раз был дома. Его домом давно стал Университет. Но Университет – это все-таки малый и молодой дом, а старый и большой, настоящий, остался за спиною, в захолустном городишке. Пока он существовал, Рэму было куда вернуться.

Без малого два года на фронте дали ему кое-какую уверенность в собственных силах. Вся она, до последней капли, моментально улетучилась после слов профессора Хватило ее на одно: поставить чашку на стол, хотя и мимо блюдца, иначе она полетела бы на пол и разлетелась вдребезги.

– Как же я? Куда же я? Куда же мне теперь? С кем я теперь буду?

Рэм давным-давно отвык от отца Сухощавый невысокий человек с загорелым лицом, грубыми руками и ранней просолью седины в темно-русых волосах много лет назад сросся с понятием «настоящий дом». Иногда Рэм думал: «Когда он умрет, я, наверное, не испытаю особенно сильной печали… Стыдно. Совсем зачерствел». Теперь отец мертв, и боль щекочет штыком кишки: почему не писал ему, когда мог? Почему не повидался с ним лишний раз, когда мог? Он ушел, а ты ему остался должен и никогда уже долга не отдашь…

Рэм бормотал свои дурацкие вопросы: «С кем… куда… где…» – глядя в одну точку и потирая рукой подбородок. Профессор молчал. А он никак не мог выйти из ступора Он все не решался сказать себе: «Точно сказал Дэк, ты жалкий оборванец и дезертир. Ты никто. Без дома, семьи и места в жизни. Ты даже в Университет не можешь вернуться – из дезертиров в студенты дороги нет». Все это он скажет себе потом, через несколько дней. А пока он сидел за столом и постепенно погружался в ощущение безвыходности.

Куда ему? А никуда.

Где он? Да нигде. В бегах.

Кто он? Никто. Никтошечка без имени и звания.

С кем он? Ни с кем, нет у него никого…

Нет есть! Дана, Дана! Есть у него свет! «Я жду тебя! Я буду тебя ждать». Ему надо к Дане. Очень быстро. Как можно скорее!

– Я могу оставить вас у себя, – промолвил господин Каан, глядя на Рэма с жалостью. – Живите, пока не устроитесь как-то.

– Нет-нет. Мне надо к Дане. Мне срочно надо к Дане!

Рэм встал и пошел к дверям. Надел ранец, взялся за винтовку. Лихорадочная жажда деятельности объяла его. Горячая энергия наполнила все его существо. Скорее. Как можно скорее! Не опоздать. Как можно находиться здесь, когда свет – там, с Даной?!

Господин Каан пусть и знал свою слабость, пусть и понимал: кому он сейчас поможет, кого защитит? – а все-таки сказал ему через силу:

– Останьтесь у меня, Рэм! Вам некуда идти. Вам следует набраться сил, я помогу вам найти службу… помогу… всем, чем могу. А уж потом, подготовившись, езжайте куда хотите. Да кем вы будете в этом хаосе? А тут все же четыре стены и крыша над головой.

– Спасибо. Но я взрослый мужчина, а в этом хаосе обязательно найдется тот, кому нужна пара мужских рук. Я не пропаду.

Господин Каан неловко обнял его.

– Я очень хочу, чтобы у вас все как-то наладилось…

– Тогда ответьте мне на один вопрос.

– Да?

– Есть ли у вас черный ход?

Дергунчик ждал его во дворе с отрядцем из двух амбалов мясницкого вида, давешнего толстяка и человека в котелке и с пенсне. По одежде – лавочники, да университетский приват-доцент с ними. Сам Дергунчик успел вооружиться тяжелым жандармским пистолетом, а толстяк держал кавалерийский карабин, изготовившись к стрельбе.