Дин Кунц - Античеловек

– Иди за мной, – сказал Он.

Мы сошли со снегохода.

– Нас должны интересовать две вещи, – продолжал Он. – Первое – это тело-матка. Оно неподвижно и потому не доставит нам особых неприятностей.

Сейчас оно привязано к своей нынешней форме и никак не успеет измениться и удрать. А второе – это андроид, созданный Хайдом. Возможно, сейчас он не бродит где-нибудь по окрестностям, а все еще сидит в Нью-Йорке и пытается отыскать тебя. Но если он находится здесь, в этом районе, то может попытаться напасть на нас сзади, когда мы будем разбираться с маткой.

Запомни, Джекоб, поскольку матка и андроид суть один организм, то, как только матка узнает о нашем приближении, в то же мгновение андроид-Хайд тоже будет об этом знать.

Я кивнул. Я слушал, что Он мне говорит, но чувствовал себя так, словно все это происходит во сне или вовсе не со мной.

Мы двинулись к домику.

Здесь снежный покров был всего лишь в полфута глубиной – холм, на котором стоял дом, хорошо обдувался ветром, и потому снег здесь не залеживался. На некоторых участках тропинки из-под снега даже проглядывала твердая, промерзшая земля. У меня мелькнула мысль: насколько легче бы было, если бы мы могли позволить себе поджать хвосты и удрать...

До входа в небольшой домик оставалось футов десять, когда я почувствовал, что земля у меня под ногами дрожит. Сперва я решил, что началось землетрясение, но тут же вспомнил, что матка-Хайд сделала с оленем.

Внезапно шагавший передо мной андроид-Джекил оказался окружен кольцом коричневато-розовой желеобразной плоти. Он повернулся, словно в поисках пути к отступлению, потом вскинул руку в защитном жесте. Но в это мгновение мне стало не до того, чтобы глазеть по сторонам: вокруг меня взметнулась вторая волна скользких щупалец – трепещущие, извивающиеся колонны бесформенной плоти. Я держал ружье наготове, а наркопистолет пристроил в карман, откуда его можно было быстро выхватить – любая задержка могла оказаться фатальной.

Я быстро опустился на одно колено, вскинул ружье и выстрелил в место наибольшего скопления псевдоподов. Пуля вырвала изрядный кусок плоти и отшвырнула его на снег – умирать, поскольку теперь он был лишен целительного воздействия тела-матки. Псевдоподы заколебались, попятились, потом снова двинулись вперед, хотя и менее решительно, чем прежде. Я выстрелил еще раз и начисто оторвал отросток, поврежденный предыдущим ударом. Но было поздно. Другие щупальца вцепились в меня, слились и окружили меня огромной вакуолью.

Я попытался еще раз нажать на спусковой крючок, но псевдоплоть облепила меня, словно цемент, так плотно, что я не мог даже пальцем шевельнуть, не мог передвинуть дуло ружья, чтобы, в случае чего, не прострелить себе ногу.

В ловушке...

Я почувствовал странное влажное прикосновение, от которого защипало лицо, ощущение сырости, проникающей под одежду. Сперва я не понял, что происходит, но потом до меня дошло: стенки вакуоли начали выделять пищеварительные ферменты. Сперва под воздействием сильной кислоты исчезнет мое лицо, потом расползется одежда, а потом желудочный сок разъест тело...

Я закричал. Получился какой-то приглушенный звук – словно ребенок кричит из-под одеяла.

Я боролся с окружающей меня резиновой плотью, пытался пнуть ее, ослабить смертельную хватку, но быстро понял, почему олень не смог вырваться. Липко-холодная псевдоплоть больше всего походила на клей. Ее невозможно было стряхнуть.

Я почувствовал, как у меня к горлу подкатывает рвота, и попытался усилием воли загнать ее обратно. Сейчас мне было некогда поддаваться физической слабости, сейчас нужно было думать, думать, думать, словно бешеный. А может, пора было умирать...

Я закричал. Но когда я открыл рот, туда тут же заползла псевдоплоть. На вкус она была кислой и мерзкой. Я попытался выплюнуть ее, но не смог. Я захрипел и понял, что мне не грозит опасность быть переваренным заживо – я задохнусь гораздо раньше. И то хорошо.

Потом вакуоль внезапно разломилась, лопнула, словно перезревший фрукт.

Порыв холодного аляскинского ветра хлестнул меня по лицу и высушил слизь.

Она не успела причинить мне особого вреда, только кожа покрылась сыпью и горела. Прежде я проклинал холодный климат Кантвелла. Теперь я благословлял его. Он был неизмеримо лучше липкого, душного тепла пищеварительной вакуоли.

Псевдоплоть начала съеживаться, морщиться и отползать, словно я вдруг стал неприятным на вкус. Или на ощупь. Минуту спустя я был свободен, а псевдоплоть клубилась вокруг, словно сгоревшая бумага – серая, сухая, готовая рассыпаться в пыль при малейшем прикосновении.

– Еле вывернулись, – сказал Он, наклоняясь и протягивая мне руку.

– Но что...

– Хайд мог бы проделать со мной то же самое, если бы первым до этого додумался. Я просто трансформировал пальцы, проник в его тело и произвел кое-какие изменения на молекулярном уровне. Я запустил процесс, и он пошел, как цепная реакция, и в конце концов по псевдоподам добрался до тела-матки.

– Ты хочешь сказать, что матка-Хайд уже мертва?

– Сейчас проверим, – сказал Он.

Он поднялся на крыльцо и вошел в дом, я за ним следом. Дверь была не заперта, стекло выбито. Мы осмотрели верхние комнаты, убедились, что там ничего нет, и пошли к погребу. Он открыл люк и заглянул в погреб, устроенный почти так же, как тот, в доме Гарри. Мы ничего не увидели – в погребе царил абсолютный мрак. Он нашарил выключатель и повернул его. Ничего не произошло.

Мы постояли рядом, глядя в темноту. Непроглядную, кошмарную темноту...

– Он мертв, – сказал я.

– Мы должны убедиться.

– Ты же сказал, что это была цепная реакция.

– Да.

– Значит, он должен был умереть.

– Я спущусь вниз, – сказал Он. – Я должен быть уверен в его смерти. А ты покарауль здесь на тот случай, если андроид-Хайд поблизости. Если увидишь его, не строй из себя героя, а сразу кричи. Я могу успеть прочесть твои мысли, а могу и не успеть, так что...

– Но...

Он не дал мне времени подыскать новый довод. Он просто зашагал вниз по лестнице, оставив меня в гостиной. Мне было страшно, как ребенку в темной комнате, когда он видит, что по стенам ползут какие-то тени, и не знает, что можно с ними сделать. Я принялся ощупывать стену гостиной в поисках выключателя. Нашел. Нажал. Еще раз нажал. И еще. Результат нулевой. Свет так и не зажегся.

Я занял наблюдательную позицию у дверей гостиной, откуда можно было, не сходя с места, видеть и спуск в погреб, и входную дверь. Лежащий на улице снег был превосходным фоном, на котором можно было заметить любое движение.

Я переводил взгляд с одной двери на другую и ждал...

Я слышал, как Он прошел по лестнице и ступил на каменный пол погреба.