Андрей Бочаров - Я и Я (сборник)

Я ожидал по пробуждении, что сейчас начнется самое интересное. Знакомство с двойником. Первый контакт. Объятия. Обмен впечатлениями. Интересно взглянуть на себя со стороны! Я даже волновался слегка. Однако явилась Катя. Получасом позже – машина, конвой. И меня препроводили к месту дальнейшего отбывания.

– А что мой двойник? – спросил я, прощаясь с Валерой.

– Вы первый его почувствуете. Во всяком случае, по идее – должны.

– Я продолжу о вас хлопотать, – заверила Катя. – Теперь уже вам недолго осталось.

– Ну? Ты его еще не почувствовал? – приставал ко мне Рафик первые два дня. – Он в коме, – тут же комментировал он мои ощущения, а вернее отсутствие их. – Его будут постепенно из этого состояния выводить. Начнут, как только синаптические связи зафиксируются достаточно прочно. Я понимаю, время надо. Но, может, ты уже что-то чувствуешь? Совсем ничего?

На третий день я проснулся с посторонним для себя ощущением – осязательного характера. Какие-то странные впечатления вплетались в картину вчерашнего дня. Одно из них было особенно острым. Словно мне всадили укол.

– Да! – обрадовался Рафик. – Они тебя колют! Аналогом фермента протеинкиназы М-зета! Укрепляет связи между нейронами, – более спокойно добавил он.

Кроме того, была горечь и сухость во рту, но скоро прошла.

– Все правильно. Вначале пробуждаются контактные органы восприятия, – комментировал Рафик.

На следующее утро мне припомнился запах недорогих духов. Как будто в камере, пока я спал, побывала женщина. Недорогая.

– Так! – Рафик торопливо активировал свой телефон. – Нина! Какие у тебя духи? «Сонька», – сказал он мне. – «Золотая ручка». Говорит, что Витя их всем дарит. Вот и ей на днях подарил. Попробуй с ним разговаривать! – велел он моей сиделке.

Скоро я стал обнаруживать в своей памяти голоса, не относящиеся к моему тюремному окружению. Я их идентифицировал, как принадлежащие Валере и Нине.

– Дистантные органы заработали! – ликовал Рафик.

Я даже выдал ему пару фраз, которые обычно произносят у постели больного озабоченные врачи. И одну – более риторического характера. Что-то начет доброты, которая спасет мир. То, что эта фраза действительно имела место и принадлежала навестившему моего двойника заказчику, Рафик тут же установил.

– Считается, что во сне упорядочивается информация, полученная за день, – теоретизировал Рафик. – В твоем случае – от двух источников: от тебя и от параллельного тебе двойника. Происходит, некоторым образом, перезагрузка. Валера считает, что пора нам тебя будить.

Я, конечно, не сразу понял, где нахожусь. Тем более что меня окутывала такая плотная тьма, что я первым делом запаниковал. Я замычал.

– Успокойтесь, подопытный! – донеслось до меня, как сквозь вату в ушах. – У вас на глазах повязка. Вечером снимем, а пока полежите так.

Я ужаснулся слову «подопытный». Подозреваемым приходилось бывать, потом сразу подследственным и поднадзорным, а теперь и подопытного сделали из меня? Я почему-то решил, что ко всем этим моим состояниям причастна одна и та же система – органы внутренних дел. С органов внутренних дел мысль соскочила на трансплантацию внутренних органов. Я еще более ужаснулся. И еще отчаянней замычал. Этот ужас стимулировал кое-какие процессы в мозгу, и я тут же припомнил все, что произошло в действительности. Рафик сказал: будем будить. Я припомнил вчерашний тюремный день. Я припомнил, что припомнил, как в больнице вчера кто-то утешал меня добротой. Припомнил, что припомнил? Или припомнил то, что непосредственно рядом со мной, у моей больничной койки произошло?

Я ощутил легкое беспокойство. Как будто кто-то влез в мой мозг. Или призрак рядом возник невидимый. Я даже тайком от Рафика обшарил воздух вокруг себя. Никого, естественно, не обнаружив. Минуту спустя беспокойство прошло, как будто его и не было.

Рафик в своем углу терзал телефон.

– Ну что? Мычит? – спрашивал он в трубку. – Ты мычишь! – радостно сообщал мне. – Ты знаешь, что тебя только что разбудили?

В течение дня я несколько раз пошевелился, а к вечеру уже умел поднимать и опускать руку. Были сумерки, когда с глаз сняли повязку. То ли это башка кружится, то ли мир кружится вокруг башки, пытался понять я. Мне с трудом удалось остановить вращение.

Темный фон. К нему под прямым углом примыкает другой темный фон. На нем – белый прямоугольник.

– Ну, как самочувствие? – сказало мне что-то не столь темное и прямоугольное, несомненно живое, несомненно умеющее говорить. Я знал, что это за существо и для чего предназначено, я видел его раньше, но как оно называется, не мог вспомнить никак.

Существо взяло меня за руку. Баба, догадался я.

– У тебя зрительная предметная агнозия, – сказал Рафик. – Будем надеяться, что это пройдет.

– Это не «Сонька», – сказал я.

– Ее Нина зовут.

– Она сменила духи.

Большей частью я спал. Засыпал внезапно – это походило на обмороки. Просыпался медленно и неохотно. Припоминал обстоятельства моего пребывания здесь. Да и вообще – в мире сем. Валера говорил, что такая работа ума мне крайне необходима. Особенно на первых порах. Он настаивал, чтобы я в мельчайших подробностях вспоминал вчерашний день, проведенный мной на больничной койке. И особенно скрупулезно – вчерашний день, проведенный в тюрьме. Мало-помалу я начинал говорить. Но больше думать. Были поводы.

– Долго я овощем буду? – спрашивал я Рафика.

– Аутоидентификация налицо, – отвечал он. – Ну, может быть, и не до последней энграммы, но тождество личности можно с уверенностью констатировать. Вы прекрасная ЭПР-пара. С неким подобием нелокального взаимодействия. Овощем? – вспоминал он поставленный мной вопрос. – Так это же от тебя зависит! Надо учиться ходить, выполнять какие-то задачи… В общем, адаптироваться к телу. Осваивать, так сказать, матчасть. Думать ты умеешь уже.

Скоро я научился ходить и держать ложку. К этому времени относится и мое знакомство с Витей. Как-то он заглянул в палату.

– Если что понадобится – памперсы там или питание, – спроси у Вити. О-ка? Это я так «о’кей» говорю, – пояснил он. – Витя принесет или с кем-нибудь передаст.

– Кто этот Витя?

– Я. Ну, ты пока спи. Здоровый сон не в тягость Камера комфортабельная. Вернее, палата. Тут однажды один диссидент сидел. Вернее, лежал.

«Заказчик», – догадался я. И задумался: зачем я ему?

На следующий день, проснувшись, я обнаружил возле кровати пару гантелей.

– Витя передал, – сказала Нина, находившаяся при мне бессменно. Ввиду таинственности предприятия никто, кроме нее и Валеры, не был в него посвящен.