Константин Малахов - Молния среди леса

– Ну конечно, – я позволил себе немного снисходительности. – Он, наверное, и не думал о том, что пугает людей. Полностью погрузился в работу.

– Да уж. Еще бы чуть раньше за такое вполне могли поднять местный бунт. Избу спалить, возможно вместе с хозяином. Но сейчас и возмущаться то особо некому, в нашем Чернолесье по крайней мере. Вы говорите, он был не так уж далеко от наших подземных жителей. Любопытно, это имеет отношение к его работе либо это еще один…населенный пункт?

Я тоже задумался. Из головы совсем вылетел факт про свет под землей. Отказываться от только что выстроенной версии ну совсем не хотелось, и я стал размышлять, втягивая Костомарова в мозговой штурм.

– Неизвестно, однако…вы кажется упоминали плотника, который здесь раньше жил и чью резьбу я обнаружил около того входа? Я к чему – может быть жители там прячутся? Или Хуртинский сам предложил им новое место. Может временно, – перебирал я все возможные варианты.

Корней Аристархович помолчал, затем съел ложку варенья, не спеша, со вкусом и уже затем сказал:

– Нет смысла долго гадать. На суд мы его все равно вряд ли поведём. Нужно сходить к сему господину и поговорить. Может он не злодей, а как вы подметили – не замечает эффекта от своих действий. Возьмем с собой председателя.

– Просто вот так вот прийти и сказать – мы знаем обо всех ваших делах? Прекратите это пожалуйста?

– Ну, а почему нет? – Костомаров скрипнул табуретом и стал подыматься на костылях. – Мы ведь не знаем, что он замыслил и только его реакция на наши вопросы может помочь это прояснить. Толи он начнется отпираться от содеянного, то ли устыдиться, или, что вероятнее всего, скажет, что мы ни черта не понимаем и лишь мешаем ему.

– И что мы тогда будем делать?

Костомаров направился к двери исподлобья смотря ровно вперед.

– Настаивать, – он обернулся ко мне. – Не стоит откладывать это в долгий ящик, друг мой.

– Вы правы, док, но… – я немного замялся, пытаясь весело составить фразу, – а можем мы отложить не в долгий ящик, а в близкий? Я очень быстро…поем.

Мне было почему-то стыдно, словно я какой-то избалованный мальчишка, которому захотелось кушать и стою тут, топаю ножкой. Возбуждение заглушило мой голод, но сейчас первую партию в моем организме исполнял именно он.

После принятия пищи (док настоял, чтобы я поел как следует, а также выпил очередной чудодейственной настойки) мы бодро зашагали в деревню. Костомаров все так же взглядом пробивал себе путь, а я буквально дрожал от возбуждения или неопределенности, схожее чувство испытываешь, когда готовишься выступать перед толпой или сдавать экзамен.

Председателя долго искать не пришлось – он стоял во дворе, опершись на ветхую деревянную тачку и о чем-то беседовал с Наседкиной. Мы поздоровались и Костомаров вкратце обрисовал общую ситуацию и наш конкретный план.

Реакция Галины Ивановны была какой-то напряженной, словно она на кого-то разозлилась. Что ж, понять ее, думаю можно. Игнат Никитович снова спрятался в своем коконе, покивав нам, смотря в пол и сложив руки за спиной.

– А он того, зверей своих нас травить не будет? – спросила Наседкина и быстро обернулась в сторону своей избы.

Трое мужчин переглянулись между собой.

– Не думаю, – спокойно сказал доктор. – Какие-то эксперименты он с ними проводит, но не по управлению же. Скорее всего выращивает новый вид из-за чего и появляются такие вот красноглазые.

О волке Корней Аристархович благоразумно умолчал.

– А если это не он? – снова оглянулась назад Наседкина.

– Ну, а мы и не будет изображать арестную группу, -спокойным голосом ответил док. – Для начала просто поговорим насчет нашей ситуации с животными. Скажем, что совершенно не желаем вмешиваться в его жизнь, но очень желаем знать, чего нам стоит опасаться, а чего нет.

– Нелюдимый он, – пробурчал председатель. – захлопнет перед носом дверь и все.

– Может быть вас, Игнат Никитович, он не так в штыки примет, – приободрил председателя Костомаров, когда, решившись, мы зашагали к таинственному ученому.

– Да я-то что, – забубнил как-то съёжившись Игнат Никитович. – В чужую жизнь не лезу. Зла никому не желаю. Живут себе и живут.

На этом наша дискуссия прекратилась. Костомаров уверенно пошел первым и мы, словно утята за мамой, поплелись следом.

Глава 13. Смертельная ловушка.

Итак, мы все окружили избу. Прислушались, но кроме обычного лесного фона ничего не доносилось.

Костомаров уверенно заковылял к входной двери и уже на пороге обернулся, окинув взглядом наш отряд и громко постучался. Никакой реакции. Постучал еще, но упрямая тишина не изменялась. Док подергал ручку.

– Заперто.

– Нема? – осторожно спросила Наседкина.

Костомаров не ответил и зашагал к боковой стене. Я последовал за ним и все остальные растянулись в человеческую цепочку, заканчивающуюся председателем. Стена, обращенная к лесу, выглядела вполне обычно, а вот окно было узкое, словно бойница в крепости. Максимум, что через него было видно – дощатый потолок.

– Что будем делать, док? – я повернулся к Корнею Аристарховичу.

 Тот по очереди оглядел всех нас и сказал, тоном таким уверенным, словно это был приказ военного командира своим солдатам.

– Нужно лезть в окно. Это, конечно, чужое жилище, и оно священно, но и обстоятельства необыкновенны. Думаю, господин Хуртинский нас поймет, – и добавил: – а если нет, то вряд ли пойдет к властям жаловаться.

Во мне в первую секунду сработал предохранитель, который сразу же оповещает о нехороших намерениях. Он есть у каждого человека, у кого это чутье, у другого – свод жизненных правил. Жаль только, что он человека током не бьет, чтобы слушался. Было бы эффективнее. А так – это больше мигающая красная лампочка в голове. Вот и я вначале замер от предложения доктора, но потом хитрое сознание все объяснило: этим мы поможем тем нескольким жителям, которые есть в этих лесах, я смогу написать удивительнейшую историю и может даже издать ее безо всяких альманахов. И вообще жутко интересно, чем там этот ученый занимается. Убедив сам себя и взглянув на окно, я обернулся к нашей группе:

– Лезть придется мне?

Игнат Никитович и Наседкина переглянулись, а доктор, повиснув на костылях, лишь развел руками.

Очень не хотелось бить стекло, но вытащить его не получилось, рама была добротно сработана. Звон стекла от соприкосновения с поленом казался таким громким, что встрепенулся лес. Меня подсадили и я, предварительно убрав острые осколки из рамы свалился внутрь помещения.